Мой Темный Квартет

Жесткие холодные прутья больно впиваются в кожу плеч и спины, а в нос бьет затхлый, неприятный запах. Открыв глаза, брюнетка резко села, оглядываясь. Она лежала на старой, словно больничной койке, кое-как прикрытой тонкой, рваной тканью. Четыре серые, грязные стены с оборванными обоями и кляксами, шкаф с зубьями разбитых стекол, неустойчивый стул с неровными ножками и … и все. Вот и вся комната. Через заколоченные досками окна рвется шум с улицы, и редкие, любопытные капли падают на грязный холодный кафельный пол. Лекс поежилась от холода, одернув ноги от ледяного пола, и огляделась, стараясь разглядеть хоть что-то в полутьме. Сердце тихо стучало где-то в груди, она не знала, откуда ждать опасности, нападения, все ее мысли были заняты только тем, сможет ли она перевести все внимание на себя, чтобы ее сына не тронули.

– Прости .., – послышался хрип в углу комнаты, и девушка, как бы не храбрилась, резко дернулась, отскакивая к жесткой стене, вглядываясь в темный угол, – я … я не хотел тебя пугать, – продолжил все тот же неловкий, ломающийся голос. Синие глаза немного привыкли к полумраку, и Лекс смогла разглядеть высокую фигуру, из спины которой вырывались огромные крылья, исчезающие в дымке тьмы.

– Кто ты? – резко осведомилась она, сглотнув. Незаметно пошарила взглядом вокруг в поисках хоть какого-нибудь оружия или предмета для защиты — ничего. Она один на один с непонятным существом.

Фигура промолчала, не шевелясь, только ее крылья колыхнулись от ворвавшегося ветра. Спустя несколько секунд она медленно сделала шаг вперед, входя в круг света тусклой, полуразбитой лампочки, каким-то непонятным образом вкрученной в потолок. Свет медленно пополз по телу, и синие глаза увидели бледные, исполосованные рубцами и ранами ноги, рваные штаны с каплями засохшей крови, мускулистую обнаженную грудь, покрытую едва заметными татуировками, огромные черные крылья, влачащиеся по полу длинные иссиня-черные перья. И лицо: надменно выгнутые губы, пустое выражение лица, черные дыры выразительных глаз, обрамленных длинными ресницами, длинные небрежные пряди темных волос, спадающие до плеч. Мужчина взирал на нее сверху вниз, словно не дыша, ему это явно не требовалось. Ни один мускул на его лице не дрогнул, ни блеска в глазах, ни намека на улыбку на плотно сжатых пухлы губах. А Лекс … она задохнулась, вцепившись в край койки побелевшими пальцами, не моргая. Ее глаза медленно, по миллиметру, скользили по телу мужчины, впитывая каждую его черточку, каждый изгиб, каждую складку, рану, царапину.

– Брайан? .., – просипела она, сглотнув. Выражение лица мужчины не изменилось, он оставался таким же бесчувственным и отрешенным, взирая на нее пустыми, лишенными каких-либо эмоций черными глазами, – Брайан .., – повторила брюнетка, понимаясь на нетвердых ногах, не обращая внимания на лед кафельных плит, – Брайан .., – снова и снова произносила она, а потом, бросившись вперед, просто упала перед ним на колени, уткнувшись лицом в его колени, обхватив их руками. Ее плечи дрогнули, она согнулась, раз за разом повторяя одно и то же имя, что дарило ей воздух. Мужчина молчал секунду, две, десять, потом по его лицу прошла судорога, и он просто рухнул на пол, прижимаясь девушку к своей груди, зарывшись носом в ее волосы. Его длинные пальцы с неровными ногтями больно впивались в нежную кожу, оставляя красные линии, но та не издала не звука, приникая к нему всем телом, дыша им, желая сплотиться, стать с ним единым целым.

Так они сидели, потеряв счёт времени, взрывов молний за окном, звона сердцебиения в ушах, одного на двоих. Они просто отстранились от всего мира, оглохнув, ослепнув, утеряв все органы чувств, растворившись в жалком тепле, таящимся в груди брюнетки.

– Расскажи .., – прошептала наконец она, прижавшись губами к сгибу его шеи, – расскажи мне все …

– Я выполнил свою клятву, – глухо отозвался Брайан, облизнув пересохшие губы.

– Расскажи, – повторила Лекс, подняв глаза и посмотрев на него. Брюнет помолчал, потом, подняв руку, прикоснулся к ее щеке самыми кончиками пальцев, не отрывая от нее взгляда.

