Страница 86 из 92
Китайская сторона отвергла, и просьбы советской делегации остановить поток выступлений в китайской печати о "несправедливых" советско-китайских границах. В ответ советская делегация, по словам Хрущева, услышала следующее: "не обращайте внимания, у нас много партий, и каждая партия обладает своей печатью. Там встречаются и враждебные высказывания представителей буржуазно-помещичьего класса, но они не являются точкой зрения нашего руководства". По словам Хрущева, "мы этим удовлетворились, хотя и хотели, чтобы была воткрытую опубликована точка зрения китайского руководства. Но это так и не было сделано, хотя прямых требований мы не высказывали, а просто верили на слово китайским руководителям".
Хотя Хрущев в своих воспоминаниях изображает свое поведение в Пекине как образец выдержки, вежливости и терпения, впечатления присутствовавшего там Шепилова свидетельствуют об обратном: "Хрущев… расточал свои щедроты, объятия, дары, делая все, что, по его мнению, было полезно для укрепления советско-китайских отношений. Но как только Мао Цзэдун поставил вопросы, которые, с китайской точки зрения, должны были действовать на благо тех же советско-китайских отношений и всего социалистического содружества, но которые априори показались Хрущеву сомнительными – он моментально ощерился, перешел на менторский тон, начал горячиться, поучать китайцев и прописывать им рецепты. И это было в стиле разгулявшегося российского купчика". Поведение Хрущева в стиле купца Курослепова лишь усугубляло отрицательное отношение к нему Мао Цзэдуна и других китайских руководителей.
Как вспоминал Хрущев, "после возвращения в СССР мы откровенно обменялись мнениями… в Президиуме ЦК КПСС. Наше сообщение вызвало тревогу. Докладывал я как глава делегации. Мое мнение сводилось к тому, что в наших отношениях с Китаем заложены опасные перспективы, а причина тому – высокомерие, проявляемой Мао при оценке роли Китая в мировой истории и собственной роли в истории китайского народа и коммунистического движения.... Мы решили… приложить все силы к тому, чтобы не нарушать братских отношений Китая с СССР и сделать все возможное для их укрепления. Однако у меня сложилось мнение, что этого будет трудно достичь и даже невозможно, потому что Мао не согласится занять равное другим положение в коллективном руководстве мировым коммунистическим движением и потребует признать свою гегемонию… Я чувствовал, что Мао безоговорочно определил себя в вожди мирового коммунистического движения. А это было опасно".
Таким образом, попытки Хрущева "исправить ошибки Сталина" и улучшить советско-китайские отношения не увенчались успехом. Комментируя замечание Хрущева в его мемуарах о том, что, если бы Сталин прожил дольше, конфликт с КНР все равно бы возник, известный английский эксперт по советско-китайским отношениям Эдуард Крэнкшоу писал: "Это – сомнительное утверждение… Мао уважал Сталина, как он никогда не уважал Хрущева. И Сталин бы не позволил, чтобы он оказался в плену гневных эмоций, как это случилось с Хрущевым". Хрущев оценивал отношение китайского руководителя к Сталину иначе: "Мао Цзэдун не только проявлял уважение к Сталину, но и доходил до какого-то самоуничижения. Так, он обратился к Сталину с просьбой порекомендовать человека, который помог бы ему в редактировании его речей и статей периода гражданской войны. Эти материалы Мао хотел издать и попросил прислать к нему человека, марксистски образованного, который не только помог бы ему при редактировании, но не позволил допустить какие-либо ошибки в теории".
То обстоятельство, что признание Мао Цзэдуна своего несовершенства в теории и его стремление поучиться у более сведущих в этом людей, означали для Хрущева "самоуничижение", свидетельствовало о его спесивой самоуверенности. Хрущев видел в обращении Мао Цзэдуна за помощью к Сталину лишь стремление "создать иллюзию, что готов его глазами рассматривать вопросы теории и практики марксизма и не претендует на какую-то собственную точку зрения в деле строительства социализма в Китае". На самом деле подобные "иллюзии", стремился создать Хрущев у Сталина, когда он, в отличие от других членов Политбюро, никогда не пытался ему возражать и демонстрировал солдафонское послушание в стиле Швейка.
