Страница 1 из 94
Джон Гарднер
От переводчиков
Если спросить гипотетического среднего читателя, известен ли ему такой американский писатель, как Джон Гарднер, мы, скорее всего, получим утвердительный ответ, хотя в большинстве случаев подразумеваться будет создатель знаменитого адвоката Перри Мейсона, автор детективных романов Эрл Стэнли Гарднер, с которым Джона Гарднера не связывает ничего, кроме фамилии. И раз уж мы начали на такой ноте, считаем своим долгом предупредить, что существует еще один Джон Гарднер, пишущий крепко сбитые боевики и тоже не связанный с автором этой книги никакими родственными узами.
В отличие от своих популярных однофамильцев, Джон Чэмплин Гарднер (1933–1982), прозаик и историк литературы, известен значительно меньше, как и многие другие авторы, чьи произведения не относятся к «массовой беллетристике».
Гарднер, один из наиболее значительных и интересных прозаиков в современной литературе США, знаком русскоязычному читателю по переводам двух романов — «Никелевая гора» (1973, пер. 1979) и «Октябрьский свет» (1976, пер. 1981), повести-притчи «Королевский гамбит» (1974, пер. 1979) и сборника рассказов «Искусство жить» (1981, пер. 1984), а также книги «Жизнь и время Чосера» (1977, пер. 1986). Его относительно короткая писательская карьера [чуть более пятнадцати лет отделяют его последний роман «Призраки Микельссона» (1982) от первого — «Воскрешение» (1966)] была не только продуктивной, но и необычайно разноплановой.
Помимо восьми романов им написаны два сборника рассказов, пять детских книжек, эпическая поэма и сборник стихотворений, несколько радиопьес и оперных либретто, а также восемь научных и литературно-критических работ.
Сын фермера (и к тому же евангелического проповедника), Гарднер становится доктором филологии и художественное творчество совмещает с преподаванием средневековой литературы и писательского мастерства в ряде университетов Америки. В его творчестве органически сочетаются как литературные новации в духе «литературной литературы», так и «реалистичность» повествования и характеров персонажей. В его романах мы обнаруживаем «ученость» и «народность», философские поиски в мире идей XX века и художественное исследование «простых истин человеческого сердца». Все это делает Гарднера в определенном смысле ключевой фигурой в американской литературе 1970-х годов — времени расцвета экспериментальной постмодернистской прозы и возврата к традициям реализма.
Однако, как это нередко бывало в нашей стране, одни произведения писателя переводили, превознося его за достоинства, не противоречащие идеологическим требованиям, а другие — не менее интересные в художественном отношении — оставляли без внимания, если они хоть в чем-то казались сомнительными с точки зрения идеологии.
Возможно, поэтому в свое время не были переведены такие ранние романы Гарднера, как «Крушение Агатона» (1970) и «Грендель» (1971), хотя именно эти книги вместе с романом «Диалоги с Солнечным» (1972) выдвинули Гарднера в первые ряды американских романистов. Последние два, как и «Октябрьский свет» позднее, помимо всего прочего, сразу попали в списки бестселлеров и неоднократно переиздавались массовыми тиражами.
Романы, представленные в этой книге, объединяет многое. Они написаны на легендарные сюжеты, переосмысленные и «осовремененные» Гарднером, и имеют в определенной степени экспериментальный характер.
Действие романа «Крушение Агатона» происходит в Древней Спарте, обретающей могущество под властью Ликурга. Материалом для Гарднера послужили знаменитые «Сравнительные жизнеописания» Плутарха, однако лишь условно (и, скорее, с добавлением приставки «псевдо») эту книгу можно назвать историческим романом. И не только из-за сознательных анахронизмов, допускаемых автором. Гарднер намерено смещает акценты и переводит повествование из событийного плана в план метафизический, где исследует проблему противоречия между индивидуальной свободой и порядком, диктуемым властью. Попирая хронологию, Гарднер сводит вместе полулегендарных законодателей — спартанца Ликурга (IX–VIII вв. до н. э.) и афинянина Солона (VI в. до н. э.), представляя тем самым две полярные точки зрения на власть, которые в то же время не что иное, как две стороны медали, и противопоставляет им вымышленного философа, мудреца и провидца Агатона (его имя в переводе с древнегреческого означает «добрый» «хороший»).
Писателю удается создать полнокровный и даже несколько шокирующий читателя образ главного героя. Роман начинается заключением Агатона в тюрьму по подозрению в содействии восстанию рабов и, выражаясь современным языком, за «антиобщественное поведение», и заканчивается бегством и смертью героя. О его положении добровольного отщепенца, скрывающегося под маской безумия, как и о его блистательном прошлом (жизни в Афинах, беседах с мудрецом Солоном, службе советником у Ликурга и многочисленных любовных связях) мы узнаем из двух чередующихся повествований от первого лица — самого Агатона и его ученика Демодока (Верхогляда). Такое построение книги позволило Гарднеру добиться необходимого эффекта драматизации философских идей, актуальных для современности, параллели которой нетрудно усмотреть за историческим сюжетом.
Если «Крушение Агатона» — философская фантазия на историческом, скажем так, материале, то «Грендель» — маленький шедевр Гарднера на материале литературном (здесь писатель единственный раз непосредственно использует результаты своих филологических штудий). Излагая сюжетный эпизод из «Беовульфа», англосаксонской эпической поэмы VIII века, с точки зрения ужасного чудовища Гренделя, Гарднер создает своего рода притчу, в которой парадоксальным образом оспаривает представления об абсурдности человеческого существования.
Изначально отверженный потомок Каина, Грендель после встречи с философствующим драконом окончательно отвергает мир людей, с которым ему довелось столкнуться, со всеми их поэтическими, религиозными и героическими устремлениями. Став неуязвимым благодаря чарам дракона, он двенадцать лет совершал кровавые набеги на владения короля данов Хродгара, но в конце концов был побежден героем Беовульфом. В обратной (по отношению к героической поэме) перспективе романа Грендель предстает и как воплощение разрушительных сил природы, и как некий архетип чудовища, скрытого в самом человеке. Впрочем, роман принципиально неоднозначен и допускает множество прочтений и толкований. Гарднер виртуозно смешивает временные пласты (уже упомянутые сознательные анахронизмы); «вневременный» дракон почти дословно цитирует А. Н. Уайтхеда или запросто ссылается на Ж.-П. Сартра; древний старик по кличке Рыжий Конь рассуждает о природе власти в терминах XX века. Роман насыщен литературными (особо здесь следует упомянуть Уильяма Блейка, строки из стихотворения которого Гарднер поставил эпиграфом к роману) и философскими («анти»- Сартровскими) аллюзиями. Изящная и усложненная композиция романа связана с «магическим» числом двенадцать (которое само по себе переполнено смысловыми оттенками). В романе 12 глав, каждой из которых строго соответствует знак Зодиака, искусно вплетенный в текст; эти 12 глав рассказывают о последних 12 днях (или месяцах) 12-летней вражды Гренделя с племенем Хродгара (точнее, с родом человеческим), а если вспомнить о времени создания «Беовульфа», то — и о 12 веках европейской цивилизации, прошедших с тех пор.
Точно выверенная композиция, философская глубина и поэтически яркий язык делают этот роман не просто удачной стилизацией, но незаурядным произведением мастера современной литературы.
Крушение Агатона
Поэтому с такой же необходимостью, с какой камень падает на землю, голодный волк вонзает свои зубы в мясо дичи, не имея возможности познать, что он есть одновременно и терзаемый, и терзающий.