Страница 11 из 142
- Водяной пост запада? Но это же середина улицы! Почтеннейший Гвайясамин, оттуда совсем ничего…
- Не видно, - закончил его фразу хмурый Кинти.
Что-то внутри черепа Алсека лязгнуло и глухо зазвенело, он заморгал и судорожно сглотнул, пытаясь удержаться на подгибающихся ногах. Верховный жрец не шелохнулся и даже не мигнул – но изыскатель мигом понял, что рот лучше прикрыть. Похоже, Кинти Сутукку почувствовал то же самое – он даже слегка пригнулся, с опаской глядя на Гвайясамина.
- Пост по вашим заслугам, - сказал жрец, переводя взгляд на опустевшие короба. – Ступайте.
…Узкая кромка Площади Солнца, отведённая для жителей, давно была переполнена, тесно было и на крышах жреческих кварталов, куда пускали далеко не всякого… впрочем, ни одной свободной крыши в городе уже с ночи не осталось. Те, кому не хватило места, заняли широкие улицы – в их просвете можно было увидеть хотя бы сам храм, не загороженный никакими строениями. Узенькую полосу мостовой оставили для стражи. Кто-то забрался даже на трубу водовода, но Гларрхна быстро согнали его. Алсек, с черпаком в руке расположившийся на мостках над трубой, глядя вниз, был вполне доволен – пусть храм он видел плохо, зато его не пытались расплющить.
- Зген, даритель жизни, да прольёт на вас свой священный свет! – Кинти поднял над головой гранёный шарик, и тот завертелся на ремешке, рассыпая радужные блики по макушкам и плечам тех, кто стоял внизу.
- Да не иссякнут небесные реки! – Алсек зачерпнул из резного каменного жёлоба и разлил понемногу в подставленные чаши и ладони.
Вода в древних трубах всегда была чистой и сладкой – и холодной, будто недавно пробилась из самых глубоких недр. Да и Зген на свет не скупился – полдень близился, и улицы залиты были белым прозрачным огнём. Алсек щурился на небо из-под ярко раскрашенного соломенного колпака.
- Все крыши, разумеется, заняты, - пробурчал Кинти, пихнув его в бок. – Ни тьмы не видно!
- Наверх смотри, - прошептал изыскатель, толкнув его в ответ. Внизу и так было тихо – три дня без горячей похлёбки и даже без отвара Орлиса настроили всех на задумчивый лад – а тут тишина стала почти ощутимой, и всем слышен стал усиливающийся шелест и тихий треск.
- Пятнадцать кораблей! – еле слышно выдохнул Кинти, запрокинув голову к небу. – Пятнадцать золотых кораблей!
Они летели от восточных ворот широким клином, держа строй, медленно выписывали круг над Эхекатланом, и золотая чешуя на их боках горела на солнце. Шипастые крылья, странные колючки и «глаза» на бортах, фигурные гребни и завитки, - ничто из этого не могло ни удержать их в воздухе, ни ускорить полёт, но они летели, и свет дробился на их шипах и чешуйках. За крыльями первого, едва не задевая соседей, тянулись хвосты алого огня. Алсек знал каждый из кораблей – их в Эхекатлане всего было четырнадцать. Пятнадцатый прилетел из Кештена – и ради него празднование задержали до полудня.
- Явар Эйна! Корабль Явар Эйны – красный! Ты видел его, видел? – Кинти от волнения едва не столкнул Алсека с мостков. Тот потёр ушибленные рёбра.
- Хвала Явар Эйне Ханан Кеснеку, что ты не переломал мне кости, - проворчал он. – Радостно видеть нашего властителя, но пихаться-то зачем?!
- Алсек, прости, - прошептал Кинти и снова запрокинул голову. – Тонакоатли! Все тридцать! И мегины – целая стая!
Ширококрылые боевые полуденники на этот раз не маячили точками высоко в небесах – они снизились так, что можно было пересчитать перья на их хвостах и пышных гребнях. Клин золотых кораблей уже повернул от Западной Улицы к северу, и тонакоатли летели за ним, и прозрачная тень от их крыльев падала на весь город. Воины в белой и жёлтой броне восседали на их спинах, жёлтым огнём горели боевые жезлы в их руках. Полуденники, придавленные к земле непривычной тяжестью, плыли над Эхекатланом медленно, величаво, до поры оттеснив с неба стаю летучих мышей.
Мегины, увешанные бубенцами и ленточками, летели плотным облаком, то расходясь в разные стороны и выписывая спирали и петли в вышине, то сходясь так тесно, что едва не цепляли друг друга крыльями. Все воины Вегмийи, кому не хватило места на полуденниках, оседлали мышей – но на всех мышей не хватило уже воинов Вегмийи, и замыкали стаю летуны попроще – городские стражники-Ти-Нау, малый гарнизон наместника. Пока звон в небесах не прекратился, Алсек вниз не смотрел – пока последняя мышь не пролетит полный круг, пешую армию на площадь не выпустят, и выглядывать там нечего.
