Мой Темный Квартет

– Это так обязательно без пяти двенадцать ночи?, – немного злобно перебивает меня консультант, потом кашляет и поправляется, – точнее, извиняюсь … Просто, понимаете, Вы позвонили за три секунды до того, как я ушел с работы. Я дико устал, не обедал, меня достали покупатели и босс, жена надоела своими криками, сын, шалопай, ни черта не хочет учить, лишь бы гулять, паршивец, платят мало, какие-то гроши, спать не высыпаюсь, а тут …, – он молчит, и тишина буквально звенит, пока я сижу, можно сказать, с открытым ртом, – извините, не знаю, что на меня нашло... Скажите, в чем Ваша проблема.

– Я … я постараюсь побыстрее, – едва не хихикаю, не знаю почему, – дело в том, что мой ноутбук … перегрелся, – ага, именно, ага, – и сейчас начал дымиться.

– Секундочку, – там что-то шуршит, – посмотрите, только осторожно: открывается ли дисковод, и, если да, выглядит ли он, как прежде. После этого вставьте его в розетку — горит ли огонек сбоку, – он явно говорит языком «для тупых». Что ж, я не обижаюсь, я ж не техник.

– Хорошо.., – киваю я телефону и выполняю то, что мне было сказано, – дисковод … дисковод прежний, – хриплю, пытаясь не выронить ни телефон, ни ноут, да и самой не свалиться, стоя на одной ноге. Потом ставлю его на кровать, – а зарядка … сейчас, – пха, зарядка. Ее бы еще найти... Нет, обычно у меня все лежит на местах, но сейчас … точнее, последнее время, мне реально не до этого. Знаю, плохая девочка, пинок мне. Спустя тысячи секунд я, слава Богам, вытаскиваю шнур и вставляю его в розетку и ноутбук. Пару мгновений ничего нет, потом, – да, горит! Рыжим! Цветом!, – выдыхаю я, перегнувшись через край кровати. Парень в телефоне смеется. Что, я так глупо звучу?

– Тогда не волнуйтесь — просто не трогайте его несколько часов, может, десять. Не включайте, не работайте на нем, и все будет хорошо.

– О, спасибо, – я улыбаюсь, – я принесу Вам деньги за мой ночной звонок.

– Да что Вы, – опять смех, – Вы меня развеселили. Спасибо. Спокойной ночи, – и гудки. Удивленно смотрю на телефон, пожимаю плечами и убираю все, положив все еще горячую технику на подоконник.

Снова оглядываюсь, изучая свою собственную комнату как первый раз. Смотрю на кровать, и тут меня как пробирает, до меня медленно доходит, и я закрываю рот рукой, опускаясь на подушки. Я … я ведь чуть опять … чуть опять не переспала с ним! С Брайаном! Я … господи … Едва не рву на себе волосы и пялюсь в пол, стараясь понять, что побудило меня делать все это. Все это:

1) рассказать ему о поле ребенка, до этого решив отгородиться от него;

2) разоткровенничаться перед ним;

3) заставить поцеловать;

4) позволить поцеловать;

5) позволить и — господи — практически заставить раздеть себя;

6) практически раздеть его...

Мы едва не занялись этим самым вновь! Качаю головой и кусаю губы, чувствуя привкус крови. Кошмар... Докатилась, однако — бросаюсь уже на него, как кошка в мае. И, хм, самое главное, что, если бы сейчас мне дали шанс переспать с ним, я бы — пха — не отказалась. Ни за что. Повторяю — докатилась, девонька. Угрюмо смотрю на стены, проклиная свой мозг и тело. Потом вдруг опускаю глаза вниз и смотрю на свой живот. А ведь … ведь еще незаметно, что так, где-то внутри, растет … мальчик. Мой мальчик. Наш мальчик. Снова хочется плакать, но я уже выплакала свое. Бережно кладу руку на живот, представляя, как буду качать его, разговаривать, одевать, гулять в парке, учить... Уже мысленно увеличиваю свой живот, думаю, как буду переваливаться из-за него. Смеюсь. А я ведь раньше как-то не задумывалась о процессе беременности. Нет, я давно знаю, откуда берутся дети, но между тем … Я как-то представляла все гораздо проще: забеременела, живот сразу вырос и — пуф! – ребеночек родился. Глупая... Вожу пальцем вверх вниз и улыбаюсь, как идиотка.

