Страница 4 из 13
— Вам плохо? — вежливо поинтересовался Константин Вениаминович, хотя отлично знал, что это не так. Петриков не ответил. Он спал.
Константин Вениаминович немного постоял, размышляя, стоит ли будить Петрикова или пусть себе спит. В конце концов он решил продолжать лекцию, и снова стал произносить фразу за фразой, опершись ладонями на некрашеную дощатую конторку. В его подсознании подспудно зародилась мысль, что студенты неправильно называют эту конторку кафедрой, что кафедра — это совсем другое, и надо это как-то объяснить, — но, не связавшись с привычным ходом чтения предмета, мысль не получила развития, угасла, и больше не вспоминалась — как будто ее и не было. Вместо нее к Константину Вениаминовичу пришло ощущение, будто он всегда здесь стоит и читает одну и ту же лекцию, а студенты мелькают перед ним, как кадры: один поток...другой...третий...другой выпуск...и еще один выпуск... и еще.. Он говорил, и к его голосу постоянно примешивался ровный тихий шум, доносившийся с задних рядов.
На задних рядах спокойно и независимо текла жизнь. Кто-то писал пояснительную записку, кто-то считал курсовую работу, кто-то просто решал кроссворды, играл в балду или чертил на нежно — зеленой крышке стола орангутанга с бутылкой. Под орангутангом вскоре появилась мудрость поколения нынешнего, адресованная потомкам: "Пьянство не есть добродетель!"
Прошлогодние, позапрошлогодние и позапозапрошлогодние конспекты лекций Константина Вениаминовича в это время мирно лежали по общагам, покрываясь пылью, чтобы быть прочитанными на скорую руку в ночь перед экзаменом, а потом перейти в руки других студентов и опять покрываться бархатной пылью семестр за семестром, семестр за семестром...
Прозвенел звонок. Студенты шумно ринулись к двери. Константин Вениаминович неторопливо снял очки, затем, также не спеша и с достоинством, закрыл свой конспект и положил его в солидную кожаную папку. Уже выходя из аудитории, он заметил, что Петриков все еще спит, положив голову на тетрадь и сладко посапывая.
Константин Вениаминович потушил в аудитории свет, уходя, оставил дверь открытой, чтобы Петрикова по случайности не заперли, и пошел по коридору усталой походкой человека, который только что выполнил свой трудный, но почетный долг.
КУРСОВОЙ ПОСЛЕ ПРАЗДНИКОВ Консультацию назначили на другой день после пасхи. Начало — в час пять. А в гастрономе с двух. И преподаватель сидит скучный и думает: хоть бы никто не пришел.
А Пантюхину никак нельзя было не прийти. То-есть, в гастроном ему очень надо было, но на консультацию еще больше. И он пошел, думая, что после пасхи преподавателя не будет, и можно будет потом говорить: "А я вот приходил, а консультации не было." Открывает дверь, а там преподаватель разочарованный.
— Здравствуйте. Можно?
— Заходите, заходите, раздеваться на том столе... А где остальные?
— Ну, они, в общем... это... как его... подойти должны... Наверное.
— Фамилия?
— А?
— Фамилия как ваша?
— Пантюхин.
— Так, Пантюхин, вы у меня были... Да вы вообще ни разу не были! Вы вообще, Пантюхин, думаете сдавать или что?
— Да нет, ну, я, конечно... это... вот, чертежи принес.
— Давайте первый лист. У вас что?
— У меня?
— Ну что у вас, как это... на первом листе у вас что?
— А, на первом? Ну, этот, как его... название тут такое... А! Козловый кран!
— Может, козловой?
— Ну да...то есть...
— Так у вас же консольный.
— Поворотный?
— Н-ну... вы, что, не помните?
— Да... то есть, нет... вот у меня задание. Мостовой кран.
— Дайте сюда.
Внимательно изучив рисунок к заданию, преподаватель с Пантюхиным пришли к общему мнению, что держат чертеж вверх ногами, и перевернули его.
— И точно, мостовой! Как это я сразу...
Преподаватель углубился в чертеж, мучительно вспоминая, чем линия видимого контура отличается от штрих-пунктирной.
