Страница 27 из 30
В декабре 1941 г. закончил училище в звании лейтенанта, попал командиром сабельного взвода во 2-й кавалерийский корпус. В октябре 1942 г. командование получило приказ, прорвать оборону и наступать на Великие Луки. Нас сунули туда, чтобы создать впечатление, что готовится прорыв на этом участке, (ведь в это время готовилась операция под Сталинградом) и чтобы немцы не могли перебросить оттуда резервы на Волгу. У нас там один полк полностью погиб. Такая низина в тех местах... Юнкерсы налетели, и весь полк вместе со штабом... все.
Подо Ржевом мы получили пополнение - целый полк узбеков. У меня полный взвод был 24 человека, и только один из них говорил по-русски, остальные ничего не понимают, и он был как переводчик. Заняли мы оборону на дороге Ржев-Сычевка, укрепились. Проходит какое-то время, немцы выдвинули к нашим боевым порядкам динамики, и на чистейшем узбекском языке ведут пропаганду. А потом на русском. Говорят, командир полка такой-то, командир эскадрона такой-то, перечисляют фамилии офицеров.
Утром просыпаемся, рядом никого нету, остался только командир отделения, русский, бывший прокурор из Волжского района Саратова. Мы рядом с ним лежали на откосе дороги, и немцы стреляли по нам 50-мм минами. Ему мина упала между ног. А я рядом лежал... Мины сыпятся. Я поближе к нему прижался и лежу... Он погиб, эти сбежали... еще остался «переводчик», он член партии был.
После приказа 227 были организованные показательные расстрелы. С моего взвода солдата расстреляли, преподавателя из московского института. Фамилия его Вишняк. Он все время отставал. А ведь было так, на сутки отстал - дезертир! А у него друг был в дивизионных тылах. Вот он на марше исчез, сутки нет, вторые нет... Я доложил своему командиру. Стали искать, и нашли. А тут как раз нужны были кандидаты для этого дела. Построили весь полк буквой П, выкопали ямку по колено, не больше, расстреляли, и закопали. Это было страшнее, чем в бою - смотреть на это.
Под Ржевом, 20 октября, меня ранило. Мы возвращались из прорыва в пешем порядке, коней вели в поводу. Попали на минное поле. У меня под ногами взорвалась немецкая мина-лягушка. Она выпрыгивает из земли, а на уровне колен разрывается на сотню шариков. Меня посекло и другие пострадали. Особенно жалко - коням ноги покалечило.
Из госпиталя меня направили в высшую кавалерийскую офицерскую школу имени Буденного, в Москву. В январе 1943 г., как раз ввели погоны, я вернулся в свой корпус, но в свой полк уже не попал.
В феврале 1944 г. я попал в 16-ю кавалерийскую дивизию. Я когда пришел в полк эскадрона не было, и меня поставили помощником начальника штаба полка по разведке, а потом пришло пополнение. Их построили, ну и как обычно: «Повара есть? Выходи! Кузнецы есть? Выходи! Санинстукторы есть? Выходи!» Эти категории вышли, а остальным: «Направо равняйсь! На первый второй рассчитайсь!» И мне говорят: «Принимай эскадрон!» Командиры взводов были, цел был и пулеметный взвод. Взвод противотанковых ружей, тоже в полном составе был.
Существовало такое положение, что когда большие потери, то последний, четвертый эскадрон расформировывают, личный состав передают в другие эскадроны, как и командиров взводов, а старшину с тылами в полковой тыл.
Начал я беседовать с личным составом, первый заходит, спрашиваю:
- Откуда?
- Из лагеря.
- Какой срок был?
- 75 лет судимости, три раза по двадцать пять. Бандитизм, вооруженный грабеж, два побега.
А ему самому 25 лет отроду. Тогда расстрела не давали. Стал я дальше разбираться, и оказалось весь эскадрон - уголовники. Был такой указ Сталина, из тюрем отправляли уголовников на фронт, чтобы они искупали свою вину. Шли они добровольно, у них был выбор, или дальше сиди, или на фронт. Один был из Сталинграда, машинист паровоза, схлопотал 25 лет, скромный такой мужик. Я у него спрашивал: «Как же ты срок заработал?» Говорит, мол пришел состав, стрелочник указывал какой вагон на какие пути загнать, на маневровом паровозе загнали один вагон в какой-то тупик. Когда все закончилось, ему принесли огромный кусок мяса. Оказалось, что эта банда, таким образом, украла вагон мяса, который привезли для жителей Сталинграда. К нему домой приходят, а он варит мясо. «Откуда мясо?» - «Дали...» Ну и ему 25 лет, тоже дали. Соучастие! Говорит, мол, не знал, что ворует. Помню, Сахаров из Ростова, симпатичный такой парень, вор домушник. В общем около ста человек, такая команда у меня была.
