Страница 34 из 40
Есть люди, называемые алломантическими савантами. Мужчины и женщины, которые так долго и усиленно жгут металлы, что постоянный приток алломантической силы меняет само устройство их тел.
В большинстве случаев последствия незначительны. Воспламеняющие бронзу, к примеру, часто становятся, сами того не ведая, бронзовыми савантами. Их чувствительность обостряется из-за того, что металл горит слишком долго. А вот превращаться в пьютерного саванта крайне опасно, потому что тело работает на пределе, не ощущая ни усталости, ни боли. Обычно еще до завершения превращения алломант погибает, и, как мне кажется, конечный результат не стоит риска.
Но вот оловянные саванты представляют собой нечто… особенное. Они наделены чувствительностью, превышающей способности, которыми обладает — или хотел бы обладать — любой обычный алломант, и потому становятся рабами своих чувств: осязания, слуха, зрения, обоняния и вкуса. Однако удивительные ощущения даруют им необычные и интересные свойства.
Кое-кто мог бы сказать, что алломантические саванты, как и инквизиторы, преображенные при помощи гемалургических штырей, больше не люди.
16
Призрак проснулся в темноте.
В последнее время такое случалось все реже и реже. Повязка, плотно прикрывавшая глаза и уши, раздражала излишне чувствительную кожу, но без нее было нельзя: звездный свет для усиленных оловом глаз казался столь же ярким, как свет солнца, а шаги во дворе звучали раскатами грома. Случалось, Призрак не мог заснуть, даже завязав глаза и залепив уши воском, даже с плотно закрытыми ставнями и опущенными шторами.
Приглушать звуки означало подвергать себя опасности. Однако бессонница представлялась еще опаснее. Возможно, то, что Призрак сделал со своим телом при помощи олова, его и погубит. И все-таки время, проведенное среди жителей Урто, убедило, что им обязательно понадобится помощь. А значит, требовалось преимущество. Прав был Призрак или не прав, в любом случае он решил продолжать начатое и надеяться, что этого окажется достаточно.
Молодой человек со стоном сел, снял повязку и вытащил из ушей воск. В желудке ощущалось приятное тепло пламенеющего олова. Это теперь казалось столь же естественным, как вдохнуть или моргнуть. Призрак слышал, что громилы могут жечь исцеляющий пьютер, даже когда теряют сознание из-за ран. Тело само знало, что ему нужно.
К счастью, олово было сравнительно дешевым. Призрак как следует запасся им в Лютадели, а потом купил еще через подпольных торговцев. Зачерпнув из ковшика возле кровати неполную горсть оловянной пыли, молодой человек высыпал ее в кружку и подошел к двери. Комната была маленькая и тесная, зато не приходилось делить ее с кем-то еще. Роскошь, если судить по меркам скаа.
Стоило приоткрыть дверь, и залитый солнцем двор обрушился со всей силой. Призрак зажмурился и стиснул зубы: свет пробивался даже сквозь опущенные веки; пошарил возле порога. Нащупав оставленный кем-то из трактирных слуг кувшин с водой, затащил его в комнату и поспешно закрыл дверь. Проморгался. Затем налил в чашку воды и выпил содержимое, не оставив ни крупицы олова. Этого должно было хватить на весь день. На всякий случай Призрак зачерпнул из ковшика еще горсть и высыпал в кисет.
Через несколько минут, уже одетый и готовый действовать, молодой человек присел на кровать и закрыл глаза, обдумывая предстоящий день. Если верить шпионам Гражданина, Эленд отправил в Урто кого-то из их общих друзей. Им, вероятно, было поручено обеспечить сохранность тайной пещеры и подавить восстание; Призрак намеревался раздобыть как можно больше сведений до их прибытия.
Он перебирал варианты и размышлял. В соседних комнатах грохотали шаги, все деревянное строение дрожало и раскачивалось, словно гигантский улей, заполненный суетливыми пчелами. Снаружи кричали, звали; в отдалении слышался колокольный звон. Несмотря на достаточно раннее время — едва миновал полдень, — туман уже рассеялся. День без тумана в Урто длился шесть-семь часов, поэтому здесь по-прежнему можно было успешно выращивать зерно.
