Мой Темный Квартет

– Мы зашли к нему в дом, Айз метнулся к Поляне, походили по районам — пусто. Черт знает где его носит, – буркнул он, сплюнув. Алан улыбнулся.

– А вы не смотрели на крышах?, – он буквально видел удивление на лице друга.

– На крышах? Откуда такая мысль?

– Да так, – кончики губ взлетели вверх, – проверяю одну теорию.

Чего и следовало ожидать, друзья нашли Брайана на крыше самого высокого здания города — старинной часовни из красного кирпича с белой отделкой, на высшем уровне которой находились такие же старые, но все еще работающие часы, чей звон разрезал тихие шумы города один раз за сутки, в полдень. Поднявшись по старым, потрескавшимся ступенькам, парни выбрались из полуразрушенной арки наверх и оказались под осыпающимся куполом с четырьмя рваными отверстиями с каждой стороны. На одном из уступов сидел брюнет: спина колесом, руки лежат на кирпиче между ног, голова слегка опущена, глядя исподлобья смотрят куда-то вперед, но не на мир, а в свои мысли. Алан встал около купольного угла, уткнувшись в него плечом, Айзек сел на пол у соседнего отверстия, а Чак занял небольшое место слева от Брайана. Время шло. Они молчали, смотря на небо, по которому медленно, но неуклонно неслись лохматые, грязные, темные облака. Порой между ними проскользал робкий, трусливый лучик спрятанного солнца, озаряя серую атмосферу мимолетными золотыми блестками и искорками. Но через мгновение злобные тучные стражи настигали беглянок и прятали их за собой, лишая мир их света и радости. Парни не прерывали раздумий друга, только иногда неловко переглядывались, обменивались пожиманием плеч и приподнятием бровей, но молчали, сохраняя тишину. Там, наверху, было воистину тихо, только порой скользкий ветер каким-то образом залетал в эти четыре точки, сдерживающие его свободу, и он начинал метаться от одного угла к другому, вздымая одежду и волосы друзей, заставляя их ежиться и плотнее кутаться в куртки и рубашки. Но затем он вновь находил проход и ускальзывал, оставляя их наедине с тишиной и безмолвием. Однако спустя час — или два? – Чак не выдержал. Он положил руку Брайану на плечо и произнес:

– Брайан, мы …

– Все так, Чак. Все так, – могло показаться, что брюнет перебил его, но все было не так: просто именно в это мгновение он тоже решил прервать молчание. Однако стоило ему открыть рот, и он уже ничего не слышал, в том числе и слова друзей. Продолжая сопровождать небесный ход туч, он говорил, монотонно, спокойно, не повышая голос, но и не шепча себе под нос, – вы, наверное, пришли меня утешить. Сказать, что все не так, что она сказала все это в гневе, в озлобленном состоянии, что я ее довел, что она так на самом деле не думает, что я не такой, что все будет хорошо … Но ведь все именно так, как она сказала. Дело в том, что я и сам давно это понял, все, что она сказала мне в столовой. Я давно это понял, но, кажется, мне просто нужно было услышать это от кого-то, чье мнение мне не совсем безразлично, а я не могу сказать, что мнение Алексии, – он почему-то заменил ее имя, переделав ее в более древнюю ее версию, – ничего не значит для меня. Знаете, я ждал, что кто-то скажет мне это, четко, ясно, в глаза, не скрывая и не приукрашивая. Я вроде должен был быть готов, но между тем … между тем я растерялся, будто был … был не готов. Чертова тавтология, – он улыбнулся, но только губами: глаза оставались жесткими и равнодушными, – ведь можно разобраться. Она сказала, у меня ужасный характер, и правда: то я подонок, то джентльмен, то я тварь, то бабник, то романтик, то наглец, то боец, то слабак, то угроза, то поражение, то кричу, то грублю, то флиртую, то посылаю... Черт, да я сам в себе запутался! Что уж говорить о других, которые не живут в моей голове? Короче, все, что она тогда сказала — это правда, каждое слово. Могу подписаться под ними, под, как я уже сказал, каждым словом, – он замолчал, глядя то на одного, то на другого друга, которые с каким-то ужасом смотрели на него, – вам просто тоже нужно это принять. Станет легче.

– Брайан. Подожди, – Алан прервал его, – мы знаем тебя с самого детства и знаем достаточно хорошо, чтобы назвать тебя нашим лучшим другом. Да, признаю, ты далеко не сахар, но не до такой степени, как было сказано. Возможно, твоя жизнь и не будет такой сладкой, как у более покладистых и простых людей, но и у тебя будет хорошая жизнь, семья, дети. Все это будет, просто нужно приложить к этому немного больше усилия и желания, – Брайан усмехнулся, и смешок перешел в тихий, болезненный смех. Близнецы тревожно переглянулись.