Ребята были отчаянные, им что немца украсть, что теленка у поляков, без разницы было. Дай бог бы каждому таких солдат. Благодаря им, я и получил звание Героя.
- Как находили взаимопонимание?
- Когда шли по Западной Польше и Восточной Германии, там были небольшие селения, 10-15 домов, и стоит винзавод. Крестьяне которые там живут, выращивают картошку или свеклу для переработки на спирт. Перед наступлением, на рекогносцировке с командирами взводов, я ставлю задачу, объясняю обстановку, что там и там наступаем, и говорю, что вон там находится спиртзавод, и предлагаю его взять, ну не отдавать же его соседям! А с каждым командиром взвода посыльный, и они сразу - шнырь к своим. В наступление идем, а уголовники: «Капитан, возьмем спиртзавод, не беспокойся!» И действительно, мои первые врывались на завод.
Старшина у меня был, бывший директор ресторана в Казани, Асхан Займин, татарин по национальности. Из пулеметной тачанки он снимал пулемет, сзади в багажник, где ленты хранятся, складывал пустые канистры. В боевых порядках эта тачанка ворвалась на спиртзавод, а там уже другие солдаты запасаются спиртом. Асхан кричит: «Все назад! Стрелять буду!» Набирает канистры, поджигает завод, и в тыл. Бой кончился: «Вот теперь пейте!» И все знали, если спиртзавод берем, то командир эскадрона позаботится.
Г.Ф.Платонов командир минометного взвода в период битвы под Москвой, 2-ой гвардейский кавалерийский корпус, 3-я кавалерийская дивизия, станция Чисмена.
- Столь колоритные эскадронцы бедокурили? Попадали в штрафные подразделения?
- Нет! Ни разу!
- Для вас война это...
- Тяжелая работа, с ежесекундным риском для жизни. У меня было больше десятка случаев, когда я чудом остался жив. Подо Ржевом часто были ночные бои, у нас огневая поддержка слабая, и когда атакуем ночью у нас потерь меньше, да и немцы очень боялись ночных боев. Немцы еще засветло поливали из пулемета наши окопы, пристреливали. Команда... ракета... я только из траншеи поднялся, и одна пуля попадает мне в каску, на мое счастье трассирующая. Искры разлетелись во все стороны, оболочка там тоненькая, а полость заполнена белым фосфором. Первый раз в жизни я одел каску, и она меня спасла. Была бы любая другая пуля и все. У нас заполнялась лента так: трассирующая, одна две бронебойных, пара обычных.
На Висле мы 6 месяцев в обороне стояли, мы на одном берегу, а немцы на другом. В августе теплый такой день был, тишина, только птички поют. Я в тени деревянного дома уснул, не далеко от дома мы выкопали свежий блиндаж. Невдалеке снаряд разорвался, потом еще один. Из блиндажа мне кричат: «Комполка вызывает!» Я поднимаюсь и прыгаю в траншею, и в этот момент снаряд попадает в кровать на которой я лежал.
Когда я получил ранение в голову, по мне персонально вела огонь немецкая самоходка. Это было на Днепре на Лоевском плацдарме. Я носил кубанку, даже когда было положено одевать каску, и он видно заметил, что офицер. Он сначала несколько раз стрельнул в меня, пока я перебегал по окопам, а потом засек место куда я спрятался, тишина, он даже двигатель заглушил, метров 100 до него было. Немцы извели на меня впустую три снаряда. Почему экипаж не стрелял из пулемета? Не знаю... Я решил посмотреть, голову поднял, дульный тормоз такой здоровенный, я только голову в окоп спрятал, и по брустверу удар... Все, что запомнил: словно по спине колесо проехало... Когда очнулся, солдаты тащат меня в плащ-палатке. Щупаю руками, голова на месте, а глаза не могу открыть - лицо запеклось кровью.