Страница 8 из 55
Присутствие «Невы» подняло дух ушкуйников Баранова, а глазное, добавило солидную артиллерию для атаки лагеря индейцев.
Несмотря, однако, на поддержку артиллерией «Невы», попытка атаковать лагерь оказалась безуспешной. Во время штурма трое матросов были убиты, остальные ранены. Кроме того, получили легкие ранения оба морских офицера, участвовавшие в штурме, Повалишин и Арбузов. Среди вольницы Баранова были убиты трое и девять ранены, а из алеутов — четыре убиты и шестеро ранены. Сам Баранов был ранен в руку.
Русский флаг над фортом был поднят только 8 октября 1804 г., когда объединенные силы атакующих пошли на штурм и к своему изумлению обнаружили, что с форта по ним не раздалось ни одного выстрела. Когда они ворвались в форт, то обнаружили, что индейцы покинули его незаметно ночью, не ожидая последнего штурма. Внутри их ожидала страшная картина. Там лежало не меньше тридцати убитых индейцев, а в стороне от них, ровненько в ряд, лежали пятеро убитых индейских детей. Поодаль — убитые собаки. Индейцы, ночью тайно покинувшие форт, очевидно, опасались, что дети своим плачем могут выдать их передвижение и поэтому решили предать их смерти. То же самое они сделали и со всеми собаками, чтобы те не выдали их лаем.
Лисянский позже, вспоминая эти события, записал: «Сойдя на берег, я увидел самое варварское зрелище, которое могло бы даже и жесточайшее сердце привести в содрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситкинцы предали их всех смерти».
Через год после захвата крепости на Ситке, когда Баранов только начал постройку форта на скале, высившейся над морским заливом, когда люди, да и сам Баранов, еще жили в палатках или в наскоро сколоченных времянках с протекавшими крышами, новую столицу Русской Америки посетил высокий гость из Петербурга. Это был директор Российско-Американской компании, действительный камергер Николай Петрович Резанов. Ехал он с ревизией предубежденный против Баранова, который в многочисленных доносах в Петербург обвинялся в хищениях и присвоении денег компании. Уже первые несколько дней, проведенных в Новоархангельске убедили Резанова во вздорности и ложности этих доносов, и он преисполнился большого уважения к этому самородку и самоучке, который, может быть, не вполне сознавая это, проводил в Америке государственную, русскую, имперскую политику. Заметил Резанов также и полное отсутствие стяжательских свойств в характере Баранова. Денег он себе не требовал, довольствовался тем, что ему платила компания. И конечно, никаких банковских счетов на его имя в иностранных банках и в помине не было.
Резанов сам столкнулся и с проблемой пропитания в Новоархангельске. Запасы провизии, прибывшие на его корабле, очень скоро истощились, и колонии грозила голодная смерть. Положение оказалось безвыходным, когда и лов рыбы в районе Ситки прекратился.
К счастью, в Новоархангельск пришло судно «Юнона», принадлежавшее американскому шкиперу, бостонцу Д’Волфу. Это было в конце сентября 1805 г. Резанов сразу заинтересовался содержимым трюмов «Юноны». Так оказалось более 60 бочек солонины. У Баранова, давно не едавшего мяса, когда он услышал об этом, как говорится, «потекли слюнки». А Д’Волф продолжал перечислять другие продукты, находившиеся на корабле. Тут были и сахар, песком и головками, и рису около двух тонн, и всякое сухое печенье.
Не теряя времени, Резанов договорился с Д’Волфом и купил у него не только весь груз, но и сам корабль. Д’Волф продал все вместе за 68 тысяч испанских пиастров и вдобавок получил еще два маленьких судна компании, «Ермак» и «Ростислав». На «Ермак» он погрузил купленные им меха и отправил корабль в южный Китай, в Кантон, где за меха можно было получить хорошую цену, а сам на «Ростиславе» выехал в Охотск, а оттуда на лошадях в Петербург.
