Страница 32 из 97
Поддерживая выброшенный правительством лозунг «Выиграть войну с помощью пшеницы», фермеры района Великих равнин своими действиями вызвали события, быстро приведшие к их собственному вытеснению. Происхождение пыльных бурь может быть объяснено тем, что в связи с требованиями военного времени земли, которые должны были оставаться под пастбищами, были засеяны пшеницей. Увеличение посевных площадей и повышение заработной платы значительно стимулировали механизацию и энерговооруженность сельского хозяйства.
«Война, — указывал в ноябре 1922 г. журнал «Агрикалчюрел инджиниринг», — вызвавшая повышение цен на сельскохозяйственные продукты, увеличение спроса на сельскохозяйственных рабочих и нехватку рабочих рук, была основной причиной того, что перед отпускными складами торговцев тракторами появились длинные очереди покупателей». С 1919 по 1933 г. использование конной тяги на пшеничных фермах Канзаса уменьшилось с 16,3 до 0,2 часа на акр[96]. В результате применения грузовиков и тракторов уборка урожая ускорилась, а расходы, связанные со сбытом пшеницы, упали. Однако подлинную революцию в производстве пшеницы вызвало применение для уборки пшеницы комбайна, обычно на тракторной тяге. Методы молотьбы, применявшиеся до 1927 г., требовали в три раза больше ручного труда, чем комбайн. В первый год своего широкого применения (1926 г.) комбайн лишил работы примерно 33 227[97], к 1928 г. — уже 50 000[98], а к 1930 г. — 100 900 сборщиков урожая[99]. За короткий период с 1926 по 1933 г. полностью лишилось работы 150 тыс. сборщиков урожая.
«Быстрота, с которой комбайн совершил это чудесное превращение, — указывал в сентябре 1927 г. один обозреватель в журнале «Ревью ов ревьюс», — совершенно невероятна. Всего четыре года назад перед нами еще стояла проблема рабочей силы в период уборки урожая, мы все еще умоляли железные дороги выделять особые поезда для быстрейшей перевозки сборщиков урожая. Не успел еще высохнуть пот на телах сборщиков урожая и не были еще смыты с их лиц пыль и грязь, как они оказались более ненужными и отошли в область предания. О них уже только вспоминали, как о колоритной толпе». Об избавлении от сборщиков урожая говорили с огромным чувством облегчения в романтических тонах: «Беспечные рыцари товарных вагонов отправились на свидание с охотниками за бизонами». Но эти полные романтизма комментаторы не предвидели, однако, что сам фермер в такой же короткий срок также присоединится к этим «охотникам за бизонами».
Так как механизация привела к снижению издержек производства, многие капиталисты быстро почуяли возможность извлечь прибыли из производства пшеницы в крупных масштабах. Быстрота и эффективность новых методов уборки урожая уменьшили влияние погоды и снизили потери урожая. Но для того чтобы окупить большие затраты на оборудование, необходимо было увеличить объем сельскохозяйственных работ. В одном графстве штата Канзас было отмечено, что с 1910 по 1930 г. площадь пшеничных ферм в среднем возросла с 562 до 911 акров. Вскоре после этого сельскохозяйственные эксперты пришли к выводу, что можно было бы добиться еще лучших показателей, если бы число ферм, специализировавшихся на производстве пшеницы в Канзасе, было сокращено со 165 тыс. до 40 тыс.[100] Вскоре дельцы в городах начали управлять пшеничными фермами, а фермеры ринулись в города в поисках работы. Появились передвижные земледельческие объединения, члены которых были «фермерами, которые не живут на ферме, но переезжают из района в район». Наблюдатели отметили, что «мелкая ферма, сеющая пшеницу, исчезает»[101]. По мере того как количество «передвижных» фермеров, рассматривающих земледелие как побочное занятие и приезжающих на ферму налегке с «чемоданчиком в руках», начало быстро возрастать, оставшиеся еще мелкие фермеры двинулись из сельских местностей в города. За десятилетие с 1930 по 1940 г. население Канзаса уменьшилось на 82 184 человека, главным образом, конечно, в сельских местностях[102].
Обладая значительным капиталом для приобретения земли и оборудования, новые крупные предприниматели значительно увеличили уже существующие излишки пшеницы и тем самым еще более ухудшили положение мелкой семейной фермы. В связи с повышением урожайности правительство выплачивало крупные субсидии и премии, которые в основном шли тем же крупным предпринимателям, использовавшим полученные средства для дальнейшего увеличения масштаба своих операций. Этот процесс наглядно показан в отчетах, поступивших из двух графств Канзаса:
«За последние 7 лет в этом графстве исчез класс мелких фермеров. На одной ферме за другой сносились постройки и применялся труд наемных рабочих. Это помогло землевладельцу сократить налогообложение и одновременно дало ему возможность получать целиком для себя поощрительную премию, выплачиваемую за мелиорацию земли на основе закона о регулировании сельского хозяйства. Бывшие фермеры-арендаторы были выброшены с ферм и остались без работы и крова. Люди оказались вынужденными перебираться в города. В 1933, 1934, 1935 и 1936 гг. в этом графстве было много людей, получавших пособие. Теперь очень небольшой процент жителей графства живет вне пределов населенных пунктов. Семьи с низким доходом раньше проживали в старом доме на ферме, имели немного кур или свиней и держали корову. Эти строения теперь в большинстве случаев снесены, и даже пастбища распаханы под пшеницу. В результате в городках арендная плата за жалкую лачугу или бедный домишко баснословно возросла. В отчете Бюро переписи за 1940 г. указывается, что в этом графстве численность населения уменьшилась более, чем на 900 человек»[103].
Вот сведения, полученные из другого графства:
«Причина этого (несчастья) лежит в том, что местные пастбища оказались распаханными и засеянными под пшеницу. Во многих случаях это было сделано «передвижными» фермерами, действовавшими со своих баз в восточной или центральной части Канзаса. Эти «фермеры» совершенно не удобряли почву и даже не рыли колодцев. После одного или двух хороших урожаев пшеницы земля уже истощилась. В течение ряда лет они обрабатывали землю (однокорпусным плугом), каждый год надеясь собрать хороший урожай, пока, наконец, поверхностный слой земли не превращался в мельчайший порошок, затем эти люди возвращались к себе домой и предоставляли местным фермерам жить в тучах пыли, которую они создали»[104].
Нет поэтому ничего удивительного в том, что, как отметил Дж. Д. Жиллетт[105] из университета Северной Дакоты, быстрая механизация сельскохозяйственного производства превратила в большинстве случаев «земледелие в механизированное и технически оснащенное предприятие» или что в пшеничном поясе возник «постоянно бедствующий социально-экономический класс ищущих работу безработных фермеров». Именно этот класс и дал бесконечный поток мигрантов из района Великих равнин на тихоокеанское побережье.
Революция в производстве пшеницы не оставила места для фермеров и сельскохозяйственных рабочих старого типа. Специалисты жалуются, что у старых сборщиков урожая выработалась «привычка к лошади» и они не могут приспособиться к работе с машинами[106]. У типичного сборщика урожая, указывают они, даже после того как он научился управлять трактором, проявляется неприятная привычка то и дело останавливаться и закуривать. Эта его привычка создает впечатление, что он хочет дать машине отдохнуть. Оставшиеся фермерские рабочие являются в наши дни, по существу, трактористами. Многие из них не живут на ферме, а состоят членами специальных тракторных бригад, заключающих от Оклахомы до Арканзаса договоры на уборку пшеницы. Освещая фарами поля, они работают днем и ночью, и уборка урожая становится делом нескольких часов.
96
Agricultural Situation, April 1937.
97
Editorial Research Reports, July 28, 1927.
98
Report of the Department of Labor,Oklahoma, December 1928,p.l 1.
99
Arizona Labor Journal, July 7, 1930; October 18, 1930.
100
Agricultural Engineering, December 1927.
101
См. «The Wheat Farmer’s Dilemma» by Avis D. Carlson, Harper’s, July 1931; and American Bankers Association Journal, August 1930.
102
Tolan Transcript, pt. 4, p. 1483.
103
Tolan Transcript, pt. 4, p. 1495.
104
Ibid., р. 1496.
105
Rural Sociology, March 1940, p. 64.
106
Agricultural Engineering, December 1930.