Страница 10 из 19
Источником этого сокрушительного давления были информационные сети, которые одновременно усилили предложение и уничтожили спрос. Совершенный дефляционный шторм. Первые шаги Бернанке были важны и необходимы, но подключение даже самых сложных мировых рынков капитала к сетям сделало их опасными. Это было подобно установке двигателя Ferrari в старый Volkswagen Beetle. Сети разогнали машину глобальных рынков до точки невозврата, когда крах уже неизбежен, довели ее до кризиса, против которого обычные меры бессильны. Капитализм довольно неплохо работал в эру пуританских ценностей, когда люди откладывали сбережения, когда рынки двигались медленно, когда финансы были изолированной частью экономики, а средний класс получал львиную долю благ цивилизации. Но поскольку сети меняют свойства даже таких явлений, как английский язык, то само собой разумеется, что они меняют и свойства наших сбережений. Они меняют свойства всего, с чем они связаны. Сейчас задача нас как граждан – понять, почему так происходит. И успеть это сделать еще до того, как сверхбыстрые сети расколят большую часть нашего мира на части. И тогда, нравится нам это или нет, нам придется влиться в противостояние опасностям сетевого воздействия с помощью возможностей, которые они в себе таят. Многие из нас пока не знают, как это делать, – вот почему эта книга и была написана. Но по крайней мере мы не отказываемся попробовать. В каком-то смысле мы даже отдаленно не так опасны, как другая группа: наши лидеры.
Сейчас, на заре новой революции, большинство наших лидеров слепы. Их проблема не в том, что они мало-мальски не приспособлены к техническим новшествам (хотя это один из самых неприятных их недостатков, подтвержденный слитыми в сеть электронными письмами и подслушанной голосовой почтой). Неоспоримо, что слушать разговоры некоторых нынешних лидеров о технологии – все равно что пытаться объяснить своим дедушке с бабушкой, что такое сервис Snapchat и с чем его едят. Но проблема значительно серьезней. Избегать киберпроисшествий, ограничивать распространение ядерного оружия, справляться с глобальным потеплением, обуздывать финансовые кризисы, восстанавливать равномерный рост – все эти задачи жаждут своего разрешения с помощью новой чувствительности. Они созданы новыми силами, в конце концов. Эти проблемы маячат не как отдельные разрывы на некоей цельной основе, которую легко залатать, но скорее как вестники целой сети объединенных разломов, растущей со временем.
Даже несмотря на наступление новой эры, многие лидеры по-прежнему мыслят категориями дизинтегрированных опасностей. Они как астрологи до открытий Коперника и Галилея. Эти люди видят мир рисков, которые могут быть сведены к существительным: атомным бомбам, фундаменталистам и различным производным. Если говорить точно, многие опасности такого рода действительно стоят перед нами. Но самые острые составляющие наших проблем обусловлены тем фактом, что эти факторы – составляющая часть сетевого пространства, которое придает им необычайную активность. Наша эра – эра взаимосвязанных кризисов. Взаимосвязь сейчас настолько же важна, насколько важно любое отдельное явление.
«Главнокомандующий, – писал фон Клаузевиц о поздней стадии эволюции наземных битв, – должен направить свои помыслы на получение всеобъемлющего знания о конфигурации отдельной провинции, может быть, даже всей страны. В голове у него должно быть четкое представление дорожной сети, речной системы и горных хребтов, и он при этом никогда не должен терять ощущения окружающего пространства». Такое искусство командования – то, к чему мы все должны стремиться в эпоху информационных сетей, пусть условия и изменились, а реки стали оптико-волоконными. Но кто из наших теперешних лидеров держит в уме такую детальную карту? Кто обладает таким глубоким знанием и в своих поступках действует с уверенной чуткостью, которую дала бы такая мудрость?
