Человек-Хэллоуин

Пока она говорила, Стоуни прилег рядом со своей черной кошкой и, поглаживая ее непросохшую шерсть, смотрел на красные угли, мерцающие в большой пузатой печке.

— Люди, к которым она попала, были простые сельские жители, — продолжала говорить Нора, — бывший фермер и его жена, женщина, всю жизнь горевавшая о детях, которых у нее никогда не было. Они проводили даму, которую, насколько я помню, звали Элен, и ее сына в маленькую спальню. Странным было…

Здесь, как позже понял Стоуни, начиналось отступление от реальности, вставная новелла, которую Нора Шанс вплетала в свои небылицы точно так же, как вплетала алую нитку в серое полотно.

— Странным было, как заметила Элен, обилие зеленых и черных мух, облепивших стены и потолок маленького фермерского домика. Семь-восемь штук кружилось и под потолком спальни. Она заснула, держа на руках сына, на лице и шее которого отчетливо виднелись синяки от побоев, которые жестокий папаша нанес ему всего лишь прошлой ночью.

— Это будет страшилка? — спросил юный Стоуни.

— Не перебивай меня, детка, — упрекнула его Нора Шанс. — Я не рассказываю страшилок. Все мои истории правдивы, и все они о человеческой любви. Человеческая любовь проявляется по-разному. Вот эта мать, Элен, которая так сильно любила мальчика, что ради его безопасности убежала с ним от мужа. Вот тебе пример человеческой любви. Итак, они проспали всю ночь, а под утро женщине начал сниться сон о мухах: они сплошь покрывали ее и ее сына, залетали в рот и нос. Испуганная, она проснулась. Было совсем рано. Уже брезжил рассвет, но солнце еще не взошло. Элен поглядела в окно и увидела, что снег вокруг фермы сверкает, словно битое стекло. Она поднялась, закутав спящего ребенка в старое одеяло, и вышла в коридор.

— А зачем она это сделала? — встрял Стоуни.

— Я же запретила тебе перебивать, когда я рассказываю что-то, — укорила Нора Шанс. — Все выяснится в свое время. Как я сказала, она вышла в коридор, а сделала это, потому что ей захотелось пить. И когда она пошла в ванную, чтобы попить воды, то в темноте коридора увидела троих маленьких полуголых детей: девочку лет восьми-девяти, мальчика лет пяти и совсем маленького ребенка, крошку лет двух. Все они были завернуты в какие-то тряпки.

Но было в их облике и кое-что похуже: Элен заметила торчащие из уголков их ртов нитки, которыми были зашиты губы; глаза у детей были закрыты, и из век торчали такие же короткие черные нитки, уши и ноздри тоже были зашиты. Сердце Элен учащенно забилось, и она схватилась за дверь ванной, чтобы не упасть, не находя в себе сил даже для крика. На какой-то миг ей показалось, что это сон.

Но потом маленькая девочка поднесла ко рту руку и выдернула нитку, издавая при этом едва слышное жужжание.

И вот когда она выдернула нитку, и ее губы немного разжались…

Маленькая зеленая муха выползла у нее изо рта. Расправила блестящие крылышки и улетела. За ней изо рта девочки выбралась вторая муха… И третья… И четвертая…

На этом месте Нора Шанс умолкла.

— Это и вся история? — после минутного молчания спросил Стоуни.

Нора хмыкнула себе под нос.

— Нет, но на сегодня с тебя хватит. Твоя кошка уже высохла, а на улице темнеет. Вам обоим пора домой — ужинать. Остальное расскажу как-нибудь в другой раз.

С тех пор прошло шесть лет. Стоуни было девять, когда он бродил по лесу в поисках кошки. Либерти — так звали кошку — погибла: ее сбила машина, когда Стоуни еще не исполнилось пятнадцати. Даже она стала частью небылиц Норы и была вплетена в ткань повествования, начатого в один из последних приходов Стоуни. С двенадцати лет он стал развозить по Стоунхейвену газету «Нью-Лондон дэй» и на заработанные таким образом деньги покупать кое-что для Норы. Он обычно объезжал город на своем велосипеде фирмы «Швийн», доставляя газеты, и начинал и заканчивал свой маршрут в одном и том же месте: перед магазином Уотчмена, где покупал по ее заказу муку, сахар, ветчину, молоко и фасоль. Ее рацион редко включал какие-то иные продукты, за исключением разве что виски, который она пила, но, судя по всему, в ее подвале был неисчерпаемый запас виски.

