Страница 16 из 31
Я слушаю.
...я уступил место свету, продолжала тень, чтобы видеть твое лицо в профиль. Со лба, глаз и губ будут стекать линии и, преломившись на длинной шее, сольются в одну бледную тень, покрывая перси твои.
Я слушала, чувствуя кисть художника, а себя - полотном.
...я уступил место свету, говорила тень, на краешке стены, чтобы насладиться тенью твоего профиля, нерукотворным силуэтом. Я бы вырезал тебя всю, но томная, полная неги грудь притягивает мой темный взгляд. И я покрываю поцелуями жаркими и долгими чудные перси твои; словно наполненные млеком, они утоляют жажду любовника страстного, любовника верного.
Я слушала, чувствуя ножницы силуэтиста, а себя плотной черной бумагой. И...
Мне показалось, что тень обманула меня, и обладала мной уже как мужчина... я заплакала. Тень ликовала. Тень покрывала меня от макушки до пят поцелуями, и была в восторге. Оказалось, что в это мгновение, когда я почувствовала обман - проникновение в тело, тень материализовалась в мужчину, освободившись от давнего заклинания. Конечно, мне было хорошо, и мы не раз с этой тенью-мужчиной встретимся. Но к чему все эти разговоры о душе?
21 ноября 20 12
алые паруса для мадемуазель Соланж
Я хотел удивить мадемуазель Соланж.
Она любила одну тропинку в лесу и хаживала по ней с особой мечтательностью, потом гуляла вблизи усадьбы да читала книжку на скамеечке, когда выглядывало солнце. Октябрь выдался пасмурным. Ветра, дожди... облака сменяли тучи, а тучи облака... В общем, настроение что кислая ягода. А уж для мадемуазель, вернувшейся из Италии, тем более, - сразу погрустнела, побледнела, дни напролет в комнатах сидела, вот и захворала. Семейный доктор был в отъезде по делам наследственным в Москве, но к м-ль Соланж прислал друга своего университетского, земского врача Лебедева Егора Васильевича. Запомнил его неспроста. Потому как слышал сам, стоявши за дверью, как он говорил барыне после осмотра, что девушка не простужена, а у нее попросту хандра осенняя. Барыня ему - мол, что посоветуете, доктор, ведь мадемуазель только к Рождеству вернется во Францию? Доктор хотя и пожал плечами, но сказал, что чудо бы какого не помешало, типа алых парусов. Барыня долго молчала, а доктор добавил, что сказка девушке нужна на пленэре, раз домашний театр ее не веселит. Неожиданность, что-нибудь такое, от чего бы она ахнула и глазам не поверила.
Вот с тех пор я и ломал голову, как бы мадемуазель Соланж удивить. Сам-то я сыном садовника прихожусь, но грамоте обучен, слыхивал про алые паруса. А за мадемуазель следил тайком. И тайну эту до сих пор в сердце ношу, несмотря на то что женился, когда время пришло, детишек народил, а м-ль Соланж не забыл и не забуду до конца дней. Для меня, мальчонки, такую красоту увидеть потрясением небывалым оказалось. Наши барышни уездные всем были хороши, но м-ль Соланж вышла из кареты в белом пальто и шляпке и в белоснежной муфточке. И белизной этой ослепила. Так вот, увлекся я. Главного не сказал. Нашел наконец чем удивить француженку прекрасную, медлить было нельзя и за ночь управился, а наутро уже вся земля вдоль тропинки ее излюбленной была устлана лепестками роз. М-ль Соланж, увидев такое чудо, от хандры-то излечилась, а меня отец чуть до смерти не запорол, две недели на стул присесть не мог. Но чудо стоило того. Я даже слышал, как мадемуазель запела, думая, что никто ее не слышит. А потом - как заговорит по-французски, как заговорит, будто к кому обращается. Я поначалу испугался, думал, барышня заплачет скоро, а она наоборот, наговорившись с кем-то невидимым, смеялась и кружилась, и лепесточки в руки брала и подбрасывала. Так что удивил я мадемуазель Соланж алыми парусами, на всю жизнь удивил. До Рождества весела была. Ну и уехала домой во Францию и больше не приезжала.