Наши лидеры пока не видят или не чувствуют главнейшие потоки силы, вливающиеся в те или иные потрясения. Они борются с ними прежними индустриальными методами, с предсказуемыми результатами. Сети уже сейчас делают привычное опасным, а опасное – привычным. Сетевой капитализм – не наш капитализм, он иной. То же относится и к политике. И к военным действиям. «Учась вычислять, мы постигаем суть вычислений», – заметил однажды австрийский философ Людвиг Витгенштейн. То же самое с сетями. Мы должны узнать их, управляя ими. Но у наших лидеров никогда такой возможности не было. Отчасти это из-за того, что время такое, я думаю. Но дело, честно говоря, еще и в настрое. Сети располагают грандиозным потенциалом. Многих наших нынешних лидеров устраивает текущее положение вещей. Слова «потенциал» и «угроза» синонимичны в их представлении. Они не отдают себе отчета в том, что такие загадки, как будущее американо-китайских отношений, неравенство доходов или искусственный интеллект, – это все суть сетевые проблемы, к которым нельзя подходить с традиционных позиций.
В момент, когда столь многие из нас живут, счастливо наблюдая зарождение чего-то нового, многие лидеры вынуждены, к сожалению или к ужасу, бессильно наблюдать завершение чего-то. В один и тот же момент. Разное чувственное восприятие. Это напоминает мне роман Вирджинии Вульф под названием «Годы», в котором некогда властный полковник Паргитер уходит на тот свет, бросая свою дочь Элеонору на попечение судьбы; Кросби, горничная, служившая им много лет, не переносит перемены. «Для Кросби это был конец всего, – пишет Вульф. – Она знала каждый шкаф, каждую плитку, стул и стол в этом огромном лабиринтообразном доме, причем не с высоты пяти или шести футов, как они, – она знала их в непосредственной близости, – ведь именно она, стоя на коленях, все это вытирала и поддерживала в чистоте и порядке; она знала каждый зазор, каждое пятно, вилку, нож, салфетку и шкаф. Они и их заботы – это был весь ее мир. И теперь ей приходилось уйти одной в уединенную комнату в Ричмонде». Люди, совершенно потерявшиеся в постоянных сетевых коммуникациях, мобильных приложениях и самообучающихся машинах, сейчас горестно оплакивают упадок телевидения, газет, необъединенной эпохи, стоит им уединиться со своими старыми структурами. Они с пеленок знали, они строили и поддерживали это в той же мере для нас, в коей и для самих себя. Элементы этой медленной, несоединенной эры нужно чтить. Но мы должны двигаться дальше. Такие люди никогда не ухватятся за возможность, которая наличествует прямо сейчас.
Но всецело поддерживать нашу технологическую элиту – тоже не совсем правильно. Да, это чудесно, что мы – свидетели начала нового периода. Но не вполне правильно считать, что там, где начинается эпоха сетей, заканчивается эпоха старая. На самом деле это опасное заключение. Мы сейчас находимся на чрезвычайно примитивной стадии понимания сетей, сравнимой с экономикой в XIX веке и с медициной – в XVIII. У нас есть скромный набор инструментов, с помощью которых мы можем анализировать, рассматривать и оценивать сложную структуру сетевого мира. Мы едва понимаем принципы работы и эволюцию многих сетей. А сети сетей? Мгновенные сети? Сети с искусственным интеллектом? С этими у нас практически отсутствует какой-либо опыт.
Опрометчивый скачок в мир постоянного соединения будет, конечно же, уравновешиваться, испытывать сопротивление, протесты, подрывы, борьбу и манипуляцию. Сети касаются всего, помните? Мысль о том, что такой тотальный контроль – вас, меня, наших финансов и наших наций – обойдется без пары-тройки взрывов, в высшей степени наивна. Революции не происходят тихо. В конце концов, сами качества, которые делают величайшие технологические умы нашего времени столь великолепными – чувство непреклонного детерминизма, пренебрежение историей, рабское и бессознательное стремление соединить между собой все, – могут иногда быть отрицательными для нас. Я знаю много таких людей; их железная уверенность даже превосходит их успехи в создании чего-то из ничего в мгновение ока. Но это настойчивое стремление придерживаться всего нового приводит к разрушительным столкновениям со старыми понятиями – приватностью, личным пространством, размеренностью, – которые держались так долго только потому, что они тончайшим образом касаются человеческого сердца, самого смысла жизни.