«Явар Эйна прибыл… Нечасто мы тут видим его, это верно,» - покачал головой изыскатель. Кое-что на небе казалось ему неправильным, и сначала он списал это на сполохи в глазах от золотой брони и красного пламени, но теперь убедился – ему не чудится.
- Алсек! – зашипел Кинти и едва удержался, чтобы снова не пихнуть жреца локтем. В просвете улицы засверкали красные чешуи и отполированные бронзовые пластины – четыре сотни Гларрхна, наёмное войско Эхекатлана, по кругу обходили Храм Солнца. Алсек щурился, пытаясь угадать, кого из знакомых он видит, - кто несёт знамёна отрядов, кто идёт во главе? Над площадью негромко рокотали барабаны, и пересвист флейт был монотонным и тоскливым.
Аманкайя, семейство Льянки – ради праздников они, как и все земледельцы, выбрались из полей – и почтенный Шафкат вместе с крылатой кошкой, - все они стояли сейчас на крышах. Где-то в Медной Четверти поднялся на крышу и Янрек Сонкойок с жёнами и детьми – наверное, им видно было чуточку получше.
За красной чешуёй и змеиными знамёнами поплыли синие плащи, барабаны смолкли, флейты засвистели веселее, - храмовые девы обходили площадь, тяжёлые блюда и чаши были в их руках. Алсек про себя пересчитывал плащи – дев в храме Эхекатлана было слишком мало, и вместе с ними едва ли не каждый праздник выходили жёны почтеннейшего Даакеха и Гвайясамина. Длинной вереницей поднимались они вверх по ступеням, складывая принесённое к алтарю. Сощурившись, Алсек видел на вершине чёрный плащ Гвайясамина и красно-золотое одеяние Явар Эйны.
- Алсек! – снова зашипел над ухом Кинти, указывая на площадь. Из переулка выводили крупного кумана. Никакой упряжи на нём не было, кроме разукрашенной перьями и бахромой узды. Ящер шёл спокойно, его голова странно качалась из стороны в сторону, иногда он будто приходил в себя, приподнимал её, но снова ронял на грудь. За ним, чуть в отдалении, вели ещё троих.
«Четыре кумана! Долго, должно быть, Гвайясамин уговаривал почтеннейшего Даакеха… я думал, он и двух не выделит!» - покачал головой Алсек. Видимо, верховный жрец позвал в союзники самого Явар Эйну, - в иные годы наместник выдавал для жертвоприношений таких куманов, каким проще было умереть своей смертью, чем взобраться на верхний ярус храма. Эти же ящеры были крупными, откормленными, отобранными из немалого стада.
- Зген будет доволен, - прошептал Кинти. – Но как они уговорили Даакеха?!
- Отчего бы ему не проявить уважение к дарителю жизни? – пожал плечами Алсек.
Куманы поднимались вверх по лестнице, ярус за ярусом обходя храм. Ни пение флейт, ни дым курильниц их не тревожили. В таких случаях служители на дурманное зелье не скупились – никому не хотелось гоняться за напуганным куманом по крутым лестницам или уворачиваться от его пинков у жертвенника.
- Они нам крови оставят? – заволновался Кинти, оглядываясь по сторонам.
- Они не нарушат обычай, - придержал его за плечо Алсек. – Тш-ш…
Над городом снова повисла тишина – но даже в ней голос Явар Эйны Ханан Кеснека не долетал до середины Западной Улицы, терялся где-то в ущельях переулков. Алсек утёр слезящиеся глаза – отсюда казалось, что сам правитель окутан золотым огнём, и что пламя с неба стекает по его рукам и льётся на алтарь вместе с жертвенным ицином. Жители внизу оживились, оглянулись на водовод. Алсек кивнул, но жестом попросил обождать – ритуал едва начался, и хотя вода, принявшая священный ицин, уже несёт в себе благословение, но лучше подождать до конца.
- По воле великих богов да проснутся земля и небо… - еле слышно проговаривал Кинти знакомые с рождения слова. Он опирался руками на край крыши, высовываясь из глухого колодца улицы, - так было лучше слышно. На площади взревели морские раковины, тонко вскрикнул перед смертью куман, чашу подставили под льющуюся из разбитой головы кровь. Тело ещё дёргало лапами, когда его столкнули вниз, и оно покатилось по крутой лестнице к подножию. Один из старших жрецов подошёл к нему, подбежали служители, перевернули тяжёлую тушу на спину.