Страница 8 из 9
Идеология напрямую влияет на систему человеческих ценностей. Система ценностей - понятие теории ценностей, обозначающее совокупность сложившихся у людей мнений о значении в их жизни вещей и явлений, встречаемых в природе и обществе ("социальных установок"). Человек опирается на систему ценностей при сравнении и выборе решений.Но система ценностей зависит от того,какую информацию о мире и явлениях человек считает значимой.И здесь возникают общественные заблуждения.
Очень многие общественные заблуждения создаются намеренно путём пропаганды,чтобы создать в умах масс необходимые правителям образы.Вообще никогда прежде слова не использовались для сокрытия правды так широко, как сегодня. Предательство союзников называется умиротворением, военная агрессия маскируется под защиту от нападения, завоевание малых народов проходит под именем договора о дружбе, а жесточайшее подавление целой нации совершается во имя национал-социализма. Объектами тех же злоупотреблений стали слова "демократия", "свобода" и "индивидуализм" и многие другие.Наблюдается повсеместное смешение понятий,в результате чего картина мира людей становится ограниченной и искажённой. Политические термины не являются идеологически нейтральными, но, напротив, чаще всего являются инструментом актуальной политической борьбы или выражением существующей в обществе системы властных отношений.
Рассмотрим ,например,эволюцию понятия "национализм".
Как отмечает А.И. Миллер, понятие "национализм" в России в конце XIX - начале XX веков имело негативные коннотации в среде левой и либеральной интеллигенции. Так в статье для словаря Брокгауза и Эфрона, написанной В. Соловьевым, национализм характеризуется как "знамя дурных народных страстей" и "переразвитие национального чувства", а смешение его с понятием патриотизма называется "ошибочным". По мнению Миллера, правящая династия в Российской империи больше, чем какая-либо другая из европейских монархий, стремилась избегать "национализации" государства. Хотя политическое устройство империи в корне противоречит национализму, правящая элита империи Романовых с середины XIX века все же пыталась воспроизвести некоторые элементы националистического дискурса и утвердить высший статус русского языка и русской национальности под воздействием внешнеполитических факторов (как, например, в сфере языковой политики на западных окраинах империи).
По мнению Хабермаса, изначально противоречивое соединение идеи нации с универсальным пониманием конституционного государства возможно только в том случае, если нации не приписываются натуралистические черты. Причиной сложившегося позже натуралистического понимания нации была невозможность объяснить естественность складывания границ территории, внутри которой граждане обладают естественными правами. Территориальные границы государства складываются под воздействием множества случайных исторических факторов - итогов войн и гражданских конфликтов. Практический ответ на это противоречие, который дал национализм, не может иметь непротиворечивое теоретическое обоснование, например, в идее права каждой нации на самоопределение. Стремление нации обрести свою государственность, описываемое в терминах "пробуждения" наций (когда на самом деле происходило их создание), Геллнер называет ирредентизмом. Этот период длился до 1918 года, когда произошло тотальное перечерчивание границ европейских государств. Неслучайно примерно с этого момента и до настоящего времени в европейских языках страны как субъекты мировой политики принято называть "нациями" (пример - Лига наций, идеология которой сформировалась еще в первые годы Первой мировой войны). Принцип ирредентизма как стремления каждой культуры обрести государственность обречен на поражение, так как при существующем количестве различных культур, такое же количество государств просто не уместилось бы на Земле.
По Бройи, национализм - это инструмент элиты в политической борьбе, который приравнивает понятие культурной уникальности к концепту нации-государства для мобилизации масс с целью захвата власти.
Бройи выделяет три основных функции националистических идей, как они мыслились в XIX веке - координации, мобилизации и легитимации. Координация предполагает внедрение в элиты понятия об общих интересах. Так было в случае венгерского национально-освободительного движения, которому способствовал тот факт, что империя Габсбургов было феодальным государством, в котором местная власть принадлежала привилегированному сословию. Мобилизация понимается как обеспечение националистическим идеям широкой поддержки масс населения. Легитимация подразумевает оправдание националистического движения перед лицом государства и внешних сил. Примером последней служит греческое националистическое движение внутри Османской империи, черпавшее поддержку в западном общественном мнении.
Вместе с тем, Бройи приводит три разных понимания национализма - как политического движения ("национальное движение"), как формы выражения национальных чувств и, наконец, как идеологической доктрины. Последняя начинает формироваться еще в первой половине XIX столетия под влиянием романтизма. Геллнер отмечает, что европейский романтический национализм поэтизировал деревенскую "народную" культуру в противоположность культуре аристократической, которая, в сущности, была культурой военного сословия. Кроме того, это раннее течение означало бунт против интеллектуально универсализма, метафизику физического самоутверждения (деревенский труд крестьянина) и превалирование чувств над холодной рассудочностью. Как только к этому национализму прибавилась милитаристическая агрессия, он потерял свою былую невинность.
Ханна Арендт в "Истоках тоталитаризма" пишет, что империализм второй половины XIX века родился в тот момент, когда буржуазия натолкнулась на национальные преграды своей экономической экспансии. Национальное государство не может обладать безграничным ростом, так как такой рост всегда означает захват другой нации. К концу XIX века все большее количество людей в разных странах ощущало кризис национальных европейских государств, который являлся политическим выражением кризиса экономического. Первые антисемитские партии в Германии, пан-движения (панславизм и пангерманизм), империализм - все это отличалось, в первую очередь, оппозиционностью к национальному государству, позицией "партии над партиями", которая означала претензию говорить от имени нации, обходя государство, так как сама логика партийности основана на вере в национальное государство. Это роднит все названные движения с возникшими впоследствии тоталитарными движениями - нацизмом и большевизмом. Нацисты не были националистами, а их реакционная пропаганда скорее была адресована "попутчикам".
Сущность ксенофобии заключается не в страхе перед размыванием культурных границ и стиранием социокультурной уникальности, а в страхе перед неизвестным будущем, перед разрушением привычных социальных связей и совместной принадлежности некому целому.
Наднациональный подход в корне отличает нацизм от крайней формы национализма в виде муссолиниевского фашизма (которого нацисты сторонились и даже отзывались о нем пренебрежительно) и в гораздо большей степени сближает его, по мнению Ханны Арендт, с большевизмом. Истиной целью фашистов был захват власти партийной элитой, что было традиционной формой партийной диктатуры. Нацизм и большевизм же отменили саму форму национального государства. Корни этого переустройства лежат в пан-движениях. Их племенной национализм, или трайбализм, не ограничивался рамками одной нации. По причине того, что не все нации обрели суверенные государства с четко очерченной территорией во второй половине XIX века, возникло так называемое "племенное сознание". В результате, нация начинает пониматься как некая данность от рождения, для которой необязательно даже знание культуры и языка. Как отмечает Арендт, такой расистский поход превращал народы в подобие видов животных.