Страница 65 из 68
— Полиция рассказала мне совсем немного о твоей жизни, — голос Стеллы Хидальго был мягким и интеллигентным. — Собственно, когда на прошлой неделе детектив Мартинез позвонил мне, чтобы сообщить о совпадении ДНК, он предупредил, что ты уже совершеннолетняя и у тебя есть право на неприкосновенность частной жизни, которое они не могут нарушить, поэтому ты сама должна будешь решить, выходить со мной на связь или нет. Они даже не назвали мне твоего имени. Поэтому я не знаю, как к тебе обращаться.
— Вы можете называть меня Блу. — Я протянула ей руку, и она пожала ее. Я не была ни Саванной Хидальго, ни Саванной Джекобсон, ни кем бы то ни было еще. Я была Блу Ичхоук, и это неизменно.
— Тебе подходит это имя. — Она робко улыбнулась. — А ты можешь звать меня Стелла. — Она перевела взгляд на Уилсона, ожидая, когда он представится.
— Здравствуйте. Я Дарси Уилсон, но все называют меня просто Уилсон. И я люблю Блу. — Уилсон тоже протянул ей руку, и Стелла улыбнулась, абсолютно покоренная его «здравствуйте», сказанным с английским акцентом.
— Как славно! — улыбнулась она, я же в эту минуту любила Уилсона так сильно, как не любила ни одно живое существо на земле. Благодаря шарму Уилсона руки Стеллы окрепли, она показала нам свой маленький домик и предложила сесть на диван, стоящий напротив двух коричневых кресел и укрытый разноцветным покрывалом. На стенах висело несколько наград в рамочках, а также фотография, на которой — и я могла поклясться в этом — был изображен вылитый Джимми, стоящий с женщиной, которой, судя по всему, была моя бабушка, только тридцать лет назад. Не знаю, чего я ждала, когда сержант Мартинез сообщил мне, что моя бабушка живет в резервации, но точно не этого. Несколько фотографий стояло на камине, а деревянный пол устилал большой ковер в индейском стиле. Я ничего не знала об индейцах пайути — ни их обычаев, ни истории, ни образа жизни. Это было нечто, чему, как я надеялась, могла научить меня эта женщина. Однажды.
Глаза Стеллы скользили по моему лицу, казалось, она до сих пор не могла поверить, что я здесь. Я позволила ей жадно смотреть на себя, также жадно смотря на нее в ответ. Это был фантастический момент, и я задумалась, как мы выглядим, глядя друг на друга в тишине, пока часы на камине отсчитывают время, а мы пытаемся впитать в себя более, чем восемнадцать лет разлуки.
Мы немного поговорили о нашей поездке в Рено и Сент-Джордж, но вскоре разговор пошел о моей матери. У меня сложилось стойкое ощущение, что моя бабушка нуждалась во мне, чтобы понять свою дочь. Возможно, потому что она до сих пор с трудом ее понимала.
— Винни была очень яркой личностью, ей всегда нравилось быть в центре внимания, что обычно удавалось ей не только дома, но и в школе. Мои родители души в ней не чаяли, и у нее всегда была куча друзей. Еще она обожала чирлидинг и была очень популярна, особенно среди мальчиков. А я наоборот. Всегда так смущалась в присутствии парней… никогда не знала, что сказать. — Стелла умолкла. Я бы хотела, чтобы она не говорила мне о популярности моей матери среди парней. Это заставляло меня беспокоиться о том, насколько мы похожи, а я не хотела быть такой, как она. Чувство отчаяния стало еще сильнее, когда Стелла упомянула о неожиданной беременности моей мамы.
— Она переносила беременность очень тяжело, как любая шестнадцатилетняя девочка. Когда Итан заявил, что не хочет иметь ничего общего ни с ней, ни с ребенком, она была так подавлена… не выходила из комнаты и очень много плакала. Врач сказал, что у нее послеродовая депрессия. Со временем депрессия стала меньше, однако она так озлобилась, что большую часть времени о тебе заботилась я. Ты была очаровательным ребенком, эдаким маленьким тихим комочком. Ты даже почти не плакала. Полагаю, благодаря этому Винни было проще тебя игнорировать. А мне любить. И пока с тобой было твое одеяльце, ты была довольна.
— Оно было голубым? Со слонами?
