Страница 31 из 46
Перевел взгляд на дорогу. Если бы он каждый раз показывал свою ревность, только не стоит, с учетом того, что она все равно не замечает влюбленных в нее. Она, к его радости, вообще, никого не замечает. Так потрясающе точно знать, что ее мысли всегда заняты им, что ей плевать на других, плевать на внешность, деньги. Черт, на что еще там ведутся? Черные глаза с восхищением смотрели на него и только на него. Он видел это каждый раз. И неважно, что три года вместе, она лишь сильнее любить стала, Сашка кожей чувствовал. Только сомнения завсегда точат даже самую несгибаемую уверенность.
Порой он боялся, что на ее пути встретилтся кто-то, кого она полюбит сильнее. И тогда тот факт, что ей плевать на внешность и на состояние кошелька, играл против него. Будь он десяти пядей во лбу, если она полюбит другого, все.
Сашка отогнал идиотские мысли подальше.
— Сашенька, — еле слышно прошептала девушка рядом.
— Да, любимая?
— Саш, можно я попрошу, — еще тише произнесла она. Парень испугался. Что не так?
— Конечно.
— Вот если ты разлюбишь, пожалуйста, скажи мне, хорошо? Я уйду.
Едва не застонал. Дурочка! Протяжно сердито вздохнул, черные глаза испуганно и несчастно смотрели на него. Она и ответ ведь ждет…
— Хорошо, — кивнул парень, стараясь задушить злость, не показать ей.
— Не сердись.
Почувствовала, всегда точно чувствует его настроение, как зеркало.
— Я не сержусь. На тебя — никогда.
Она перебралась поближе к нему, оперлась щекой о его плечо.
— Прости.
Злость окончательно поселилась в душе, смыв все попытки ее утихомирить. Она опять извиняется. За что? Хоть бы раз понять ее в этом.
— А там подарок, — улыбнулся парень и указал головой назад.
Она подскочила.
— Да? — тут же сунулась между сидений, перетянула пакет себе на колени и с выражением детского любопытства принялась вытаскивать вещи по одной. Сашка вздохнул. Отвлечь проще некуда, он же теперь еще долго будет мучиться ее словами. Нет. Кровь определенно материнская, это ее наследие переосмысливать и делать выводы.
***
5 ноября
Понедельник
Нина прижала ладонь к губам, вздохнула и, собрав волю в кулак, позвонила в обитую кожей железную дверь сорок восьмой квартиры. Еще раз на всякий случай перечитала в блокноте адрес. Все верно.
— Кто? — раздался приглушенный женский голос из-за двери.
Нина замешкалась. Все вроде продумала, а что ответить на такой простой вопрос придется и не сообразила.
— Анна Витальевна?
— Да.
— Здравствуйте. Я жена вашего сына, — Нина поморщилась, не совсем жена, гражданская, ну и не важно.
— А ну встань, чтоб видела.
Женщина повела бровью. Пожилые люди всегда одинаковы, может, что и выйдет, сделала шаг в поле видимости дверного глазка.
Щелкнул замок и взору предстала совсем высохшая миниатюрная старушка. Она строго придирчиво оглядела гостью, чуть сдвинув очки на кончик носа, и спустя минуту удовлетворенно кивнула.
— Та самая. Проходи. Значит, жена уже?
— Гражданская, — решила не начинать с вранья знакомство Нина, следуя за бабушкой, и благоразумно отложив на потом вопрос о значении фразы “та самая”.
— Тогда не жена, а любовница.
Разговор определенно намечался сложный.
— Хорошо.
Анна Витальевна бросила в ее сторону любопытный взгляд.
— С чем пожаловала?
Все заготовленные слова вдруг показались Нине ненужными и неправильными, не помогут они, не подействуют, только хуже сделает. Не той породы человек перед ней, лучше уж чистая правда.
— Да и сама толком не знаю. Думаю, Сереже плохо без вас.
— Эвон как? — сухо прокомментировала старушка, однако в глубине глаз ее сына мелькнула вспышка радости.
— Да, — Нина остановилась на пороге кухни. В голову вдруг пришла спонтанная идея. — Анна Витальевна.
— Ну?
— Вы на мою маму похожи.
— Я радоваться должна? — опешила она.