25 ноября 2012
Два одиночества
- Эй, послушайте! Вы забыли в храме Библию...
- Приятно, обернувшись, увидеть такую красивую женщину.
- Благодарю... за комплимент. Это разве не вы забыли?..
- Может и я. Вы очень красивая женщина, вот, что я забыл в храме.
- Синьор, вы меня удивляете...
- Мы все удивляемся, когда появляемся на свет. С Рождеством вас.
- Вы о чем? Простите, я не совсем понимаю...
- Забудьте. Я думал, вы женщина подогадливее и более раскрепощенная.
- Что?!
- Надеюсь, я вас не оскорбил. Засим разрешите откланиться.
"Сумасшедший. Какой-то сумасшедший человек... Ведь я только хотела вернуть ему Библию..."
17 декабря 2012
Когда он плачет
Когда он плачет, я открываю зонт, и обращаю удивленный взгляд к небу.
Год назад мы стали жить вместе, это было летом, на даче. Да... и я впервые хотела уйти от него. Он спрятал мои вещи, и я вышла на улицу в платье и босоножках на высоких каблуках. Проливной дождь размыл дороги, но я все же решилась идти по выложенным дощечкам к остановке. Именно решилась, ведь поскользнуться и упасть - равносильно возвращению, о котором не могло быть и речи. А дождь лил и лил без передыху. И хотя я была под зонтом, платье так намокло и обвисло, что мне пришлось прихватить подол, оголив ноги чуть выше колена, по которым стразу побежали струйки воды. И вот, кое-как переступая по дощечкам, я вдруг услышала за спиной страшный звон стекла. Обернулась, а это он выбил окно и осколок у запястья держит. Я смотрю на него, он на меня, молча, и время, казалось, остановилось.
Вернулась. И вот уже семь лет живем на грани. Не то, чтобы я постоянно оставалась, боясь, что он покончит с собой. Так было первые два года. Затем попытки суицида стали сопровождаться нервными срывами и депрессиями. Последняя оказалось столь затяжной, что его увезли в психиатрическую больницу. С тех пор он попадал туда два, а то и более раз в год. Шантажировать меня он перестал (видно подлечили), но желание удержать меня стал выражать более спокойно и в тоже время как-то безысходно - он плакал. Он плакал, и мужские слезы останавливали меня, потом он плакал, когда я уходила на работу. Потом, когда шла в магазин или в гости. И вообще, когда куда-либо выходила. В общем, я жила нормальной жизнью, пока он лежал в больнице. А так...
когда он плачет, я открываю зонт, и обращаю удивленный взгляд к небу...
6 января 2013
Дева печали
Она звонила из таксофона такого же рыжего, как и листья на склоненных ветвях, склоненных долу, словно под тяжестью янтарных слез... Она - это дева печали в бело-голубом платье, подол которого тянулся за нею, как шлейф. И волосы ее цвета плодов каштана ниспадали ниже талии и были так густы, что напоминали застывшую лаву в ущелье.
Она звонила из таксофона такого же рыжего, как и листья на склоненных ветвях, а между тем парк смотрел на нее серо-голубыми глазами. Смотрел и вслушивался в длинные гудки, пунктирной строкой пронизывающие эфир. Дева печали звонила мне, а я не брала трубку. Сидела у телефона и вела с ней безмолвный разговор. Она говорит, что же я не снимаю трубку? А я: зачем, печаль? ну зачем? мы и так понимаем друг друга с полувзгляда. И в этот момент гудки прервались. Печаль молчала. И я решила позвонить.
- Прости, не думала тебя обидеть, правда...
- Я только хотела услышать твой голос, - проговорила она печально.
- Я должна была догадаться, прости...
- Ничего, - говорит, - не вини себя. Всему же я виной.