Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 16 из 22

И вот когда их наконец-то выгнали, попросту вынесли вещи на улицу, Петлюра, Осадчий, Алан и я, также попросту их обратно внесли и «Третий Путь» заработал с того момента как культурный центр. На освобожденную площадку подтянулись братья Полушкины со своими моделями, начались концерты, перформансы, выставки и на какой-то период этот сквот стал наиболее известным по городу. «Третий путь» стал той дополнительной музыкальной площадкой, которой не хватало на Петровском, но после закрытия центрального очага неформальной культуры в упадок пришло и его «дополнение».

М.Б. Здесь нужно сделать небольшое отступление, чтобы объяснить феноменальный всплеск расцвета клубной жизни в Москве того периода. Начиная с 92-го года в столицу нашей родины хлынуло все, что могло хлынуть с периферии, и на улицах началась бойня между быковатыми пацанами, наркоманами и милиционерами, которые на тот момент уже не сильно отличались от первых двух категорий. На центральных улицах стало просто страшно гулять, тем более по ночам. Шел передел не только собственности и недвижимости, но и кусков улиц и точек кучкования проституток. С «Пушки» окончательно ушли неформалы, и им на смену пришел «андеграунд» криминального характера. Эти причины легли в основу появления именно клубной, не ресторанной жизни города. Рестораны, конечно же, были, но клубы представляли из себя нечто иное, чем нынешние. Контингент посетителей состоял на 80 % из москвичей, по старинной столичной традиции тяготевших к домашней кухне, которая тогда в оных клубах отсутствовала, и там происходило либо отчаянное рейверское клубление, либо нормальное клубное общение, не отягощенное негативом. Клубы эти поначалу были небольшими и закрытыми. Одним из первых клубов был открыт Друбич с Ильей Пигановым, на Маяковской и назывался «Маяк». Вторым знаковым местом был клуб «Эрмитаж», открытый в одноименном саду напротив Петровки 38. Но первым клубом, именно как место общения, был «Бункер», команда открывателей которого в течении девяностых делала неоднократные попытки настроить клубную жизнь: открывая проект «Акватория», к концу девяностых все же реанимировав проект «Бункер» и отстроив «Б2». В 93-м году стартовал проект «ПТЮЧ», иные рейверские программы. Вот как-то так было с фоном для разворачивающихся в неформальной среде событий?

Г.А. Да, все звучит правдоподобно, только, помимо всего, само население города было запугано не только еженедельной стрельбой на улицах, но и событиями 93-го года, когда было перебито немало зевак, а в городе появились танки и люди с автоматами. Как обычно в России, все решалось в Москве, и термин переходного периода «шокотерапия», озвученный нашими как бы демократами, в первую очередь коснулся населения столицы, которое забилось по квартиркам, на которые их уже вовсю кидали новомосквичи.

Это сейчас, после прошествии некоторого времени, можно рассуждать подобным образом, а тогда все пребывали в эйфории – что вот, мол, свобода, к которой стремились, уже наступила, и та культура, которая создавалась в недрах андеграунда, будет востребована на просторах нашей родины. Это была иллюзия, но иллюзия неплохая, потому как оптимизм, двигавший художниками, не оставлял их до самого конца. Возвращаясь к событиям, улица была захвачена милиционерами с автоматами и бандитами, клубы были небольшими и резонанс от их действий был иным, чем в восьмидесятые. Поэтому смысл той культуры, связывающий все сословия в авангардном культурологическом порыве, утерялся. Все, что связывалось в общих процессах, опять дифференцировалось по роду занятий. Художники стали художниками по отдельности, музыканты – отдельно; неформалы тоже разбились по мотоклубам и мелким компаниям.

К тому же вся молодежь восьмидесятых уже повзрослела, переженилась и нарожала детей, а кто-то уже уехал за границу. Новое поколение девяностых было уже поставлено на грань выживания; максимум, что оно могло для себя позволить, так это забыться на какой-нибудь дискотеке. Все остальное время, после двойного финансового кризиса, молодежь пребывала в поисках каких-то средств и о каком-либо творчестве разговаривать было бессмысленно. Здесь нужно отметить, что, конечно же, не вся молодежь – были отдельные уникальные музыканты и художники, которые, опять же, вели свое происхождение из панк-среды города, но количество этих персоналий было незначительным и все проекты держались на уже проверенных временем кадрах. Некоммерческие проекты, пригодные для зрелой заграничной культуры, стали бессмысленными во многих отношениях, при этом активность надзирательных органов усилилась. Единственно значимыми проектами могли стать проекты, связанными с телевидением, но эта тема стала пресекаться с 96-го года тоже. Олегу Шишкину удалось набрать группу с замечательными актерами – Епифанцев в проекте был просто замечателен – и они каким-то чудом пробили театрализованный проект на шестом канале под названием «Дрема». Позже он переехал на московский канал под названием «Культиватор» и какое-то время существовал в виде авангардного театра. Я по большому счету считаю эту группу учениками Леши Тегина, но вполне возможно, у них есть свое мнение по данному вопросу.



