Страница 8 из 22
И вот с таким лицом, видимо, выражающим власть над всей ойкуменой, товарищ из-за соседнего столика был услан по адресу. Веселье продолжается. Потом опять проходит час, опять делегат: мол, давайте нам вашего иностранца, типа выпить. Им не менее вежливо предлагается сесть за наш столик, причем всем сразу, нас игнорируют. Отказы продолжаются, вплоть до закрытия ресторана, когда уже остались только мы и спецы. Причем все были на кураже, что вот теперь выходят музыкальные диски, о нас выходят статьи в иностранных журналах, снимают фильм для солидного журнала, поэтому никто особого внимания на окружающих не обращал. И вот, когда я пошел в туалет, то увидел картину, которая возмутила меня до крайности души. Стоят наши «друзья» в ондатровых шапках, и один из них схватил Жанну за руку и, сжимая ее нешуточно, шепчет какие-то гадости на ухо. У Жанны на глазах слезы, а у меня кураж и я остановиться уже не могу, тем более уже отличал настоящих разведчиков от простых костоломов. Подхожу, говорю – что, мечта твоя сбылась, нашла ты себе наконец сильнейшего мужчину… Жанну, конечно же, отпустили и она с Африкой и всеми остальными выскочили на улицу. А я одетый в шикарное пальто «Макс Мара», в шляпе, неспешно натягивая лайковые перчатки спускаюсь по лестнице к выходу и вижу – стоят все наши знакомые. Ну что ж, думаю, сейчас вякнут что-нибудь. Так и есть. Проходя мимо, слышу: «Ну и что, эти чмори, типа, с тобой?». Я в ответ: «Слышь…». Кто-то из полутьмы: «Не слышь, а слы-ши-те…» – «Простите, пожалуйста, замечание уместно. Я тут просто в темноте, вас, интеллигентных мужчин, с какими-то лохами перепутал. Но – простите за дерзость – возможно когда-нибудь такой вот малыш (показываю на Африку) вам репочку-то и расшибет…».
Спецы с ревом срываются. Но, поправляя мнимый волосок на шарфике, угодливо замечаю, что, мол, если им что-нибудь не нравится, то здесь вообще-то общественное место, но есть и улица. Спецы ушам не верят, но выходят и строятся в ряд, в полной уверенности в собственной непобедимости. А я, будучи под шафе и уже на взводе, прямо с ходу зарядил ближайшему, и, как мне сейчас кажется, дело было не в каком-то богатырском ударе, а скорей всего в чувстве справедливости собственного поступка и закономерности происходящего. Короче, бдыц-брык. Только шапка ондатровая покатилась. У меня спортивная бодрость какая-то образовалась, но тут Джонник меня хватает под мышку и с криками «Ты дурак!» меня оттуда уволакивает, пока опешившие спецы, задохнувшиеся враз от обиды и удивления, ухаживали за своим падшим соплеменником. На самом деле, эта история тогда получила широкую огласку по тусовке, а я статус какого-то немыслимого волшебника и непререкаемого, на время, авторитета. И подобных похождений было очень много, но без спецов и потасовок. Просто шумная московско-питерская компания, расфуфыренная в пух и прах, гуляла по Москве…
А потом я привез первый раз москвичей для участия в «Поп-Механике»… Там они глотнули иного воздуха, посмотрели на художественную общность… Жаба москвичей после этого наконец-то задавила, все начали шевелиться. Появились Толик Журавлев с Гошей Острецовым. Каждую ночь и день приходили новые люди. А продукта все не было и не было. И только когда появился Ваня Суриков с женой Мариной, пробившие площадку в кинотеатре «Ханой», начался реальный проект. На организованный фестиваль приехали питерские тусовщики, Тедди привез питерских рокабиллов Ореха с Комаром.
М.Б. Здесь надо пояснить, что один матерый тусовщик – это отдельный мир и отдельная история, которых не было даже на сотню советских граждан. А звезды тусовки и подавно. Поэтому сбор даже пяти подобных людей заводил толпу под сотню.
Г.А. Точно. И вот в «Ханое» состоялся московский аналог «Поп-Механики». Опять же при миксе из посольских представителей, неформалов и художников, но в более скромных масштабах. Тем более, что люди участвовали одни и те же, но действие было несколько иное. Упор ставился на работу с действием. Алексей Тегин записал первую индустриальную музыку, похожую на «Свонс», но иную. Состоялась такая небывалая для Советского Союза вещь как фуршет, где все получили возможность перезнакомится и поесть. Всем, конечно же, понравилось и действие, и размах. Единственный момент, который был не организован – это съемки, ведь пересказать словами все действия практически невозможно. Не было видеокамер. Они появились позже.