Вряд ли Хрущев верно объяснил мотивы поведения Мао Цзэдуна. Для руководителя Китая Сталин был живым классиком марксистско-ленинского учения, на основе которого строилась новая жизнь в Китае. Для него Сталин был олицетворением победы первой социалистической революции, успешного социалистического строительства, великой победы над Германией, Японией и их союзниками в годы второй мировой войны. Мао Цзэдун имел возможность в течение двух с лишним месяцев пребывания в СССР во время своего государственного визита в 1949 – 1950 годах лично наблюдать Сталина, убеждаясь в остроте его ума, глубоком понимании проблем современности. Он знал, что Сталин с 20-х годов внимательно изучал положение в Китае и Сталин наверняка сумел продемонстрировать Мао Цзэдуну свои познания в проблемах этой страны. Руководитель Китая искренне хотел учиться у руководителя СССР. В то же время ни послужной список Хрущева, ни личные встречи Мао Цзэдуна с Хрущевым не позволили ему испытать такое же уважение к Первому секретарю ЦК КПСС.
Скорее всего, Хрущев преувеличил и самомнение Мао Цзэдуна и его стремление установить свою гегемонию в мировом коммунистическом движении. Очевидно, Мао Цзэдун почувствовал слабость общекультурных познаний Хрущева и непонимание им Китая. Именно поэтому он попытался просветить Хрущева и его спутников, рассказывая им об истории Китая, особенностях его культуры. Хрущев иронизировал над тем, как Мао Цзэдун прочел "обширную лекцию по истории Китая, а также Чингисхане и других завоевателях, которые приходили в Китай; о том, что более стойкой оказалась китайская нация, которая ассимилировала всех завоевателей, приходивших в Китай". Эти неоспоримые и элементарные сведения о китайской истории Хрущев воспринял как попытку обосновать претензии
КНР на руководство миром: "Очень много было сказано о превосходстве китайской нации в сравнении с другими. То, что рассказал нам про это Мао Цзэдун, было интересно послушать, но мы сделали для себя вывод, что Мао относится к другим нациям свысока. У меня сложилось мнение, что при дальнейшем развитии отношений Китая с Советским Союзом могут встретиться трудности; что Мао наделен националистическими мыслями и считает китайцев превосходящими все другие нации".
Следствием этих "мнений" явилось ухудшение советско-китайских отношений. Когда после возвращения в Москву, китайское руководство выразило интерес к предложению Хрущева о направлении китайских рабочих в СССР, в Президиуме ЦК уже были напуганы рассказами Хрущева о "китайской угрозе". Хрущев вспоминал: "Постепенно у нас сложилось мнение, что таким образом китайцы хотят внедриться на Дальний Восток". Поэтому в Китай был направлен ответ, что, взвесив свои возможности в рабочей силе, советское правительство увидело, что у страны хватит своих рабочих. Этот ответ вызвал, естественно, недоверие со стороны Китая.
Итак, в считанные дни Хрущев умудрился, с одной стороны, утратить ряд крупных позиций СССР в Китае, отказавшись в одностороннем порядке от Порт-Артура и советско-китайских компаний в Синьцзяне, а, с другой стороны, ослабить уважение и доверие к СССР китайских руководителей. Мощный военно-политический союз двух великих держав дал трещину.
Однако в это время мало, кто сомневался в прочности советско-китайских отношений и визит советской партийно-правительственной делегации во главе с Хрущевым в КНР расценивался в СССР, как еще один вклад в укрепление дружбы двух великих народов мира.
Глава 21. Распри в «колхозе» «Заветы Ильича»
Поездка Хрущева на восток сыграла большую роль в укреплении его политических позиций внутри страны. После завершения пребывания в Китае Хрущев вместе с Булганиным и Микояном не спешил веруться в Москву, а задержался на Дальнем Востоке и в Сибири. Главные новости в газетах открывались сообщениями о посещении городов Сибири и Дальнего Востока Хрущевым, Булганиным и Микояном. Создавалось впечатление, что в стране сложился новый триумвират, вставший во главе Президиума ЦК.