Кровь Янтаря

— М-м. Ну, у меня были затруднения с Колесом-Призраком. Я решил уже, что почти уговорил его принять нашу сторону, но мама, похоже, подумала, что я не очень-то спешу, и решила попытаться связать его мощным заклинанием…

— Подожди минутку. Ты говоришь о Призраке? Как ты с ним связался? Те Козыри, которые ты нарисовал, бесполезны.

— Знаю. Я туда дошел.

— Как тебе это удалось?

— В акваланге. Я надел водолазный костюм и баллоны с кислородом.

— Обалдеть! Интересный подход.

— А ты думал, меня за красивые глаза считали лучшим продавцом в «Гранд-Ди»? Да к тому же я почти уболтал Призрака. Тут мама догадалась, где я тебя заныкал, и решила предпринять экспедицию, чтобы взять тебя за жабры и разменять в переговорах… как будто бы ты на нашей стороне. После того как ты пустил ее планы по ветру и мне пришлось идти и отбивать ее у тебя, мы снова разделились. Я подумал, что она вернется в Кашфу, но она вместо этого двинула в Крепость — по-моему, чтобы подготовить на Колесо-Призрак массированную атаку. Похоже, что она сделала что-то не то и невзначай освободила Шару, а тот вновь занял свое место и захватил ее в плен. Так или иначе, я получил от нее это безумное послание, и вот…

— А этот старый маг, — сказал я, — проторчал там… сколько времени?

Льюк начал было пожимать плечами, но вдруг передумал.

— Дьявол, ну не знаю я… Кого это заботило? Когда я был мальчишкой, он был вешалкой для плащей.

— Вешалкой для плащей?

— Во-во. Он проиграл в колдовской дуэли. Я не очень-то знаю, кто ему приложил — мамочка или отец. Хотя, кто бы ни врезал, застигло его на полуслове: руки простерты и все такое. Так его и заморозило, твердый стал, как доска. Его поставили в прихожей и вешали на него плащи и шляпы. Время от времени стирали пыль. Я, когда был маленьким, даже вырезал у него на ноге, будто на дереве, свое имя. Он для меня всегда оставался мебелью. Это потом я узнал, что в лучшие свои дни он был крут…

— А этот парень носил когда-либо синюю маску на работе?

— Достал уже! Ничего я не знаю о стиле, в котором он работает. Слушай, давай не будем отвлекаться, иначе она окажется здесь, прежде чем я закруглюсь. На самом деле, может быть, нам сейчас надо бы уйти, а остальное я мог бы дорассказать и потом.

— Ну уж нет, — сказал я. — Как ты верно отметил этой ночью, ты — мой пленник. Я еще не настолько спятил, чтобы отпускать тебя, не узнав куда больше, чем знаю сейчас. Ты — угроза Янтарю. Та бомба, которую ты бросил на похоронах, была вполне реальна. По-твоему, я хочу предоставить тебе еще одну возможность пострелять по нам?

Льюк улыбнулся, затем улыбка исчезла.

— И с чего тебе надо было родиться сыном Корвина? — сказал он. Затем спросил: — Могу я дать тебе свое слово?

— Не знаю. Ты представляешь, во что я вляпаюсь, если всплывет, что я тебя взял — но отпустил? Какие условия ты выговариваешь? Клянешься прекратить войну против Янтаря?

Льюк пожевал нижнюю губу.

— Не вижу, как это можно сделать, Мерль.

— Есть кое-что, о чем ты не рассказал, верно?

Он кивнул. Затем вдруг ухмыльнулся.

— Но я могу предложить тебе сделку, отказаться от которой ты не сможешь.

— Льюк, перестань сбывать мне залежалый товар.

— Засеки минуту, о’кей? И ты поймешь, почему не можешь позволить себе отказаться.

— Льюк, я не куплюсь.

— Всего лишь одну минуту. Шестьдесят секунд. Ты волен сказать «нет», когда я закончу.

— Ладно, — сказал я. — Говори.

— Отлично. У меня есть информация, жизненно важная для безопасности Янтаря, и я уверен, что никто об этом даже не подозревает. Я выложу ее после того, как ты мне поможешь.

— С чего бы это тебе захотелось отдавать нам такие козыри? Или ты решил капитулировать?

— Не хочу, но так уж суждено. Это все, что я могу предложить. Помоги мне перебраться туда, куда мне надо, — туда, где время течет гораздо быстрее, чтоб я вылечился за день или около того по времени Крепости.