Затем понеслась серия перформансов в «Валдае», был спонтанно поставлен бредовый балет «Три неразлучника». Появился и участвовал во всех акциях Сергей Ануфриев, которого никто из культурологов почти не упоминает. Потом было выступление в Большом Манеже, хотя я был против – из-за того, что помещение просто огромное, а аппаратуры качественной под рукой не было. Это место требует особого отношения. А у нас было легкое короткое действие. Забились мы в угол, окруженные толпой, приехали ребята из группы «Серебряный Шар», пел Градский со Стасом Наминым, но сцену и пространство из-за спешки никто освоить не сумел. Отличился Гор, со всего размаху врезавшийся головой в пол. Просто так, без подготовки, со страшным треском. Кровь в стороны, вся публика просто обомлела. Потом Марина Сурикова организовала действие в концертном зале «Метелица» на Новом Арбате. Это было модное «фарцовое» место, и там уже была продумана сцена. Музыкальный фон озвучивала группа «Метро» и Герман Виноградов со своими «диньками». На пустой сцене стоял Гор Чахал, обмотанный бумагой, а этот непонятный памятник охраняла НКВДешница с собакой. Тогда уже подтянулась новая модная неформальная молодежь, которая со всех сторон выползала на сцену, они били бедную собаку и девушку. Валили статую «несвободы», которая начинала вращаться и извиваться; все заканчивалось танцем старого японца с Ломом (пришлось мне), разбивались германовские конструкции, начинался полный хаос. А знаменательно это событие тем, что подтянулось новое поколение неформалов в лице Хирурга, Хенка, Юли (жены Хирурга), Аварии, Тюши. Люди с мощным драйвом и ранее в подобных событиях не задействованные. Потом появились и участвовали в музыкальной программе Орлов, Шумов и Мамонов.
Процесс получил автономное название «Дом моделей Ай-да-люли». В основу названия легло смешение. «Люли» – это русские народные танцы, которые нередко заканчивались другими «люлЯми». Такой некий женский «инь» в названии, а «Ай-да»…
М.Б. Пацанское…
Г.А. Да. Некий «Янь». А по-татарски, вроде как «давай вместе», в совокупности с «Ассой». На таких кратких символических терминах объяснялось все происходящее. Так же, как и «Асса», которая часто фигурировала с приставкой «е-е», обозначающей идиотизм. К тому же последнее было кличем стиляг шестидесятых. По сути – тот же микс горского боевого клича и городского идиотизма. Концептуализм. Типа понеслась «супер-янь»… Но, вообще-то, эти «ассочки» пошли от питерских некрореалистов и поэта Олега Григорьева, исполнявших безумные, труднообъяснимые действия с самими собой. Люди собирались, топтались, а потом, чтобы раскачать себя и окружающих, устраивали такие представления. Подобные действия были потом перенесены на сцену, для демонстрации человеческого идиотического веселья, которое неизменно заканчивалось забивкой друг друга и трупами. Арт-мотивом послужили драки на танцах, часто заканчивавшееся втягиванием масс в потасовку.
Я поэтому и переключился с художников-моделей на настоящих неформалов, потому как нужен был не театральный, а брутальный искренний эффект. Исключение составляли Гор Чахал и Сережа Ануфриев, делавшие все по-настоящему, от души. А я участвовал в виде «духа Азии», наводившим в этом хаосе порядок ломом. Часто разносил германовские конструкции из железяк… При этом действие начиналось обычно со стихов Гора или Герман потихонечку звенел своими конструкциями. По-доброму, складненько. Гармония… И тут появлялись люди и устраивали хаос, а потом появлялись «духи» и наводили порядок. Котельников иногда выступал в роли «русского духа» – с балалайкой, а я «китайского», с ломом. На «Поп-Механиках» представлялось тоже самое, но более глобально. Выступления происходили от индустриального блока. Потом это превратилось в настоящий перебор с этими гусями, коровами, но свой положительный эффект был. А в Москве все было более точечно, быстро и локальнее. Буквально за пять-десять минут публика вводилась в ступор. И из него же выводилась. Никто не планировал делать из всего этого долгосрочную программу. Хотелось «Свонса».