Обо всем этом Стоуни рассказал Лурдес на их третьем свидании и предложил ей познакомиться с Норой.

— А чем закончилась та история? — первое, что спросила Лурдес, усевшись на потертый коврик перед пузатой печкой.

Глава 5

ЛЕГЕНДЫ СТОУНХЕЙВЕНА

— Какую историю ты имеешь в виду? — откликнулась Нора, ловкими пальцами продолжая протягивать иголку с ниткой. — У меня в запасе миллион небылиц. Есть о Стоунхейвене, а есть и о дальних краях и диковинных народах.

— О детях с зашитыми ртами, — уточнила Лурдес, потому что Стоуни так и не рассказал ей окончания.

— Ах, о тех детишках! — произнесла Нора и быстро завершила рассказ, оборванный на полуслове много лет назад. — Так вот, женщина по имени Элен ткнулась в комнату забрать своего ребенка Она хотела уехать. Теперь она знала, что за чудовища этот фермер и его жена. Ведь они так мучили детей. Господи, думала она, нужно пойти в полицию, необходимо найти кого-то, кто заберет отсюда несчастных малышей. Но фермер рассказал ей всю правду. На самом деле он вовсе не мучил детей. «Они снова вынимали нитки! — сокрушался фермер. — Проклятье, им ведь нельзя их вытаскивать». А Элен забыла об усталости и превратилась в сгусток гнева. «У них сейчас в головах полно мух, — продолжал хозяин дома. — Им хочется выпустить их, но, боже мой, это значит, что мне придется засовывать их назад». Элен дала фермеру пощечину. «Как вы смеете стоять передо мной, не испытывая угрызений совести, вы, чудовище?» — в ярости воскликнула она Фермер поднял I ia нее глаза. Он плакал. «Мы их любим, этих деток, — заговорил он. — Только они не наши. Мать столько лет переживала, что у нас нет своих детей. Мне казалось, она хочет умереть. Что мне оставалось делать? Что может сделать человек:? И вот я подумал, что ведь у других людей умирают дети, их закапывают в землю и просто бросают там…» И вот фермер, видите ли, пошел и выкопал троих мертвых детей. А потом задумался: как люди определяют, жив кто-то или мертв? Что делает нас живыми? И понял: если ты двигаешься, значит, ты живой. Это самое основное. Надо сказать, для большинства людей так оно и есть. И вот фермер зашил этих троих детей вместе с поселившимися в них личинками и всем остальным, а когда вылупились мухи, дети зашевелились. «Только, — сказал он Элен, — у них голова полна мух, и время от времени им приходится их выпускать. Но мать любит их, этих детишек. Любовь слепа, леди, — вы ведь понимаете?»

— Господи, какой ужас! — выдохнула Лурдес, дрожа.

— Я еще не закончила, так что помолчи, — велела Нора Шанс, возмущенная тем, что ее снова перебили. — И вот Элен со своим сыном пошла к поезду. Отец мальчика оказался там. Он был в ярости и увез их обратно домой. Прошло несколько месяцев, и Элен вернулась в фермерский дом. И принесла своего ребенка. Видимо, отец вновь безжалостно избил его. А мать слишком сильно любила сына, чтобы отдать дитя Смерти. «Любовь слепа — помните?» — сказала она фермеру. И тут из маленькой ручки закутанного мальчика, безжизненно лежавшего на руках у матери, выпал моток черных ниток и покатился, разматываясь.

При этих словах Нора выронила моток черных ниток, и он покатился к Стоуни, разматываясь.

— О господи! — ахнула Лурдес.

Стоуни захлопал в ладоши.

— Видела? Она лучший рассказчик на всем свете.

— Потрясающая история, — согласилась Лурдес, опираясь на локоть и с восхищением глядя на Нору. — Жуткая, но потрясающая.

— Я знаю их великое множество, — засмеялась Нора Шанс, взгляд ее невидящих глаз был, как всегда, устремлен в пространство. — Тысячу и одну, как Шехерезада — Она улыбнулась и кивнула. — А теперь, дети, ступайте домой. Уже смеркается, я чувствую то по запаху, витающему в воздухе. Сумерки нехорошее время на болотах.

Это тоже было в тот год, когда Стоуни исполнилось пятнадцать, когда любовь пришла к нему и захлестнула волной, а Нора Шанс, рассказав завершение своей истории из далекого прошлого, благословила союз подростков.