Шестерня

Зубило открыл и закрыл рот, не найдя что сказать, потупился. За него вступился Бегунец, произнес с сомненьем:

- То, что держать должно крепко - согласен. Но остальное: цвет, фа... как ты сказал, фактура... Разве это так важно?

Шестерня похлопал парня по плечу, сказал назидательно:

- Вот по этому в деревне и сидите, от каждой тени шарахаетесь. - Парни переглянулись, в лицах протаяло недоумение. Шестерня поиграл бровями, произнес сурово: - Даже не знаю, выгнать вас прямо сейчас, да других помощников поискать, поумней да попокладистее, или уж погодить...

Зубило помрачнел, сказал с досадой:

- Зачем же так-то, сразу выгонять.

- Не надо выгонять. Лучше объясни. Мы ж от незнания, не со зла, - поддержал Бегунец жалобно.

Шестерня окинул взглядом стену, сказал, обращаясь к Бегунцу:

- Сейчас будем замерять, каждый раз поднимай до следующей риски. Ни через одну, ни между, а ровно к следующей. Ты же, - взгляд метнулся к Зубиле, - записывай в столбик, снизу вверх. Левую стену - в левый, правую - в правый.

- Чтобы как по рискам получилось? - произнес Зубило с готовностью.

- Чтобы как по рискам. Готов? Девяносто четыре.

Зубило принялся лихорадочно чертить, прикипев взглядом к металлической пластине и от усердия высунув язык. Бегунец сосредоточился на рисках, и едва Шестерня давал команду, тут же сдвигал пальцемер выше, всеми силами стараясь сделать точно, как и сказал мастер - не выше не ниже.

ГЛАВА 10

Измерив проход, вышли назад, в пещеру, и двинулись к следующему. Бегунец улыбался, широко шагал, размахивая руками и чуть слышно насвистывая, явно довольный собственным участием в работе. Зубило же ушел в себя, задумчиво глядя под ноги, двигался с отстраненным видом, покручивая в пальцах стило. Внезапно он поднял голову, взглянув на Шестерню в упор, спросил:

- Там, в проходе, ты говорил о важности мелочей... Я по-прежнему не могу понять. Объясни.

Шестерня покосился на спутника. Парень напряжен, брови сведены в линию, в глазах вопрос. Спрашивает явно не от скуки, похоже, и в самом деле серьезно озадачен разговором. Взъерошив бороду, так что в отблесках фонаря многочисленные волоски заблистали багрянцем, Шестерня произнес с нажимом:

- Для мастера в деле мелочей не бывает. Недодержал металл в масле - сломалось оружие, не досчитал прочность балки - просел свод, не верно определил напряжение в камне - выкрошилась стена, а то и вовсе рухнула. И ладно, если оружие сломалось в чужой руке, а если в своей? Или камни на голову посыпались. Хорошо если на чью-то.

Бегунец ахнул, спросил с ужасом:

- Если на чужую, значит можно?

Шестерня пожал плечами, ответил:

- Можно. На то она и чужая. Каждый сам своей голове хозяин, если не убрал вовремя, не упрятал под шлем - чья вина?

Зубило нахмурился, спросил глухо:

- Я что-то не пойму. С одной стороны, чужое не жалко, но с другой... - Он смолк, закусил губу.

Шестерня окинул взглядом парней. Оба хмурятся, оба поглядывают с неодобрением. Только Зубило темен лицом и хмур, а Бегунец поник, кривит губы, будто вот-вот расплачется. И чем только недовольны? Хотя, если подумать, не так уж и важно. Здесь через одного такие, если не все. Чего, спрашивается, в помощники напросились?

Бегунец спросил с надеждой:

- Но разве тщание в работе не подразумевает внимание к другим? Заботу об их жизни?

Шестерня насмешливо прищурился, поинтересовался:

- Если один сделал хороший хмель, а другой им упился до смерти, кто виноват?

- Но ведь это совсем не то! - запротестовал Бегунец.

Не обращая внимания, Шестерня продолжил:

- Или, скажем, изготовил я доспех, а ты в нем под завал попал. Опять же, чья забота?

- И чья же? - остро взглянув, переспросил Зубило.

- Вот ты мне и скажи, оба скажите. - Шестерня усмехнулся. - Я ж не знаю, потому и спросил.