– Именно, – вступил Чак, увидев кивок Алана, – может, ты просто пока что не встретил ту, с которой будешь до конца. С которой будешь жить вместе, растить детей, ездить по городу, считать доходы и убытки, проводить вечера... Но нельзя ставить на себе крест. Ты еще слишком молод, у тебя еще все, все впереди, – смех стал громче и грубее, – как Ал сказал — нужно просто идти к этому, а не отгонять каждую юбку, желающую залезть к тебе в душу, а не штаны.

– Да, чувак, – откликнулся Айзек, получив от брата подзатыльник и поднятые брови от блондина, – ты не такой уж и отстойный. С тобой весело, интересно, ты много знаешь, много умеешь, хорошо поешь, танцуешь, да ты практически Цезарь, только нужно чуток свой характер держать в уздах, придерживать, как говорится, мелкого в штанах и не давать ему руководить всем. На свете столько зашибенных телочек, но это не значит, что нужно знакомиться с телом каждой, чтобы найти ту самую. Постарайся отпустить своего младшего подопечного и искать чисто органом, находящимся выше пояса и доминирующим над тем, что ниже.

– Это было … неплохо сказано, однако, – присвистнул Чак, а Алан хлопнул близнеца по плечу.

– Да, неплохо, – эхом откликнулся Брайан, глядя в пустоту под ногами, – но между тем все эти слова все равно не имеют никакого значения.

– Фрр, – недовольно промычали парни одновременно, закатив глаза.

– Не падай духов, и все будет отлично.

– Нос выше, не кисни.

– Это не в твоем стиле.

– Подумай о хорошем, успокойся.

– Надо — покричи, но прекрати стоить из себя размазню, готовую попасть под машину.

– Сломай что-нибудь, можешь подраться со мной. Полегчает.

– Нет, вот только без рукоприкладства, но мы можем пойти куда-то, проветриться. В лес, побегать где-нибудь.

– Погонять на машине.

– Бильярд?

– Боулинг?

– Гонки?

– Зайти в бар и выпить рюмку другую?

– Пошататься по ночному городу?

– Паркур?

– Послушать музыку? Громко?

– Снести пару-тройку скал?

– Попрыгать в водопад?

– Ох, завтра же тест … Ну, ничего, мозгами не обделены, главное — развеешься.

– О, порвать учебники? Тетради? А что? Мне кажется, огонь мысль.

– Очень смешно. Тогда уж твои журналы о спорте.

– Что? Да ты знаешь, сколько я их собирал?! А сколько на них потратил?! Да ты …

– Хей, хей, хей!, – перебил их Брайан, вставая и поднимая вверх руки, призывая их к молчанию, – хватит! Все это не имеет смысла, понятно?, – друзья уставились на него: полусумасшедшие, горящие болью и безысходностью глаза, выступившие вены на шее, капли пота на лбу, дергающиеся руки, – вы говорите о будущем, а где оно, это ваше будущее? Вы не в курсе, но между тем я уже давно знаю, что не доживу до своих двадцати пяти, – они отшатнулись, глядя на него с непониманием, недоумением и назревающим страхом. Все уже были на ногах, и ветер, вмешавшийся в их беседу, норовил забраться им под кожу, поднимая одежду, – то, что мне никогда не исполнится двадцать пять — это сто процентов, но я не удивлюсь, если не дотяну до двадцати трех. Вероятно, это был мой последний день рождения, ребята, – он вновь помолчал, скользя шоколадными глазами по застывшим друзьям, – а вы говорите о времени. О семье. Черт, да какая семья? Я хочу побольше этих тварей с собой захватить, а не оставить свой след в истории. Нафиг он мне нужен. На кой черт мне нужны потомки, если я буду гнить в земле, а мою душу будут раз за разом резать в преисподней за мою нечистоту? Так что прекратите мелеть чепуху про будущее и про семью. Даже если бы у меня было время, я бы не потратил на это его. Это вы, ваш удел: найти вторую половинку, пожениться, завести детей и пустить свои корни в родословной человечества. Все, что нужно мне, это уменьшить количество нечисти, оградить этот чертов мир, где мне суждено было родиться и коптить землю, от этих гадов. Мне больше ничего не нужно, я и так переживу, точнее, доживу.., – он выдохся. Провел рукой по вспотевшему лбу и пересохшим губам, закрыл ею глаза, опустив плечи и прикусив губу. Парни тоже молчали, не отводя от него взгляда. Потом Алан, слишком резко для себя, сделал шаг вперед и схватил его за плечи.