Страница 4 из 57
Фюрнберг вошел в немецкую литературу не только как выдающийся лирик. Такие произведения, как «Новелла о Моцарте», «Встреча в Веймаре» или «История болезни», а также многочисленные публицистические опусы писателя свидетельствуют о незаурядном значении его и как мастера прозы.
Включенные в этот сборник рассказы на исторические темы довольно своеобразны по структуре. В них доминирует мастерски построенный диалог персонажей. Сам Фюрнберг охарактеризовал, например, «Встречу в Веймаре» как эссе, написанное в диалогической форме. В основе рассказов писателя не острый сюжет, событийность в них не главное, — их притягательная сила в тонком психологическом подтексте, в умении автора дать простор воображению читателя и вызвать в нем желание сопоставить прошлое с настоящим. Поэт хочет заставить нас мысленно завершить жизненные пути героев, намеченные лишь пунктиром.
В великолепной «Новелле о Моцарте», изящной как акварельная миниатюра, перед нами великий немецкий композитор и итальянский писатель Казанова. Их взгляды на цели и смысл творчества прямо противоположны. Мы присутствуем всего лишь при недолгой встрече героев в Праге, где должна состояться премьера моцартовского «Дон-Жуана». Но при этом как рельефно изображены характеры обоих персонажей, запечатленных скупыми, но точно отобранными деталями, с каким знанием исторического колорита воссоздана атмосфера культурной жизни Европы XVIII века!
Моцарт, как он видится Фюрнбергу, — вольнолюбивый сын третьего сословия, художник, духовный мир которого озарен светом приближающейся Великой французской революции. И это, как нам дано понять, накладывает особый отпечаток на его жизнеутверждающие произведения. Композитор знает: праздное привилегированное общество не поймет его оперы. Пребывание среди светской черни представляется Моцарту подлинным адом. Напротив, нищий сердцем аристократ Казанова, воплощающий век уходящий, охотно продает свое перо знати. То обстоятельство, что музыка Моцарта проникает в народ, возмущает Казанову, самому же композитору это приносит радость.
В новелле «Встреча в Веймаре» Фюрнберг вновь обращается к постоянно привлекавшей его теме искусства в его соотнесенности с жизнью и нуждами народа. Центром произведения являются образы дорогих сердцу писателя гениев мировой литературы — Гете и Мицкевича. Польский певец свободы, в уста которого автор вкладывает многие свои сокровенные мысли, воспринимает создателя «Фауста» отнюдь не как олимпийца, равнодушного к треволнениям своего века. Нет, Мицкевич угадывает, как глубоко погружена в современность титаническая душа Гете, вынужденного прятать свои чувства за внешней холодностью. Величайший поэт Польши ощущает весь трагизм существования великого Гете в отсталой феодальной Германии.
В блестящей, к сожалению незаконченной, «Истории болезни» удачно сочетается лирическая исповедь с взволнованными размышлениями над многими животрепещущими проблемами нашего времени. К этому произведению примыкают небольшие рассказы-эссе: «Товарищ Н.», «Pro memoria» и другие.
В стихах поэта конца 40-х — начала 50-х годов отражается грандиозная ломка в бытии и сознании людей, пошедших по пути строительства социализма. Поэт — свободный среди свободных — делит с простыми людьми, встречающими зарю новой жизни, их труд, и веселье их праздников, и их раздумья о будущем. Еще не может быть успокоенности, безмятежности, людям предстоит разрешить немало сложных вопросов, преодолеть немало преград, и все это дается нелегко. Отсюда такие стихотворения, как «Час тяжелых мыслей», и другие, навеянные сходными чувствами. Однако даже в самых обыденных фактах той действительности, которая предстает перед поэтом, он с радостью улавливает отражение происходящих в обществе великих перемен.
Поэтический голос Фюрнберга в эти годы звучит то тихо и напевно, то подобно звону металла. Гамма чувств его так сложна, что привычные жанровые рамки оказываются для него слишком тесными. Он непринужденно переходит от лирики к сатире, от элегии к гимну, от разговорной интонации к ораторской, от строгой метрики и отточенной рифмы к свободному стиху.
До конца своих дней Фюрнберг — очень индивидуально, очень по-своему — славил вечно движущуюся, вечно обновляющуюся жизнь. В этом отношении характерно одно из его поздних философских стихотворений «Эпилог», где в удивительно простых и в то же время прочувствованных мудрых словах выражена вера в бессмертие рода человеческого. Для создателя «Дивного закона» не существовало поэзии вне борьбы за жизнь. Но и жизнь была для него немыслима без поэзии. Он говорил, что ненаписанные стихи — это все равно что «несостоявшаяся жизнь». Стихи надо писать так, чтобы ощущалось: «они реальны, как хлеб на столе, и пахнут рожью, они сочны, как мясо, и чудесны, как вино, в котором искрится солнце…»
В поэзии Луи Фюрнберга, «мужественной и мечтательно-нежной», как охарактеризовал ее Иоганнес Бехер, — действительно искрится солнце, солнце подлинной жизни.
Г. Знаменская
СТИХОТВОРЕНИЯ
1937—1946
ПОСВЯЩЕНИЕ
Стихи, я вам дарую бытие —
я вас не подбираю для букетов
в гостиные господ-эстетов, —
стихи, я вам дарую бытие —
вы для меня не тени силуэтов,
но пригоршни фальшивых самоцветов, —
стихи, стихи, оружие мое!
Стихи, я вам дарую бытие —
вы не для меланхолии актера,
не для страдальческого взора,
стихи, я вам дарую бытие
не для того, чтоб в вас искать спасенья
от горя, от нужды, от угнетенья, —
стихи, стихи, оружие мое!
Когда еще входил я с вами в залы, —
любовь к борьбе и мести призывала! —
рабочий класс вели вы за собой,
товарищей вы звали в бой, —
и, как винтовку, вас рука сжимала,
и вы звучали песней боевой.
И снова зал огромный полон света,
табачный дым, огни, — в который раз! —
я вижу пред собою сотни глаз,
о, как прекрасно устремленье это! —
и братья брата ждут — меня, поэта, —
и братья ожидают вас!
А те, кто служит только чистым музам, —
о, как они безвыходно бедны!
Они для жизни сделались обузой,
и голоса и зренья лишены,
не связаны ни дружбой, ни союзом, —
во мраке их стихи погребены.
О господи, — для грусти, для унынья
не может ни минуты быть, пока
преступники не сгинули в пучине, —
и не должна устать моя рука,