— Или, полагаю, по-местному, например.

— Верно. Затем… ой-ей!

Льюк растянулся на кровати и, прижимая к груди здоровую руку, принялся стонать.

— Льюк!

Он поднял голову, подмигнул мне, глянул на дверь и продолжил стенания.

Вскоре в дверь постучали.

— Войдите, — сказал я.

Вошла Винта и внимательно посмотрела на нас обоих. На мгновение — когда она взглянула на Льюка — показалось, что на ее лице появилось выражение искренней озабоченности. Затем она приблизилась к кровати и положила ладони ему на плечи. Так она простояла с полминуты, затем возвестила:

— Будешь жить.

— Одно плохо, — отозвался Льюк, — я не знаю, благословение это или проклятие.

Затем он обнял ее здоровой рукой, притянул к себе и поцеловал.

— Привет, Гэйл, — сказал он. — Давненько не видались.

Винта отодвинулась с меньшей поспешностью, чем могла бы.

— Кажется, ты уже поправился, — заметила она. — Я полагаю, что Мерль как-то помог тебе.

Винта на миг слегка улыбнулась, затем продолжила:

— Да уж, давно не виделись, глупыш. Тебе по-прежнему нравится поджаренная с обеих сторон яичница?

— Нравится, — признал он. — Только не из полдюжины яиц. Может быть, на сегодня два. Я немного не в форме.

— Отлично, — сказала она. — Пойдем, Мерль. Ты мне нужен как наблюдатель.

Льюк, несомненно пребывавший в убеждении, что разговор пойдет о нем, подарил мне веселый взгляд. Я не был уверен, что хочу оставлять его одного, пусть даже все его Козыри будут у меня в кармане. Я все еще не знал, насколько далеко простираются его способности, а о его намерениях я знал еще меньше. Поэтому я уперся.

— Может, кому-то нужно остаться с инвалидом? — сказал я.

— С ним все будет нормально, — сказала она, — а мне может понадобиться твоя помощь, если я не отыщу слугу.

С другой стороны, может быть, у нее есть для меня что-то интересное…

Я нашел рубашку, натянул ее и прошелся ладонью по волосам.

— О’кей, — сказал я. — Увидимся попозже, Льюк.

— Эй, — позвал он, — посмотри там, не найдется ли для меня трости. Или вырежи посох или что-нибудь такое…

— Это так спешно? — спросила Винта.

— Разве предугадаешь? — отозвался Льюк.

Я достал свой клинок и взял с собой. Пока мы с Винтой спускались по лестнице, мне пришло в голову, что, когда любые двое из нас остаются наедине, нам, вероятно, всегда есть что сказать о третьем…

Как только мы оказались за пределами слышимости, Винта заметила:

— Он рисковал, идя к тебе.

— Да уж.

— Должно быть, дела его были из рук вон плохи, если оказалось, что ты — единственный, к кому он может обратиться.

— Пожалуй, это верно.

— К тому же я уверена, что ему нужно еще кое-что, кроме временного убежища.

— Вероятно, так.

— Какого черта — «вероятно»! Он должен был уже спросить!

— Наверное.

— Так он спросил или нет?

— Винта, похоже, ты сказала мне все, что намеревалась, — заметил я. — Ну, и vice versa. Мы в расчете. Я не должен тебе никаких объяснений. Если я почувствую, что Льюку можно доверять, я буду ему доверять. Все равно я еще ничего не решил.

— Значит, подачу он уже сделал. Я могла бы помочь тебе принять решение, если бы ты сказал, что это было.

— Нет уж, спасибо. Вы друг друга стоите.

— Я беспокоюсь только о твоей безопасности. Не спеши отвергать союзника.

— Да я не спешу, — сказал я. — Но если ты не будешь зацикливаться на Льюке, то легко сообразишь, что о нем я знаю гораздо больше, чем о тебе. Я думаю, что знаю нечто, чего не следовало бы доверять ему, — и я знаю нечто, что вполне могу ему доверить.

— Надеюсь, свою жизнь ты на кон не поставил?

Я улыбнулся.

— В этом вопросе я стараюсь быть консерватором.

Мы вошли в кухню, где она поговорила с женщиной, которую я раньше не встречал, но которая, видимо, всем здесь заправляла. Винта дала ей указания по поводу завтрака и через боковую дверь вывела меня в патио. Оттуда она указала на рощицу на востоке.