С приобретением провизии «промышленные» в Новоархангельске повеселели, стали лучше выглядеть. Запасов, однако, хватило ненадолго. К Рождеству от них ничего не осталось, и люди стали питаться всякими ракушками, травами да древесной корой. Нужно было принимать какое-то решение, чтобы спасти колонию от голода. В феврале 1806 г. Резанову пришла блестящая идея — отправиться на «Юноне» в залив Сан-Франциско и закупить там провизию. В обмен можно продать испанцам товары, в которых, Резанов знал, они нуждались. Резанову было известно, что порты Калифорнии были закрыты для иностранных судов. В них запрещено было входить под страхом конфискации корабля и пленения команды.
Выбора, однако, не было: или сидеть и ждать голодной смерти, или рискнуть. О том, насколько положение в Ситке стало критическим, Резанов доносил в своем очередном письме, не зная даже, когда сможет отправить его в Петербург: «В конце ноября перестала уже рыба ловиться… В полнолуние освежались мы найденными ракушками и мамаями, они в ето время бывают питательные, а в другое время били орлов, ворон, словом, ели все, что попадало».
25 февраля 1806 г. корабль «Юнона» с Резановым на борту отправился на юг, в солнечную Калифорнию. Командовал кораблем опытный моряк, морской офицер, лейтенант Хвостов с помощником, тоже офицером военно-морского флота Давыдовым. Вместе с Резановым поехал и его личный врач по фамилии Лангсдорф.
Тяжел был путь «Юноны», хотя бы потому, что большинство команды было больно цингой. 28 марта 1806 г. корабль вошел в бухту Сан-Франциско. Местные испанские власти, с недоверием встретившие непрошеных пришельцев с севера, очень быстро, однако, переменили свое мнение о них, потеплели, подружились, и все это в основном благодаря дипломатическим способностям, хорошим манерам и такту Резанова. В общей сложности корабль пробыл в Сан-Франциско полтора месяца. Люди подкормились и повеселели. Жизнь в Калифорнии всем настолько понравилась, что капитан стал опасаться возможных дезертирств. Сравнивая жизнь в благодатном климате Калифорнии с суровыми условиями жизни на Ситке, многие члены команды стали сомневаться — не лучше ли сбежать и остаться в Калифорнии! К счастью, массовых побегов не было, но все же два матроса, отправившиеся на берег для стирки одежды у ручья, исчезли, и никто так и не узнал, что с ними случилось.
Комендант форта Аргуэльо со всей своей многочисленной семьей был очарован Резановым, и в конце концов Резанов получил все, что ему было нужно. В этом отношении во многом помогла старшая дочь коменданта Кончита, которой не было еще и 16 лет. Случилось так, что Резанов и красавица Кончита влюбились друг в друга, и к концу пребывания в Калифорнии Резанов решил жениться[8]. Свадьбу, однако, пришлось отложить из-за неожиданного противодействия родителей Кончиты и церкви в лице монахов местной католической миссии. Главными препятствиями была разница в возрасте — «стареющему» Резанову было 40 лет — и разница религий. Как-никак для католиков Аргуэльо и монахов, строго придерживавшихся обрядов и правил римско-католической церкви, Резанов был хоть и блестящий сановник в чинах, но тем не менее схизматик и еретик. Только благодаря упорству Кончиты, обладавшей на редкость сильным характером, влюбленным удалось настоять на компромиссе: им было разрешено формально обручиться в церкви миссии, с тем чтобы Резанов затем, поехав в Россию, добился разрешения испанского короля и папы римского на смешанный брак. Только тогда он вернется к своей возлюбленной в Калифорнию для бракосочетания. Предполагалось, что потребуется два года для того, чтобы преодолеть все эти затруднения и оформить брак.
В это время команда «Юноны» по договоренности с местными испанскими властями грузила на корабль продукты, закупленные для Новоархангельска. Ко времени отплытия было куплено 4500 пудов хлеба, 470 пудов сала и масла и до 100 пудов соли. Кроме того, миссия доставила на корабль большие запасы ячменя, гороха, бобов и сушеного мяса.
8
Н. П. Резанов к тому времени был вдовцом.