Страница 7 из 67
— Я не поеду, что тут... на силу надеетесь около слабой женщины!
— Ну, это уже ваше дело. Не хотите ехать, так идите себе! Я свидетеля вот имею. Вы понимаете, что такое боевой приказ генерала?! Не поеду...
— Пустите дверцы, вы слон! — истерически добивалась Мария.
— Хоть и мамонт, мне все равно. Поймите вы... А еще жена генерала. Я через четверть часа должен доложить генералу! Андрей Тихонович, посмотрите, как беспокоится, совестью, говорит, отвечаешь. А тут и головы может не хватит с таким бессознательным народом. Охота мне с вами возиться... Разве я не мог бы с добровольческими ротами фашистские танки поджигать? У немцев она останется... — бормотал взволнованный водитель командира, бросая чемодан на переднее сиденье.
За дорогой, на краю леса, разорвался фашистский снаряд. Водитель молниеносно опрокинул оторопелую хозяйку Марии на землю, сам упал возле машины. Кусок чугуна от разорванного снаряда просвистел где-то над ними, звякнули стекла в доме. Машину накрыло густой пылью с песком, падала выкорчеванная придорожная ботва, тогда водитель поднялся и стремительно вскочил в открытую дверь. Авто, как раненое животное, взревело и рвануло прочь.
— Мужчина в нашем положении — венец дела! — рассудительно подытожила Дарья Семеновна, переползая в свой дом.
— У немцев она останется!.. — еще раз сказал Витя, властно поворачивая руль, чтобы объехать метровую воронку от снаряда. И тут же свернул с дороги на лесную просеку, просто на восток.
В авто, на мягком, хотя и довольно потертом бархатном сидении, Мария Иосифовна уже не протестовала. Собственно, внутренний протест, перемешиваясь с сожалением и еще с какими-то неясными чувствами, и составлял в тот момент ее перемолотое страшной суматохой тяжелое настроение. В таком психологическом состоянии исчезновение дочери давало о себе знать только как острая рана. Опустив руки и ослабив нервы, Мария плакала.
А Витя тогда наверстывал упущенное.
Не глядя на спидометр, не прислушиваясь к надсадному вою мотора, он определял скорость движения по мельканию деревьев, стволы которых толпились бесконечной чередой, наперегонки мчались вдоль него, чтобы через мгновение прошмыгнуть мимо.
— Шестьдесят... Семьдесят... Детская скорость, — вслух думал Витя, регистрируя глазом надоедливые стволы деревьев. — Генерал сказал бы: по-рачьи ползешь...
И нажимал на педаль газа. Пересекали запруженные войсками дороги, куда-то поворачивали и снова гнали, как будто наперерез. Мария Иосифовна уже и не думала дальше протестовать. Даже выглянуть в окно не решалась: в машине сквозь гул мотора слышалась тяжелая поступь войны. Женщина чувствовала стыд за свое лихорадочное поведение. Из какого ада выхватил! Но... выхватил ли?
Вдруг, пересекая дорогу, по которой петляла автомашина Вити, в той же лесной просеке появились четыре фашистских танка. Расстояние до них было совсем незначительное, на выстрел из боевой пехотинской трехлинейки. Уже можно было разглядеть не только черно-белый паукообразный крест, но и то, как движется ствол пулемета в башне.
Одно было совершенно непонятно: почему они не стреляют по машине? Жалеют патроны, прячутся от тех, кто, может, там, на краю леса, лихорадочно готовит им минометную встречу?
Витя ехал из города за лесом, северо-восточным путем, считая его центральным направлением наступления фашистских войск. И действительно, обстоятельства в результате оборонительных боев сложились так, что путь этот еще утром был совершенно свободен. Об этом свидетельствовали многочисленные авто, проносившиеся здесь в обе стороны с невероятной скоростью. Видимо, враг, наконец, понял свою ошибку и бросил танки, чтобы перерезать и эту артерию армии.
Перед лесом дорога поворачивала на север и долгое время шла вдоль реки, протекающей позади линии границы. Теперь она становилась линией фронта, которую враг пытался перехватить и здесь.
Вражеские танки спешили, проскочив через лес, перерезать путь отступлению армии генерала Дорошенко. Витя неизбежно должен был встретиться с вражескими танками, еще не выехав из леса.