— Нет. Не надо, — Нина набрала в грудь побольше воздуха. После следующего вопроса ее либо выгонят, либо… Короче, была — не была! — Анна Витальевна, а вы коньяк любите?
…
— Вот все я знаю про тебя. Я поначалу терпеть тебя не могла! Ходила за этим своим, — Анна Витальевна скорчила смешную гримасу, — а мой парень без внимания!
Спустя два часа и полбутылки коньяка, которую на крайний случай прихватила с собой, Нина уже перестала удивляться заявлениям этой женщины, и только глаза порой против воли все еще расширялись от изумления. Оказывается, Сергей — ее парень. Мамой она быть за эти годы так и не перестала. Мозг начинал тихо вскипать, затуманенный алкоголем и бесчисленными попытками понять, как можно так любить сына и не общаться с ним годами.
Перед ней на стол легла еще одна стопка фотографий.
— Вот. А когда твой сынок начал Наташей интересоваться… Безобразие! Девчонке шестнадцать было!
— Витальевна! Ты откуда все это взяла?
— Тихо! — скомандовала женщина. — Это мое дело. Думаешь сложно что ли? Так вот, помяни мое слово, добром оно не кончится, — сухой палец ткнул в счастливую влюбленную парочку детей.
Нина нахмурилась.
— Я боялась, ты Наталку не любишь.
— С чего это? — на пожилом лице мелькнуло воспоминание, женщина тут же сникла, став вдруг неимоверно уставшей и одинокой (иного определения подобрать Нина не смогла). — Он так и не выяснил, да?
— Что?
— Алкоголь вреден. Чтоб больше ни капли в рот не брала!
— Хорошо. Так ты о чем?
— Поди со мной.
Женщина поднялась и шаркающей неуверенной походкой вышла в зал, прихватив с собой со стола одну из Наташиных фотографий, Нина не отставала ни на шаг. Открыв старый сервант цвета охры Анна Витальевна покопалась, вынула потрепанный временем альбом и, сев на диван, похлопала рядом с собой. Гостья послушно расположилась на указанном месте.
Пожилая женщина безошибочно нашла нужную страницу и рядом с выцветшей пожелтевшей карточкой положила Наташино изображение. Нина тихо выдохнула. На нее смотрели почти одинаковые миниатюрные девчонки с невероятно большими черными раскосыми глазами, прямым носом и идеальной формы губами.
— Прабабка моя. Дарьей звали. Красавица была несравненная, прадед мой за ней до самой могилы ходил как привязанный, все для нее делал. Так что старая я, безмозглая. Сына с внучкой из дома выгнала, а кобелина этот все равно потом мне все нервы вымотал, — она вдруг съежилась и всхлипнула, — и не простит он меня. Да и как я могу явиться? Вот, мол, принимайте, одумалась, поумнела…
Нина захлопнула альбом, отложила его в сторону и обняла женщину.
— Нет. Не так!
— Так. Так. Кто я ему? Что я для него сделала? Он-то как мог мне помогал…
— Знаю я про якобы доплату к пенсии, я адрес так узнала, у него нашла…
— Во-от, — теперь вышел совершенный вой. Нина не вытерпела и тоже разревелась.
— Ничего подобного!
Ей почему-то не верилось, что Сережа, ее Сережа не простит собственную мать. Ну не может же так быть, правда? Или может? Она окончательно запуталась и тоже перешла на вой. Нельзя женщинам пить и делиться горем, чревато.
***
7 ноября
Среда
— Нина, сядь!
Женщина вздрогнула от грозного оклика Анны Витальевны.
— Мне и так дурно, еще ты мельтешишь.
Дурно ей! Бабуська неугомонная, точно на ее мамку похожа. Это, между прочим, не она сейчас от мужа может по голове получить за самодеятельность в крупных масштабах. Нина с ужасом представила Сережку, рвущегося к ней домой с аэропорта, а тут вместо обеда и секса мама, с коей восемнадцать лет не имел вообще никакого общения. Четыре дня в городе не был и вот — получите, распишитесь. Усилием воли она удержала себя на месте. Паника захлестнула с головой.
— Жалеешь?
— Нет! — возмущенно отмахнулась Нина. — Боюсь я.
— Да, брось. Нашла, кого бояться? Мухи не обидит.
— Не обидит, но рассердится-то точно.
— Да-а, — задумчиво протянула женщина, — тут ты просчиталась. За спиной, не предупредив…