Страница 123 из 128
Основное здание терм (216 Х112 м), как и общий план, подчинялось строгой симметрии. Дополнительные помещения располагались по обе стороны от центральной оси, на которой находились вместительный бассейн холодной бани (фригидарий) в зале с двумя абсидами, затем обширный (58 м X 24 м) центральный, перекрытый тремя крестовыми сводами салон, называемый «базиликой», меньшая размерами теплая баня (тепидарий) и затем большая (34 м в диаметре) круглая зала горячей бани (кальдарий), перекрытая куполом на восьми мощных столбах, и рядом паровые ванны, или турецкие бани (лаконики). Симметрично этим основным банным залам к бассейну примыкали вестибюли, раздевальни (аподитерии), просторные (50 м X 20 м) прямоугольные открытые палестры для занятия гимнастикой, залы для чтений, философских собеседований. Много различных помещений имелось во втором этаже основного здания. Между центральным зданием терм и оградой росли высокие деревья, располагались цветники, статуи и бюсты. Многокрасочные мозаики, разноцветные, покрывавшие бетонные конструкции плиты облицовочного мрамора, скульптурные памятники усиливали ощущение великолепия терм, влекли сюда тысячи римлян.
В первой четверти III в. в Риме было воздвигнуто много значительных зданий и прославлявших императора триумфальных арок. Создавались храмы Исиде, Серапису, Гелиогабалу. Распространением восточных культов объясняется также появление в Риме Митреумов. Украшал город и выстроенный на склонах Палатина многоколонный, в несколько ярусов, Септизониум. На Римском Форуме в память покорителя Парфии была поставлена между рострами и курией триумфальная, высотой 20,88 м, из травертина и кирпича, облицованных мрамором, арка Септимия Севера. Три ее пролета — центральный и соединявшиеся с ним поперечными проходами более низкие боковые не обрамляли, однако, таких значительных и красивых видов, как арка Тита или арка Адриана в Афинах. Место для этого внушительного монумента было выбрано не очень удачно. В боковых пролетах имелись ступени, центральный был замощен. На аттике сохранились посвятительные надписи Септимию Северу и Каракалле с заметными следами переделки четвертой строки после удаления имени убитого Каракаллой брата Геты. Четыре громадные несущие аттик колонны покоятся на высоких постаментах, имеющих рельефы с батальными сценами — легионеры ведут пленных парфян. В использовании для декора нижних элементов сооружения обнаруживаются, как и в Адрианеуме, построенном Антонином Пием, восточные художественные влияния. Богато украшена скульптурой вся арка: на мощном замковом камне основного пролета — фигура Марса, над боковыми арками — изображения других божеств; в центральных тимпанах — летящие Виктории, в крайних — речные божества. Рельефы сосредоточены преимущественно над заниженными пролетами. На узком фризе, над замковыми камнями малых арок, показан триумф, а на четырех основных панелях — отправление в поход, взятие Ктесифона, Селевкии на Тигре и других городов, сцены сражений римских воинов с парфянами. Повествование сюжетных рельефов развертывается от боковой, левой со стороны форума арки направо; сцены с другой стороны смотрятся также слева направо. В выборе сюжетов нетрудно заметить следование историческим композициям, украшавшим триумфальные колонны. И расположение их вызывает скорее желание не пройти сквозь арку, а обойти ее. Если рельефы арки Тита, согласованные с реальным под ней движением, были частью архитектуры, ее пластической плотью, то здесь внутренних рельефов нет; более того, поперечные проемы перебивали направленность основных пролетов. Так в самой сущности памятника обнаруживались противоречия его элементов, нарушение связи архитектуры и скульптуры. В 204 г. была воздвигнута и перекрытая балкой, а не сводом арка аргентариев, купцов, в знак почтения их к Септимию Северу[305]. Сохранилась также часть арки императора Галлиена (262 г.) на месте ворот в стене Сервия[306]. Имевшая вначале три пролета, эта арка была посвящена императору и его жене Салонине неким Аврелием Виктором.
Крепостные, толщиной 3,50 м, стены Аврелиана, воздвигнутые из кирпича для защиты города от варваров — одно из самых монументальных сооружений III в. Позднее, при Аркадии и Гонории, они реставрировались и укреплялись[307]. На протяжении общей длины 19 км через каждые 30 м располагались кубические башни с площадками для катапульт; при строительстве использовались такие значительные, оказавшиеся на линии стен и укреплявшие своими массивами их толщу памятники, как акведук Клавдия у Порта Маджоре, части амфитеатра Кострензе, пирамида Цестия и другие.