— Ах! — крикнула Мария Иосифовна, вцепившись руками за плечи Вити.
Панический жест женщины моментально отрезвил шофера, и он резко свернул с этого пути. И свернул не направо, чтобы бежать от вражеских танков, а налево, почти назад, чтобы проскочить позади них.
— Куда вы?
— К немцам!.. Вы же у них хотели остаться.
Конструктор этой автомашины даже представить не мог, каким ужасающим бездорожьем и с какой невероятной скоростью придется ей ехать. Иногда казалось, что колеса, чуть коснувшись какого-то бугорка, снова отрываются от земли. Машина клевала носом, маневрировала на двух колесах, как велосипед, наискось перескакивала глубокие рвы и неслась дальше вперед. Сначала показалось, что вражеские танки впереди, потом, когда справа закончился лес и авто вырвалось на дорогу вдоль леса, танки оказались позади. Мария Иосифовна не спускала глаз с врага.
Так и не поняла, когда они пересекли дорогу и целиной понеслись обратно в лес.
Едва заметила, как Витя будто нервно качнулся назад и снова прилег к штурвалу. Незначительный, какой-то игрушечный хлопок, а в окнах авто остались две бесформенные дыры.
«Стреляют по авто!..» — мелькнуло в уме.
В тот же миг Мария упала на дно машины. Полузакрытыми глазами ярко зафиксировала еще одно нервное движение плеч водителя.
«Может, его ранило?»
Поднялась, когда машину снова несло между густыми соснами и кустарниками. Теперь они ехали где-то в другом месте, потому что участки старого соснового леса здесь чередовались с посадками молодого дубняка с густой листвой.
На голой шее водителя за воротом гимнастерки с чистым белым воротничком увидела черную струйку крови. Кровь единственного возле нее человека заставила по-настоящему прийти в себя. Мария даже не ахнула больше, не вскрикнула, а только прошептала, как мать ребенку:
— Витя, вы ранены!
Собственным платком молниеносно взмахнула кровь. Пуля рванула шею водителю, пропахала неглубокую борозду в коже.
Мария Иосифовна придавила платок, зажала рану. Свободной рукой раскрыла сумочку, достала одеколон и чистый платок.
Молча промыла и перевязала водителю рану.
Иногда они останавливались, чтобы оглядеться вокруг, разобраться, где находятся, посоветоваться. Лес местами стал густым, труднопроходимым, а для автомашины и вовсе не проезжим. Приходилось объезжать мокрые низины, болота, озера. А объезды могли сбить их с направления и случалось, что-таки сбивали. Ведь надо было пробиться через лес к востоку и доскочить до какой-то железнодорожной станции.
Прислушались и слышали, как гудел лес эхом выстрелов. Пробовали выяснить, с какой стороны стреляют, и не могли. Казалось, что стреляют отовсюду, стрельба не прекращалась ни на минуту как днем, так и ночью и слилась в угрожающий общий гул.
Повязка на шее очень мешала Вите, особенно когда он возился возле машины. Шофер как-то по-медвежьи поворачивался всем корпусом, и было смешно смотреть на эти неуклюжие усилия.
Он время от времени должен был осмотреть машину, везде заглянуть.
— Может, я вам помогу, Витя? — спросила как-то невольно, даже недовольна была собой за такие сухие, бесцветные слова.
Витя хотел оглянуться, но не смог, только простонал и ничего не ответил. Но и в этом был красноречивый ответ: не мешай...
И снова ехали направо, огибали какое-то озеро, заросшее камышами и кугой. Объезд был тяжелый. Иногда попадали в овраги, размытые весенней водой, или забивались в такие кустарники, что едва выкарабкивались из них, изо всех сил толкая машину. Здесь уже Мария не ожидала, пока Витя скажет ей, — сама выходила и, натужившись, толкала машину, чтобы такими рывками выпихнуть ее, дать колесам зацепиться за твердую почву.
В первый день до самого вечера так и ехали густым диким лесом. Ни на миг не ослабевал гул стрельбы вокруг, и лес не подавал никаких признаков, что они приблизились к какой-то тыловой дороге.