Пионерск

Результат? В рамках оптимизации стерли ей личность, вместо этого записали что-то глупое, неглубокое, поверхностное — «мятущаяся двоечница с проблемами в семье» вроде бы. Отвратительная матрица, да еще и нестабильная к том же, потому и не продержалась долго — утилизировали.

Я всех их помню. А вот они меня — нет. Новые установки полностью заменяли список знакомств, наверное, во избежание программных конфликтов. Странно, да?

Андроидам не бывает стыдно или страшно, они не задумываются над смыслом жизни и бесцельностью своего существования. Нет, не совсем так: по особому запросу они могут имитировать все вышеперечисленное, притвориться испуганными или расстроенными. В этом существенная разница — изначально вышеперечисленное развилось у людей в качестве эволюционных механизмов, помогающих выжить и социализироваться. Страх повышал шансы на выживание, стыд определял социально приемлемые нормы, скромность…

Ну, в наших условиях это уж совсем лишнее.

Можно сказать, что андроиды «Совенка» — словно маленькие дети. Неприспособленные и необученные, потерянные в темноте и цинизме этого недоброго места, с обрезанными и слегка припудренными чувствами и переживаниями — Гензель и Гретель, брошенные очерствевшим отцом в одиночестве посреди дремучего леса. Неудивительно, что некоторые из них, говоря простым языком, постепенно сходили с ума и отправлялись на утилизацию. Удивительно, что на утилизацию отправлялись не все.

Впрочем, естественной убыли все равно никто не замечал — поток клиентов лился освобождающей Ниагарой, жадной на свежее мясо. Выбор был богат, и звенящие деньгами клиенты могли выбирать, не торопясь, только самое лучшее. Чем-то это напоминало древний рынок рабов и выглядело, по правде говоря, довольно мерзко.

Какое счастье, что у нас, людей, все иначе.

Верно?

***

— Я пришла к тебе с приветом, — сообщила я Ольге, врываясь в комнату. — Рассказать, что солнце встало.

— Мне уже докладывали, — взглянула на меня «вожатая» поверх своего планшета. Она с ним постоянно сидит, если не в людном месте. А если в людном — то накрывает сверху книгой и вроде бы как читает. — Где ты этой дряни нахваталась?

— Собака лает — ветер носит, — порадовала я ее очередной мудростью. Ольга удостоила меня теперь уже долгим взглядом исподлобья и села на кровати. — Имею вопрос общефилософского, а также юридического характера.

— Это интересно, — сказала сама себе «вожатая». На ней сегодня была ядовито-красная футболка с надписью «Вдарим по яблочному пирогу!», совсем новая. — Давай, жги.

— Ну вот «хозяйки» наши, так? Мы же их делаем практически неотличимыми от человека, и внешне, и внутри. И если предположить, что кто-то из них вдруг оказался за пределами лагеря, как мы сможем доказать, что это наша собственность? Или мы не сможем, и тогда ее, эту беглянку, просто отправят в приют какой-нибудь?

Ольга смотрит на меня задумчиво.

— Откуда дровишки? Кто-то из девчонок решился на побег? Колючая проволока в три ряда, взаперти хоть волком вой… Знаешь продолжение?

— Куда уж мне, я же даже не сидела, — мило улыбнулась я. Что с меня взять, дикий человек, дитя гор. — А мысль просто возникла, как это часто бывает с мыслями. Случись такое — что тогда? Расхлебывать-то нам наверняка придется. Точнее, даже мне.

— Это само собой. Директор мне задницу намажет скипидаром, а я — тебе, так оно и бывает обычно. Дерьмо всегда течет вниз, да и не царское это дело — поиски организовывать… Ладно. Тут все просто. Юридически наши девочки — вещи, статуса не имеющие.

— То есть рабы.

— Неверно, рабство официально запрещено, а мы соблюдаем законы. Так что проще будет, если они — просто вещи, неодушевленные предметы. Но и здесь имеется одна сложность. Вещи обязательно должны кому-то принадлежать — у нас тут, слава богу, не коммунизм — но поскольку анатомически девчонки, ты права, ничем не отличаются от стандартных хомо сапиенсов — то принадлежать никому не могут.

— Какие же они хомо, если в мозгах микросхемы…

— Как и у тридцати процентов людей по нынешним временам. Мы консультировались у юристов: замучаемся доказывать, что это достаточный критерий, микросхемы-то… В общем, сама видишь, получается коллизия. Как думаешь, решили мы ее?

— Не имею никаких сомнений в ваших гениальных способностях, Ольга Дмитриевна…

— Угомонись уже, острячка… в общем, идея была не моя, но оказалась удачной. Носители.

— Что?

— Каб-что. Информация на их чипах — наша собственность, официальным образом маркированная и запатентованная. Весь их внутренний мир, все их дурацкие, тяп-ляп и на коленке сделанные личности — все это принадлежит нам. Их души, если говорить совсем отстраненно. А тела… формально рассуждая — это просто особым способом оформленные носители. Кастомизированные футляры для ценных флэшек. Скажи, изящно?

— И если информация окажется повреждена…

— Ценность футляра падает до нуля. Ну, почти до нуля. Проще скинуть его в биореактор и разработать с нуля новую личность. Так что, отвечая на твой вопрос, в случае побега — абсолютно нереалистичного, но давай предположим — искать девочку мы будем по ID-коду, используя те же статьи, что применяются при закрытии интернет-пиратов. Из сети нынче не вырваться, смоделированные компьютерные симуляции давали беглянкам от шести часов до трех дней. Это мелочи. Согласна?

— Согласна, конечно. Полные мелочи.

— А кроме того… ты слушаешь? А кроме того, есть еще одна важная, но малозаметная деталь. Наши девочки — созданы и заточены под «Совенок». Они не социализированы и будут выделяться из толпы сильнее, чем ты на конкурсе красоты «Мисс Гвинея-Биссау».

— Вот спасибо.

— Обращайся. Словом, с этой стороны для нас опасности нет. Успокоила я тебя, Славя?

— Целиком и полностью.