Пионерск

***

Со мной что-то не так.

Аромат сирени оглушает. Он звенит в ушах, словно над головой протянуты линии высокого напряжения. Солнечный свет царапает кожу блестящим острием циркуля. Камешки, устилающие аллею, ворчат и перекликаются под сандалиями сухими, трескучими голосами.

Что случилось? Почему я не видела, слышала, чувствовала этого раньше? Когда все было нормальным — тогда или сейчас?

Рядом идет Семен и, запинаясь, что-то рассказывает. Солнце горит кумачом на его оттопыренных ушах, галстук плещется на груди от ветра, словно хочет улететь. Вот уж кто вряд ли сможет объяснить мне происходящее, учитывая, что оно ему знакомо даже меньше, чем мне.

— Я все пытаюсь вспомнить, кто я такой, как тут оказался, что этому предшествовало, — говорит он, глядя под ноги. — Получается… странно.

— Странно — это как?

— Частично, — он хмурится, будто ему не нравится окружающее, но я понимаю — это отражение его внутренней неразберихи. Внутренней клубящейся темноты. — Что-то вроде бы всплывает, какие-то события, разговоры, места. Но это обрывки. Щепки в потоке воды. И я не могу связать их вместе. Знаешь, как в типографии, есть такая специальная машина для сшивания будущих книг — раз! — и огромная кипа страниц уже больше никакая не кипа, а сшитый накрепко художественный труд. Вот и я…

Он хмурится еще сильнее, не отрывая взгляда от дорожки.

— Вот видишь? Видишь? Откуда я это знаю?

— Сходил бы в медпункт, — предлагаю я. Подход нужно делать не спеша, медленно, нежно. — Виола бы тебя обследовала… Она хорошая, между прочим, когда лагерь на зиму закрывается, в Европе медицину преподает!

— Тому дивится вся Европа, какая у Виолы обширная… практика, — раздумчиво говорит Семен. — Нет, бесполезно, был я в медпункте, и ничего эта Виола мне не помогла. Ни капельки.

— Зато красивая, — хихикаю я. Парень морщится.

— Наверное. Я не заметил.

Врет же, чертяка!

— Давай вернемся к нашему вопросу, — Семен берет серьезный тон. — К тому… нехорошему человеку, которого нужно найти.

— Верно, давай вернемся, — соглашаюсь я с облегчением, потому что больше не нужно делать вид, что все хорошо, и искать темы для разговора. — Это внутреннее дело, поэтому мы не можем обратиться в милицию, и будем разбираться самостоятельно, так что…

— Славя, — он останавливается, бросает на меня короткий взгляд. — Прежде всего мне нужно знать одно. Этот парень, о котором ты говорила… он очень сильно их обижал? Девочек? Делал им больно?

Семен делает акцент на слове «очень». Я не говорю не слова. Только смотрю ему прямо в глаза и часто-часто киваю. Бинго! Парень ломается с отчетливо различимым хрустом.

— Сволочь! Мерзавец! — он сжимает кулаки. Все же молодчина я! Правильная мотивация — половина успеха. Эх, рассказать бы Семену, что Человек делал со мной…, но нельзя. Все хорошо в меру.

— Так и есть, — соглашаюсь. — Как нам его отыскать, есть идеи?

— Хм… — парень с усилием успокаивается и переходит в конструктивный режим. — Сложный вопрос. А лагерь у вас довольно большой, верно, Славя? Сколько ребят сюда помещается?

— Думаю около двухсот. — На самом деле двести девятнадцать в настоящий момент, но неточность прощается; так даже лучше.

— Ясно… значит, бегать по аллеям и смотреть каждому в лицо мы не можем. Хм. Ладно, отбросим аналоговый путь.

— Что?

— Вместо того, чтобы искать парня, поищем его описание. Я тут наладил какое-никакое общение с ребятами из разных отрядов, попрошу помощи. Координация — великая сила!

Сказать по правде, эти комбинации нам без особой надобности — лицо Человека у меня до сих пор стоит перед глазами, а его псевдоним и принадлежность к отряду Ольга пробьет за считанные секунды — но мне нужно сейчас подстегнуть Семена, пробить его пассивность и заставить действовать осмысленно, самостоятельно и энергично. Обычная тактика, простая как топор, но всегда срабатывающая.

Поэтому я устремляю на парня восхищенный взор своих прекрасных глаз.

— Ну, ничего себе! А ты соображаешь!

— Да ладно… — Семен неожиданно принимается немилосердно краснеть. — Просто приятно убедиться, что я не все свои навыки и умения умудрился… утратить военно-морским способом.

— Это как?

— Хм… — он еще больше смущается. Это моя необразованность так влияет? — Это значит… потерять. Ну, неважно, вспомнилось вдруг что-то. Ты лучше посмотри, до чего вокруг красиво!

Со мной что-то не так.

Вокруг меня красиво. Теперь я это понимаю.

Я захлебываюсь красотой. Уходящие ввысь сосновые стволы — корабельный лес, из таких много лет назад делали мачты, видевшие пиратские абордажные атаки на юркие чайные клиперы и грозные фрегаты… Игриво мерцающие сквозь иглы солнечные зайчики — в английском они называются солнечными щенками… Запах хвои — он навевает странные мысли о далеких дремучих лесах и пущах, темных и свободных, его хочется пить, пьянея и блаженствуя, медленно погружаться в неосуществимые торжественные мечты…

В следующее мгновение я прихожу в себя. Что это было?

Что — черт его побери — это было?

Тишина и спокойствие. Ты не болеешь. «Хозяйки» не болеют.

Три раза ха-ха.

— Я тут в целях повышения культурного уровня недавно посетил исторический музей… блин, и откуда я помню именно это? — Семен не замечает моего короткого выпадения из реальности. — Красивый, белый, с колоннами, который на… нет, не вспомню улицу, она в мертвой зоне… в общем, я там рассматривал горшки древних людей, из бронзового и последующих веков. У них всех есть характерная черта — знаешь, какая?