– Что, малыш?, – обращаюсь я к животу, глупо надеясь, что сын услышит. Кусаю губы, вспоминая последние часы, – псих у нас папочка, да? Псих … Да и мамочка тоже хороша... Наорала, выгнала ... Никогда не делай так, хорошо? Малыш … Так … так странно, странное чувство — говорить с пустотой. Но … но ты ведь слышишь, да? И думаешь, наверное «ох, и повезло с предками», – продолжаю хихикать, – не волнуйся. Мы … может … хотелось бы … исправимся. Ладно? Ох, и когда я тебя только увижу? Еще … еще сколько? Восемь месяцев … Это значит, я перестану ходить в колледж в следующем году... Уже перестану учиться, разве что на дому, потому что я не смогу ходить с тобой на учебу. Знаю, знаю, так делают, но я … я боюсь, боюсь своей неуклюжести, – обнимаю живот и качаю его, – интересно, каким ты будешь? На кого похож? На него? Его глаза цвета шоколада? Его бешеные волосы? Дерзкая улыбка? Загар? Или на меня? Мои космы? Мои синие глаза? Нет, – я качаю головой, – ты будешь похож и на него, и на меня … Ох, малыш, только будет лучше, если ты не унаследуешь наш характер и судьбу, было бы чудесно. И я … я мечтаю, чтобы ты жил в нормальном мире, без этих … этих всяких … демонов, – мурашки по коже. Ежусь и накидываю на плечи халат. Слышу, как за окном проезжает машина. Мама? Нет, мимо, – знаешь, чего я боюсь? Что моя мама узнает … точнее, когда она узнает. Она … она весь убьет меня, – вдруг смеюсь в голос, – хах, узнает, что у меня был первый секс, и тут же залетела. Может, даже пить бросит от смеха.., – промокаю лицо все еще мокрым полотенцем, – и что я такое говорю?..

Клонит в сон. Глаза слипаются. Медленно ползу к подушкам и, не успев достигнуть своей цели, засыпаю прямо посередине кровати: ноги свесились с краев, рука волочится по полу, лицо на скомканном одеяле... Спать... «Снится что-то очень странное. Я смотрю на все как-то со стороны, не принимая участия в действии, просто наблюдаю, безликая, бестелая, невидимая. Передо мной зала, как из современных сериалов о Средневековье: все в темных, мрачных тонах, канделябры, тусклые свечи, ковры из темно-багрового бархата, резные зеркала из почерневшего серебра, каменные плиты на полу, черные занавески, полностью перекрывающие окна, и портьеры, одинокая скамейка в углу и огромный трон. Из черного мрамора, покрытый темно-красной подстилкой и широкими подлокотниками. На нем замечаю, подойдя ближе, девушку: она полулежит в кресле, закинув ноги на один подлокотник и упершись в другой; черные кудрявые волосы достигают бедер, струясь на пол темными змееподобными зигзагами, кожа рук бледная, практически белая, ногти длинные и покрытые черным лаком, из одежды — полностью облегающее платье искристо-черного цвета, закрепленное едва-едва на плече, с широким вырезом от самого бедра, обнажающим длинные, такие же бледные ноги в тонких сетчатых колготках и черные туфли на высоченном каблуке. Ее лица не видно, оно скрыто за каскадом густых волос. Она лениво качает ногой, изучая свой маникюр, потом встряхивает головой, и я вижу скривившиеся пухлые губы, покрытые темно-бардовой, практически черной, помадой. Незнакомка резко встаёт и, стуча каблуками по плитам, подлетает к зеркалу, где некоторое время смотрит на себя, изучая свое отражение, и ворочает бумажки на столе. Тихо шепчет: «ничего, ничего... ни-че-го!» В следующее мгновение она также молниеносно разворачивается и прижимает к губам медальон, висящий на ее шее, который я раньше не заметило: резное произведение искусство с четырьмя отсеками: один полон ярко-рыжего дыма, второй – серебристого, третий и четвертый — металлического и коричнево-зеленого. Потом брюнетка поднимает голову и кричит. В медальон. В эту секунду она отбрасывает волосы с лица, и я падаю на пол, чувствуя, как с губ сорвался беззвучный, неслышимый ни для кого крик. У нее мое лицо, только более бледное и заостренное. У нее мои глаза, только более темные и густо-подведенные. У нее мой нос, только более горделиво вздернутый. У нее мои губы, только исковерканные мерзкой усмешкой. Она мой двойник. Нет. До меня доходит, и я холодею, не веря своим глазам. Это я есть я. Этакая темная, мрачная, неприятная я. Темная Я. Так и запомним — ТЯ. Не верится. Между тем крик ТЯ звенит в моих ушах.