— Да… оно самое! — удивленно запнулась Стелла. — Ты его помнишь? — Губы бабушки задрожали, и она прижала к ним костяшки пальцев, чтобы сдержать эмоции, которые прослеживались в каждой черточке ее лица.
Я только кивнула, неожиданно утратив способность говорить.
— Винни его ненавидела, — голос Стеллы дрогнул, и она прокашлялась. — Она говорила, что голубой — мальчишеский цвет. Но я выбрала его в тон к твоим голубым глазам. У тебя были поразительные глаза. Во всем остальном ты выглядела как коренная американка, разве что не такая темненькая. Твои глаза окончательно убедили семью Итана, что он твой отец. Они дали Вайноне немного денег, когда тебе было почти два. Она взяла их, украла деньги с моего сберегательного счета, взяла мою машину и уехала. Тебя она, к сожалению, забрала с собой. Я до сих пор жалею, что не заявила в полицию и не позволила им засадить ее в тюрьму. Возможно, это бы спасло ей жизнь, а я не потеряла бы тебя.
— Но ей следовало повзрослеть, и я подумала, что отъезд из города пойдет ей на пользу. Поэтому я не донесла об этом. Я просто… отпустила ее. На самом деле, если бы она попросила у меня денег и машину, я бы, вероятнее всего, не отказала ей. В конечном итоге она обосновалась у подруги в Солт-Лейк-Сити и нашла работу. Мать подруги заботилась о них, и ты находилась под присмотром у людей, которых я знала. Я приглядывала за ней через ее подругу, и дела шли довольно неплохо. Она пробыла там около шести месяцев, когда злоупотребила их гостеприимством. Она украла деньги у матери своей подруги. И они заявили на нее. С тех пор я слышала о ней редко, но мне было достаточно того, что с ней все в порядке.
Разговор прервался, и я изучала лицо бабушки, пока та изучала мое. Наконец Уилсон подал голос.
— В полицейском рапорте упоминался человек из Оклахомы, который клялся, что в одном минимаркете поймали на воровстве девушку, очень похожую по описанию на вашу дочь. Хозяин магазина не стал заявлять на нее, потому что посочувствовал девушке. Она украла подгузники и молоко. И в конце концов он сам дал ей молока, немного продуктов, упаковку подгузников и немного денег. А когда хозяин магазина увидел фотографию в новостях, то вспомнил вашу дочь и ребенка и позвонил в полицию.
— Оклахома? — казалось, Стелла была поражена и покачала головой, пробормотав: — Нет… это невозможно!
— Полиции это не помогло. Они только заварили кашу, ничего не сделав, — вмешалась я. — Я только что поняла это, потому что у моего отца — человека, который меня вырастил — есть семья в Оклахоме. Не понимаю, что ей могло там понадобиться.
— Как звали твоего отца? — слабым голосом спросила Стелла Хидальго, вся она как-то странно замерла, словно уже знала ответ.
— Джеймс Ичхоук… я звала его Джимми.
Стелла откинулась на спинку кресла, на ее лице читались шок и испуг. Она тут же вскочила и покинула комнату, не сказав ни слова.
— Что-то не так. Думаешь, она знала Джимми? — шепнула я Уилсону.
— Она определенно ведет себя так, словно узнала его имя, — ответил Уилсон так же тихо.
Мы были прерваны грохотом и бормотанием и тут же вскочили на ноги, готовые уйти.
— Может, нам стоит уйти? — громко спросил Уилсон. — Мисс Хидальго? Мы не хотели вас расстраивать.
Стелла вернулась в комнату, держа в руках коробку.
— Простите, прошу вас подождать. Подождите… минутку.
Мы неохотно сели обратно, наблюдая за тем, как Стелла снимает с коробки крышку и достает фотоальбом. Она стремительно начала переворачивать страницы, останавливаясь на каждой лишь на короткое мгновение.
— Некоторые фотографии пропали. Кто-то взял их. — Стелла изучала страницы, ее взгляд стремительно перемещался от одной фотографии к другой. — Вот! Это не очень хороший снимок, но это он. — Она указала на фото за пластиковым кармашком. Очевидно, она пробыла там очень долго и уже прилипла к пластиковой вставке. Она потянула за нее, но та начала рваться. Сдавшись, Стелла передала альбом мне, преодолев небольшое расстояние между нами на коленях, как будто ей было не шестьдесят, а шесть.