— Так. Мгм. Да. Вот здесь, здесь, здесь и здесь переделать. Вот это вообще убрать. Понятно почему?
— Ну... то есть... понятно, в общем... это я просто... Я перечерчу лист.
— Ладно, давайте, подпишу. А, так он у вас уже подписан!
— Разве?...
— Да, вот подпись и число — восемнадцатое марта пятьдесят четвертого года.
— Да нет же, как это... Да нет же, тридцать четвертого!...
( До Пантюхина постепенно начало доходить, что в трубку перед пасхой он засунул чертежи, с которых собирался сдирать.)
— Что?... Подождите, тут кто-то в дверь ломится. Не заперто!
Вошла секретарша завкафедрой, и тоже не в настроении.
— Анатолий Никитич, после консультации зайдите к завкафедрой!
— Хорошо, хорошо!... Так, на чем мы остановились?
— Н-ну, это... что первый лист уже подписан...
— А, ну да. Давайте, отмечу. Так, Пантюхин первый лист сдал. Давайте второй.
— Сейчас?
— Ну да, да, давайте быстрее, еще к завкафедрой идти надо.
— Ну да... сейчас... счас найду...Ага. Вот.
— Так... Что это?
— Это... ну, как его... в общем, это самое... ну... это... таль это.
У преподавателя от удивления стали круглыми глаза.
— ТАЛЬ???!!!
— Да... то есть нет... ну... где-то... в общем...
— А почему у вас тут написано "Общий вид тепловоза?"
— Как это... ну да... это... как его, господи... да... Так это вообще не мой лист! Это из дипломного.
— Как, вы уже диплом чертите?
— Да... то есть, нет... это так... я заранее... для общего развития припас... Ну я их перепутал... похожи, в общем.
— Похожи?
— Ну да... вот если так смотреть, то конечно... если отсюда, то... что-то... в общем, перепутал. В следующий раз обязательно.
— Так. А пояснительная?
— Ну, введение я уже со...составил. Ну и этот, как его...ну, этот... самый... титульный лист. Сейчас прочитаю.
— Титульный лист?
— Нет, введение: "В материалах двадцать шестого всесоюзного совещания по вопросам краностроения с особенной остротой подчеркнута необходимость всемерного и неустанного повышения энерговооруженности кранов и снижения их металлоемкости. Сейчас, когда наша страна прочно заняла лидирующее положение по производству грузоподъемных крюков на душу населения, первостепенное значение приобретает"...
— Хватит, хватит. Первый раздел в следующий раз принесете. Да, передайте, чтоб в следующий раз все были. У меня от этого вашего разгильдяйства голова раскалывается.
— А может они того... еще подойдут?
— Сколько сейчас?.. Скоро два?! Нет, вряд ли. Да нет же, никто не подойдет.
— Ну, а вдруг, может, кого... должны вроде...
— Я говорю, никто не подойдет! Все, ухожу к завкафедрой. И в следующий раз чтобы все принесли первый лист!
— Ага, конечно... обязательно передам... — и Пантюхин выскочил за дверь, довольный, что отметился.
МАВРИКИЕВНА И НИКИТИЧНА О БИТМЕ
— Здравствуйте, Вероника Маврикиевна!
— Да-да! Здравствуйте, Авдотья Никитична!
— Ты все торчишь?
— Да. О-хо-хо-хо-хо! Что вы сказали?
— Я тебя спрашиваю: ты все торчишь?
— Где?
— Не "где", а отчего. У меня к тебе новость. Внук мой в институт поступил.
— О-хо-хо-хо-хо, какая радость, о-хо-хо-хо-хо! А в какой?
— Сейчас я тебе точные координаты назову. Значит так, дай бог памяти: БИТМ, ФТМ, 76ЛК2, вариант двадцать седьмой.
— Секретный?
— Почему секретный?
— Ну, ведь вы сами говорите, у них все зашифровано...
— И! И! И! Какой секретный! Я тебе сейчас все переведу. БИТМ — это Брянский институт транспортного машиностроения. ФТМ — факультет транспортного машиностроения. 76ЛК2 — это у них группа так называется. А 27 — это его номер по счету в группе. Понятно!