Зубило задумался, Бегунец опять погрустнел. Шестерня некоторое время косился на спутников, ожидая ответа, но вскоре отвлекся. У парней по молодости в голове каша, не понимают очевидного. Чем тратить время попусту, обсуждая разные глупости, лучше бы делом занялись. Собственно, сейчас и займутся. Вон, впереди, протаял очередной фонарь, с распахнутым зевом тоннеля напротив. И это только второй! А сколько их еще, вокруг селенья? Конечно, Креномер точных сроков не ставил, но поторопиться все же не мешает. Провозишься лишку, а тем временем иглошерстни деревню вычистят. Кто тогда работу оплатит?

Закончив с промерами очередного прохода, перешли к следующему, затем еще и еще. Отмерив последнюю риску и продиктовав число, Шестерня вздохнул, обтерев со лба пот тыльной стороной ладони, звучно похрустел шеей, взглянул на спутников. Зубило опустил пластину, морщась, словно от горького, трясет рукой. Стило хоть и невелико, но с непривычки похуже молота будет: пальцы застывают крючьями, от напряженья слезятся глаза, хотя, казалось бы, всего-то и дел - стой, да черти руны. Бегунец с трудом разогнулся, держится за низ спины, лицо бледно, глаза потускнели. Работа далась парням тяжело. Оно и понятно. Не приноровившись и ложкой тяжело ворочать. Однако, что хорошо, оба бодрятся, не ноют, не просят отдыха - тянут губы в натужных улыбках, напускают в лица пренебрежения. Вроде как и не устали вовсе. Подумаешь, промеры! Сделали - и не заметили. Можно и еще столько же, или даже вдвое!

Перед глазами бледными пятнами маячат лица помощников, а перед внутренним взором тянутся рядочки цифр, складываются в столбцы, обретают форму, из корявых закорючек рун превращаясь в новенькие металлические заготовки, сплетаются в сложном танце, сливаясь в решетки, врастают в скалу, чтобы в конце, радуя глаз и согревая сердце, обратиться горстями блистающих камней и золотых самородков.

Сделав приглашающий жест, Шестерня развернулся, двинулся в сторону кузни, размышляя. Всего оказалось восемь троп. Две полностью заросли серой плесенью, настолько густо, что и каменная блоха не прошмыгнет, у одной обрушился свод, перегородив проход полностью, остальные требуют работы. Причем, если три узенькие, ведущие в неизвестном направлении тропки можно просто закрыть решеткой, то на оставшиеся две необходимы врата, и врата не малые.

Мысли спутались, нарушили плавный ход, распались рваными клочьями. Шестерня напрягся, пытаясь сосредоточиться, сдвинул брови. Однако, не преуспел. Со вздохом вынырнул из мечтаний, пытаясь понять, что именно отвлекло, завертел головой. На краю зрения мелькнула искра: вспыхнула и погасла. Но, миг спустя, вновь загорелась, поплыла, покачиваясь, медленно и вальяжно.

Шестерня прищурился, взглянул пристальнее. Привыкшие ко тьме, глаза различили мутное пятно, белесое, расплывчатое, словно чья-то заблудшая душа, утомившись тесниной склепа, вышла побродить на свободу. Шестерня ощутил, как под ложечкой неприятно засосало. Возможно, стоит отступить, и чем быстрее, тем лучше, не взирая на усталость и идущих по пятам парней. Однако, искра уж очень похожа на отсвет фонаря, да и силуэт как-то чересчур напоминает бредущего по делам одинокого путника.

Желая окончательно увериться, Шестерня повернулся к помощникам, сказал негромко:

- Эй, у кого глаза острее, гляньте там, справа. Видите чего?

Парни разом повернули головы, взглянули в указанном направлении. Бегунец откликнулся первым:

- Да, кто-то есть. Фонарь приглушил, чтобы не слепило, и бредет потихоньку.

Зубило вглядывался чуть дольше, сказал уверенно:

- Так и есть, идет. И не абы кто, а сам староста.

Шестерня в удивлении вздернул бровь, поинтересовался:

- А чего это вашему старосте в деревне не сидится? Вроде и возраст не малый, да и дом, прямо скажем, к околице не близок, а в поле выйти не поленился.

Зубило пожал плечами, отозвался без интереса: