Запредельность

– Ты хочешь сказать, что среди ночи к нам приедут гости? И много их там будет? Комнаты никто не бронировал, и завтрак заказан только на пятерых. В конце концов, есть раскладушки, но может не хватить постельного белья…

Последние фразы хозяин постоялого двора уже бормотал себе под нос, забыв о том, что стоит на корточках в темном коридоре, в халате и пижаме, а перед его носом плавится восковая свечка. Если бы Павел читал Диккенса, то решил бы, что перед ним вылитый Эбенезер Скрудж, вообразивший себя директором – только ночного колпака не хватало. Но до таких книжек мальчик еще не дорос, и поэтому тихонько тронул взрослого за рукав:

– Я думаю, им не понадобится белье.

Пан Януш замолчал. Он понял, что у него лишь один выход: включиться в игру. Иначе мозг закипит так, что на макушке можно будет жарить яичницу.

– Почему не понадобится?

– Думаю, они прекрасно обойдутся без кроватей, – доверительно шепнул Павел. – К тому же, сэр Гваделот сказал, что всем хватит и одной комнаты.

Пан Януш вопросительно посмотрел на дверь. Мальчик кивнул. И тогда хозяин Подворья медленно нажал на ручку.

Комната была пустой. В глаза сразу бросалась большая кушетка, застеленная Кнупелевским методом: покрывало вывернуто наизнанку, а подушки стоят тощими пирамидами. Занавески были задернуты, окно плотно закрыто, и повсюду витал запах старого дома.

Никаких личных вещей. Никакого намека на то, что здесь кто-то живет или жил пару дней назад.

– Теперь я понимаю Кнупеля, – пробормотал пан Януш. – Я бы тоже решил, что левое крыло пустует, если бы не видел гостя своими глазами.

– А пан Кнупель его встречал?

– Нет, ни разу. Странно, правда?

– Ничего странного, – серьезно ответил Павел. – Значит, он из тех, кому это не нужно.

– Что не нужно?

– Ну, я не совсем понял. Искать, понимать, задавать вопросы – наверное, так.

Рука пана Януша потянулась к выключателю, но потом он передумал. Вместо этого он взял свечу и принялся разглядывать комнату. От его движений в воздухе поднялась пыль, в углах блеснули рваные нити паутины. Ох уж этот Кнупель!

Но беспорядок вызывал скорее досаду, чем беспокойство; все эти пыльные углы давно стали частью дома, словно старческие пятна на коже. Нет, что-то другое привлекало внимание, резало глаз. Пан Януш сначала не мог понять, что здесь не так, но потом сообразил: ковер в дальнем углу был откинут.

– Ух ты! – восхитился Павел. – У вас здесь настоящий тайный ход!

– Это всего лишь погреб, – отозвался хозяин Подворья. – А я совсем забыл, что вход именно в этой комнате.

Они оба уставились на тяжелое кольцо на крышке, сделанное в ту эпоху, когда люди не принимали простых, банальных, практичных вещей. Оно было витым, «росло» из причудливого железного цветка с узорной серединкой и опиралось на такой же цветок, но поменьше.

– Что там находится? – поинтересовался мальчик. Его зрачки казались огромными, как блюдца, и в них отражалось пламя свечи.

– Старые вещи, которые я не смог выбросить. В основном парты и скамейки. Много-много парт. Я ведь рассказывал о том, что когда-то здесь была школа? Три года назад я все перетащил туда и больше уже не спускался.

– А вы бы хотели туда спуститься… сейчас? Вам не страшно?

– Не знаю, – честно признался пан Януш. – Пожалуй, немного страшно.

– И мне тоже, – сказал Павел, но в его голосе явно чувствовалось предвкушение.

Их руки одновременно потянулись к железному кольцу на полу.

И в этот момент раздался крик.

* * *

Пан Януш почти выронил подсвечник. Он успел вновь поймать его в воздухе, но свечка упала на пол и погасла.

– Это мама? – колючим от страха голосом спросил мальчик и схватил его за рукав. – Это ведь мама кричала!

– Тише! – шикнул пан Януш. – Быстренько лезь сюда и сиди тихо, понял?

Павел, всхлипывая, покорно забрался под стол.

– И не волнуйся, я сейчас во всем разберусь. Наверняка твоя мама крысу увидела. Знаешь, какие здесь бывают крысы? Больше кошек, глазищи горят, но бестолковые – жуть! Возьму метелку Кнупеля и вымету зверюгу во двор. А ты погоди здесь!

– Но если это крыса… – Павел перестал хныкать и громко вытер нос, размазав его содержимое по щекам. – Если это всего лишь крыса, зачем мне сидеть под столом?

– Таковы правила игры!

Хозяин Подворья ляпнул первое, что пришло в голову, а потом пояснил:

– Понимаешь, маме потом будет очень стыдно, что она боялась одна.

– Ладно, – шепнул мальчик и затих.

Пану Янушу тем временем удалось распахнуть старое окно с заржавевшими шпингалетами. Бежать по коридору слишком долго, лучше выпрыгнуть во двор. Крысы? Сроду не было в подворье никаких крыс, а жаль. Сейчас так хотелось в них верить…

Тапки увязли в грязи где-то между яблоней и кустом смородины, и хозяин Подворья дальше бежал босиком по чавкающей траве и колючим веткам. Но он не чувствовал ни боли, ни холода. Весь холод был в груди, словно сердце стучало о ледяную корку: неужели воры? бандиты? пьяные отморозки? А у него нет ни ружья, ни ножа, лишь подсвечник, да и тот не слишком тяжелый…

Казалось, он бежал по двору целую вечность, и лишь в конце этой вечности, спустя много-много лет, вдруг споткнулся и уткнулся лицом в окно пани Ирены.

В комнате находился какой-то мужчина. Пани Ирена знала его, поскольку на ее лице читался не только страх. Там была целая гамма чувств: от ужаса до отвращения, и среди них – умоляющая нотка. Она что-то говорила мужчине, отчаянно жестикулируя, а тот неподвижно стоял спиной к окну. И даже через грязное стекло было видно, что эта каменная, напряженная спина не предвещает ничего хорошего.

«Ее муж», – догадался пан Януш.

Он хотел рвануть раму на себя, чтобы хоть как-то отвлечь внимание мужчины, показать Ирене, что она не одна, – но тут заметил внутри еще одну фигуру. За спиной женщины стоял бородатый Вальд. Рядом с хрупкой Иреной он казался великаном, и пан Януш наконец-то перевел дыхание.

«Не даст в обиду, – пронеслось у него в голове. – Конечно же, не даст».

Но тут стало происходить нечто странное.

Непрошеный гость сжал руку в кулак и замахнулся на свою жену. Он словно не замечал другого мужчины в комнате. Бородач нахмурился, но не шелохнулся. Ирена повернула к нему испуганное лицо…

И тогда пан Януш вломился прямо через окно.

Вернее, начал ломиться – и тут время будто остановилось. Стекло медленно покрылось трещинами, как морозным узором. Потом во все стороны полетели – нет, поползли – осколки, словно воздух вдруг превратился в кисель. Щепки, труха, крохотные мумии давно почивших за рамой насекомых – все это зависло вокруг хозяина Подворья, и он почувствовал себя маленькой девочкой в кроличьей норе. И вместе с тем он абсолютно ясно видел, что происходит в комнате. Кулак мужа Ирены со всей яростью надвигался на нее; бедняжка кинулась к Теогвальду, и тот что-то сунул ей в руки. Какую-то трость с тяжелым резным набалдашником. Ирена дрожащими руками взяла трость, размахнулась… В тусклом свете лампы блеснуло лезвие. Это что же, меч? Где они, черт побери, его раздобыли?

Меч плашмя обрушился на голову мужчины, и тут наваждение закончилось. Пан Януш неуклюже ввалился в комнату.

Он вскочил на ноги, машинально стряхивая с пижамы щепки и осколки. Мужчина лежал на полу, не шевелясь, а над ним склонилась Ирена с совершенно бесцветным лицом.

– Я его убила! – прошептала она. – О Господи, я его убила!

– Вовсе нет, – отозвался Теогвальд. У него был низкий, глуховатый голос, который напоминал шум ветра в печной трубе. – Посмотри на свои руки.

Женщина послушно склонила голову, и пан Януш увидел, что она держит вовсе не меч, а начищенную до блеска сковородку с витиеватой ручкой.

– Все хорошо, – продолжил бородач и легко провел тыльной стороной ладони по щеке Ирены. – Он придет в себя. И это будет уроком…

От его прикосновения Ирена как-то обмякла, закрыла глаза и сонно опустилась в кресло. А Теогвальд наконец-то посмотрел на хозяина Подворья.