А я делал совместный с голландским режиссером Мириам Ван Веллен кинопроект, как бы итожа свою деятельность, в котором нам помогал Алексей Катаев, живший тогда в Голландии. Но, к сожалению, наш проект, выражавшийся в том, чтобы выразить суперсмысл в сжатой форме, так и не сумел пробиться на российский экран. Тогда я активно занимался собственной семьей, пытаясь хоть как-то восполнить отнятое общественной нагрузкой личное пространство. К этому моменту уже было пропущено несколько семей и детей без отца, я платил уже какие-то вселенские долги. Как-то живший по соседству Алик, он же Альберт Нейронов, снял свой первый фильм, но он так же не пробился на телевидение, хотя был снят в новомоднейшем по тем временам киберпанковском стиле с элементами готики. Поэтому захотелось поставить точку в «Ассе», чтобы этот процесс получил свое логическое завершение, а последующие проекты шли уже продолжением к этому. Шел 98-й год и мой приятель Олег Цодиков, имевший отношение к организации мероприятий, предложил сделать акцию в клубе «Титаник».

Название проекта символизировало окончание московских перформансов, а взято было из произведения Марка Твена. Где описывалась группа мошенников, которая делала перформанс «Огненный Жираф». Был устроен показ под названием «Агония огненного жирафа», на которую собрались старые участники, но из тусовки практически никто не пришел. Изменились времена, нравы, да и сама система коммуникаций. Собственно, то, что хотел – то и получил. Убедился в полном распаде тусовки на отдельные формальные очаги, которые были обречены на угасание. Просто был период совместного прорыва, как я это понимаю, а теперь все пытаются уже закрепляться на тех местах, куда их вынесла судьба. Большинство участников «Ассы» к тому времени стали свободными, знаменитыми, а некоторые – относительно богатыми. Питерская часть проекта тоже прогремела на весь мир и развивалась самостоятельно.

Ну, а нынешнюю ситуацию в стране как-то даже и не хочется комментировать. Население нагнули не хуже, чем при совке. К тому же нагородили искусственных социальных барьеров, которые отсутствовали раньше. Не знаю, где предел этой глупости, но кажется, что все это закончится очередным социальным бунтом, еще более жестким и бескультурным. Потому как при советской власти большинство неформалов было хоть с каким-то образованием и желанием независимо реализоваться. Но в России неугомонная талантливая молодежь будет всегда, и, принимая новые правила игры, возможно, более сложные, чем в годы крушения Советского Союза, творческие массы вряд ли удастся остановить. При этом, резюмируя…

Сам процесс, длившийся двадцать лет, дал возможность действительно талантливым людям реализоваться и стать звездами. Многие их имена известны в арт-кругах земного шара, и, к сожалению, не так широко на родине. Мы просто пытались привить к совковым реалиям абсолютно несоветскую культуру, которая, мутировав от скрещивания с реальностью, дала своеобразные всходы. Возможно, время для подобных экспериментов еще не наступило, сознание населения такой огромной страны меняется тяжело и медленными темпами. Тем более, что сейчас наметилась тенденция политических спекуляций на тему счастливого советского детства. Политические технологии опять загоняют зашуганый периодом передела собственности народ назад в стойла. Раньше люди сидели по кабэшкам и заводам, теперь сидят по дизайн-бюро и торговым фирмам. Разницы практически никакой; правда, есть и положительные тенденции. Образовалась, пускай небольшая, но все же прослойка людей, которые могут себе позволить ездить по миру и не дают себя дурить дешевыми подделками и вторичными идеями. К тому же молодежь получила новые формы оттяжек в виде экстремального спорта и всяческих туризмов и дайвингов. Арт-среда тоже налаживается в виде галерей и фестивалей – так что не все так плохо.