Обычно Призрак спал весь день, но сегодня нужно было торопиться, и он начал собираться. Надел очки, сверху наложил плотную повязку. На ощупь пробравшись к окну, отдернул занавеску и распахнул ставни. Хлынул жаркий, почти обжигающий, солнечный свет, но Призрак все же смог открыть глаза. Повязка раздражала кожу, зато приглушала свет и одновременно была достаточно прозрачной. Ничего не поделаешь, приходилось терпеть: даже обострившиеся чувства не давали возможности видеть с закрытыми глазами.
Кивнув самому себе, Призрак взял дуэльную трость и вышел из комнаты.
— Знаю, ты предпочитаешь помалкивать. — Дарн тихонько постукивал перед собой двумя палочками. — Но даже ты не сможешь отрицать, что лучше жить так, чем с лордами.
Призрак сидел, прислонившись к каменной стене улицы-канавы. Рыночная яма была самой широкой из нижних улиц Урто. Когда здесь пролегал водный путь, то в самом центре три корабля могли борт о борт встать на якорь, и осталось бы еще достаточно места для других судов. Теперь здесь располагался главный городской бульвар, который облюбовали также торговцы и нищие.
Нищие вроде Призрака и Дарна. Лишь немногие обращали внимание на двух оборванцев. И уж точно никто не замечал, что один из них — тот, что с черной повязкой на глазах, — внимательно наблюдает за толпой, а другой изъясняется слишком правильно для человека, выросшего в сточной канаве.
Призрак не ответил на вопрос Дарна. В юности он говорил с чудовищным акцентом, пересыпая речь множеством жаргонных словечек, да и сейчас не мог похвастаться бойким языком или чарующими манерами, поэтому старался говорить как можно меньше.
Как ни странно, оказалось, что молчаливость вовсе не отталкивала людей — скорее, даже наоборот. Дарн продолжал отбивать ритм, словно уличный музыкант, у которого не было ни единого слушателя. Удары извлекали из плотно сбитой земли слишком тихие звуки, услышать которые мог только Призрак.
Ритм у Дарна выходил отменный. Любой менестрель бы позавидовал.
— Нет, ты только погляди на рынок, — продолжил Дарн. — При Вседержителе большинство скаа и мечтать не смели об открытой торговле. У нас все вышло красиво. Скаа управляют скаа. Мы счастливы.
Призрак видел рынок. Ему казалось, что по-настоящему счастливые люди улыбаются, а не ходят потупившись. Они делают покупки и гуляют, а не быстро хватают нужное и удаляются. Кроме того, если бы город и впрямь превратился в место всеобщего счастья, разве возникла бы нужда в десятках солдат, которые следили за толпой. Призрак покачал головой. Одежда на людях была почти одинаковая: цвета и фасоны определялись согласно приказам Гражданина. Даже попрошайничество подчинялось строгим правилам. Определенную долю милостыни, которую собрал Призрак, следовало отдать людям Гражданина.
— Вот еще что, — не унимался Дарн. — Ты видел, чтобы кого-то избили или убили на улице? Ради такого уж точно можно в чем-то себя ограничить.
— Убивают теперь в переулках, по-тихому, — негромко заметил Призрак. — Вседержитель, по крайней мере, делал это открыто.
Продолжая тарабанить палками по земле, Дарн нахмурился. Он выбивал сложный ритм. Призрак чувствовал вибрации, и они его успокаивали. Знал ли кто-то из проходивших мимо, что рядом с ними настоящий талант? Дарн мог бы стать известным музыкантом. К несчастью, при Вседержителе скаа не занимались музыкой. А при Гражданине вообще нежелательно было привлекать к себе внимание, независимо от способа.
— Вот оно, — вдруг оживился Дарн. — Как я и говорил.
Призрак поднял глаза. Сквозь невнятное бормотание толпы и прочие звуки, вспышки цвета и сильные запахи отходов, людей, а также выставленных на продажу товаров он ощутил приближение группы узников в сопровождении солдат. Иногда ощущения захлестывали с головой. Однако, как когда-то Призрак объяснял Вин, секрет горения олова заключался не в том, чтобы почувствовать, а в том, чтобы отсечь ненужное. А он отлично умел сосредотачиваться на том, что было необходимо.