Круглая купольная конструкция нашла в конце III в. воплощение в так называемом храме Минерва Медика, возможно, нимфее (датируется иногда началом IV в.), воспринимающемся как своеобразная реакция на примитивизацию архитектурных форм. Многоугольный в плане интерьер усложнен нишами в каждой из десяти (за исключением входной) сторон. Купольное покрытие восходит к традициям Пантеона, но светового отверстия в его центре не было и интерьер освещался крупными арочного типа окнами. Использование не верхнего характерного для античности света, а бокового также свидетельствует о новых принципах, распространившихся затем в центрических постройках IV в. и затем в средневековье[308].
Перемены на протяжении столетия происходили и в пластическом искусстве. Многократное изменение стилистических форм привело к выражению довольно крайних тенденций. В одних изваяниях, где использование буравчика получало широкое применение, под угрозой казалась сама каменная основа произведения. В других, напротив, мастера утверждали нерушимость мраморного блока, из которого высекалась форма, и, пренебрегая тонкостями моделировки, по существу также предавали забвению принципы пластики. Кризис скульптуры ярко выразился в III в. в рельефных украшениях арок, алтарей и саркофагов[309].
В рельефах арки Септимия Севера развивались «живописные» тенденции, проявившие себя уже в декоре колонны Марка Аврелия. Многофигурность сцен, измельченность и дробность всех элементов композиции, частое применение буравчика в изображении вьющихся волос и складок одежд — все создает впечатление сложной светотеневой игры, уничтожающей ощущение пластического объема. Фигуры воинов кажутся изваянными наспех, небрежно, они сходны одна с другой, хотя в движениях их есть некоторое индивидуальное своеобразие. В украшении арки Септимия Севера участвовали скульпторы противоборствовавших художественных течений. Фигуры речных божеств в тимпанах арки исполнены в традициях адриановской пластики, с сохранением красивых пластических объемов.
Отчетливы несходные тенденции и в рельефах саркофагов с разнообразными сюжетными сценами: охотой на львов, битвами с варварами, вакханалиями, свадьбами. Поверхность саркофага Людовизи, где изображено сражение, кажется разрыхленной и подвижной. Напротив, застылыми воспринимаются персонажи ватиканского саркофага с философом. Порой различные методы использовались в одном памятнике. Мастера второй четверти III в. стали своеобразно изображать волосы: мраморная форма не буравилась для обозначения завитков, но покрывалась^ большим количеством мелких насечек, создающих впечатление зыбкой мерцающей поверхности.
Скульптурный портрет в III в. претерпевал особенно заметные изменения. В статуях и бюстах Септимия Севера, Юлии Домны, Каракаллы и Геты еще сохранялись технические приемы поздних Антонинов, но смысл образов стал уже иной. Настороженность и подозрительность сменили философскую задумчивость персонажей второй половины II в. Напряженность давала о себе знать даже в женских и детских лицах того времени[310]. В портретах позднего Каракаллы и особенно во второй четверти III в. уплотнились объемы, мастера отказывались от буравчика, исполняли волосы насечками, добивались особенно экспрессивной выразительности широко раскрытых глаз. В бюстах Филиппа Аравитянина, а также Деция и Требониана Галла эмоциональность образов, усиленная плотностью форм, достигла вершины. Стремление скульпторов-новаторов такими средствами повысить художественное воздействие своих произведений вызвало в годы Галлиена (середина III в.) реакцию и возврат к старым методам[311]. Два десятилетия портретисты снова изображали римлян со вьющимися волосами и курчавыми бородами, стараясь хотя бы в художественных формах возродить старые манеры и этим напомнить о былом величии пластики. Бюсты Галлиена, портрет Постума из Эрмитажа дают представление о характере галлиеновского «возрождения». Однако после этого кратковременного и искусственного возврата к антониновским формам уже в конце третьей четверти III в. снова выявилось стремление скульпторов передавать предельно лаконичными средствами эмоциональную напряженность внутреннего мира человека. В годы кровавых междоусобиц и частой смены боровшихся за трон императоров портретисты воплощали оттенки сложных духовных переживаний в новых, родившихся тогда формах. Постепенно их все больше интересовали не индивидуальные черты, но те порой неуловимые настроения, которые уже трудно было выразить в камне, мраморе, бронзе.
305
Соколов Г. И. Римский скульптурный портрет…, с. 36, рис. 8–9.
306
Там же, с. 38, рис. 14.
307
О городских крепостных стенах Рима см.: Richmond J. The City Wall of Imperial Rome Oxford, 1930.
308
Блаватский В. Д. Архитектура древнего Рима. М., 1938, с. 112.
309
О рельефах античных саркофагов см.: Saverkina I. Zimmerma
310
Соколов Г. И. Скульптурный портрет мальчика из ГМИИ. — Сов. археология, I960, № 4, с. 137–143.
311
Лесницкая M. М. Два римских портрета III века (Из собрания Эрмитажа). — Сов. археология. 1963, № 2, с. 171–177.