– Я стал настоящим приспешником Лилит. Истинным Герцогом Ада. Я убивал десятками, сотнями, забирая жизни не задумываясь, выполняя ее приказы. Я жег дома, топил, резал, стирал с лица Земли целые поколения, ломал землю, ронял и крушил дома, вбирая в себя тысячи жизней, порой абсолютно невинных. И это произошло, я отработал свой срок, я стал … могущественным. У меня появились свои привилегии, возможности, Сила. Я никому не прислуживаю больше, но меня слушаются все. Я стою рядом с Дьяволом и Лилит в Преисподней и могу диктовать им свои права. Но я не всесилен. Однако я выудил себе один шанс, который в принципе не разрешён: один день на земле, даже не день, а несколько часов. Я мог выбрать все, что угодно, в награду за годы службы, но .., – его голос сошел на нет, и он негромко кашлянул, закусив губы, – я должен был увидеть … тебя. Должен был извиниться.

– Брайан .., – прошептала девушка и, приподнявшись, коснулась его губ, совсем легко, невесомо. Брюнет задохнулся, крепко зажмурившись, и едва ответил на поцелуй, задрожав.

– Я не чувствую, – с болью в голосе произнес он, открывая черные глаза, – я ничего не чувствую: ни вкус твоих губ, ни жар твоего тела, ничего. Это все равно, что держать в руках бездушную куклу.

– Не важно, – поспешно отозвалась Лекс, сморгнув слезы, – главное, что ты просто тут, просто … со мной.

– Я не заслуживаю … тебя … Я должен был отпустить тебя, – он провел рукой по ее волосам, спине, лопаткам, – но я не смог. Я даже не задумывался о чем-то другом. Я следил за тобой все эти годы, приходил ночами, путешествуя через тени, отгораживая тебя от проблем.

– Ты никогда не уходил, – с слабой улыбкой кивнула она, часто моргая, – я знаю, знаю, милый. Ты бы не мог … не мог нас бросить.

– Не мог .., – подтвердил тот, соприкасаясь с ней носами. Они замолчали, не находя еще слов. А зачем они? Они молчали так долго, так долго ждали, верили, любили … Слова не обязательны, сердце скажет гораздо громче и понятнее, чем сотни фраз, писем и признаний. Слова растворятся в небытие, канут в Лету, исчезнут, сотрутся со страниц истории, а чувства никогда, сколько бы не прошло времени, сколько бы ни было ошибок, ссор и недомолвок. То, что в душе, гораздо сильнее самого многословного признания. Блеск глаз, улыбка, адресованная только одному на всем свете человеку, понятное только им касание — вот, что вечно, вот, что искренне, вот, что правдиво.

– Па...па? – тишину разрешал тихий, едва уловимый за шумом грозы голос мальчика. В дверном проеме, на фоне сверкнувшей молнии, его маленькая, худенькая фигурка в большой пижаме казалась еще меньше и беззащитнее. Алексис подняла глаза, глядя на сына, а Брайан … он задохнулся, медленно отступив. Его лицо стало мертвенно-белым, восковым, губы дрогнули, он даже пошатнулся, хватаясь за стену. Огромные крылья бессильно опали на пол, безжизненно трепыхаясь на слабом сквозняке, – папа?.., – снова повторил Эй-Джей, сглотнув. Он широко распахнул шоколадные глаза, скользя по фигуре мужчины. Он мелко дрожал, шевеля босыми ногами по холодному полу, нервничая, не зная, что ему делать. Он сдерживался от того, чтобы кинуться вперед, но и на месте не мог устоять. Его детский мир сейчас рушился, и он не знал, что ему делать, как пережить это.

– Джей .., – с губ Брайана сорвался скорее стон, переходящий в шепот, чем голос. Он вмиг утратил все свое равнодушие и непоколебимое спокойствие, словно из него только что вынули сердце демона, оживляя чувствительную человеческую душу.

– Папа! – голос отца окончательно сломал его, и мальчишка бросился вперед, обхватывая его шею руками, высоко подпрыгнув. Он уткнулся лицом в его грудь, вцепившись в него всеми конечностями, часто моргая, – папа! Папа! Папа! – как заведенный повторял он раз за разом, счастливо улыбался. А Брайан припал спиной к стене, прижав сына в себе, прикрыв глаза. Его лицо разрезала страшная мука, словно его душа кровоточила болью, кровавой и черной. Он неумело обнимал ребенка, боясь сделать ему больно и в то же время не желая его отпускать. Алексис закрыла рот руками, качая головой, не сдерживая слезы. Сколько раз она рисовала в своем воображении эту картинку, но ни один вариант не шел ни в какие рамки с реальностью. Ее сердце рвалось от счастья, когда она видела эти сильные, любимые руки, обхватившие хрупкую фигуру сынишки, – я знал! – улыбаясь во все зубы, воскликнул ребенок, отстраняясь и глядя отцу в лицо, – я знал, что ты придешь! Я видел, видел тебя! Твою тень! И ты … ты именно такой, каким я тебя представлял. Ты … я люблю тебя!, – неожиданно тихо произнес он, положив руки ему на щеки.