Страница 7 из 12
– Потом, потом! – Верзилин сделал небрежный жест рукой, как будто отметая ее слова, как не имеющие значения. – Собственно, я уже принял решение.
– Приняли? – Инна настороженно взглянула на него. – И какое же решение вы приняли?
– Понимаете, Инна, я больше полагаюсь на свою интуицию, чем на такие презентации, – он ткнул пальцем в ее смартфон, – подготовить красивую презентацию ничего не стоит, есть масса отработанных приемов, а цифры можно и подтасовать. Для меня важнее оценить человека, с которым я имею дело.
Если этот человек произвел на меня хорошее впечатление, если он достоин доверия – значит, и фирма, которую он представляет, тоже стоит моего внимания. Причем больше всего я доверяю своему первому впечатлению. Прежде чем человек заговорит, он выдает себя выражением лица, мимикой, едва заметными движениями, жестами. Слова – это маскировка, дымовая завеса. Важнее язык тела, язык лица. На этом языке все говорят правду.
Он сделал небольшую паузу, заставив Инну поволноваться, и наконец проговорил:
– Вы мне понравились, Инна. Я принимаю ваше предложение и доверю вашей фирме часть своих свободных активов. Для начала – несколько миллионов, а там – как пойдет…
Инна хотела петь и танцевать. Вот так вскочить с места и броситься на шею этому чудесному, обаятельному человеку. А потом закружиться по залу в безумном танце. И чтобы все смотрели на нее и радовались вместе с ней.
– Замечательно, – сказала она, усилием воли сдерживая губы, чтобы улыбка получилась сдержанно-деловой, – я очень рада, что вы приняли такое решение. Уверяю вас, вы не ошиблись.
Она говорила обычные в таком случае слова, но с глазами ничего не могла сделать. Глаза ее сияли, как звезды, и Верзилин смотрел только в них. Деловой человек, он быстро опомнился, и дальше разговор принял безобидный характер, но потом, до самого вечера, он не мог забыть эти сияющие глаза. Утром только накатили заботы, и жизнь вошла в привычное русло.
А Инна вернулась на работу на такси.
Теперь ей некуда было торопиться, а еще раз ехать на метро… об этом ей страшно было подумать.
Ехали долго, застревали во всех пробках, но ей было все равно. Она прикрыла глаза на заднем сиденье и отдыхала, кажется, даже задремала ненадолго. Перед глазами пробегали красивые комнаты во дворце, убранные в пышном восточном стиле, обставленные яркой лаковой мебелью, она шла по этим комнатам неторопливо, с достоинством, и попадающиеся навстречу богато одетые люди в длинных шелковых одеяниях низко и почтительно кланялись ей.
Были тут толстые, важные китайцы в расшитых халатах, были женщины в длинных шелковых платьях, с замысловатыми прическами и крошечными ножками, были молодые мужчины с длинными волосами, заплетенными в косу. И все они склонялись перед Инной. Она хотела спросить, кто они такие и почему это делают, но ее разбудил голос водителя такси:
– Приехали. Просыпайтесь.
– Надо же, никогда не спала днем, – Инна сконфуженно улыбнулась и вышла из машины.
Она зашла сразу в приемную шефа, но секретарь сказала, что его сегодня не будет – уехал на важные переговоры.
Инна не очень расстроилась и пошла к себе. Там Кочетов уныло сидел над бумагами. Увидев ее, он несколько оживился и спросил, осторожно подбирая слова:
– Инна Михайловна, как ваши дела?
Нельзя было просто послать его подальше прямым текстом, потому что его положение в фирме все же было выше ее. И хоть о разговоре с Верзилиным она должна была доложить непосредственно шефу, Инне захотелось созорничать.
Она сделала расстроенное лицо и вздохнула:
– Просто не знаю, что делать. Даже не знаю, как шефу сказать, боюсь к нему идти…
При этом голос ее очень натурально дрогнул.
– Что, все так плохо? Верзилин вам отказал?
Инна в ответ низко опустила голову и даже провела пальцем по ресницам, якобы стараясь вытереть набежавшие слезы.
– Бросьте, это не конец света, – с фальшивым участием заговорил Кочетов.
– Да? – Инна подняла голову. – Глеб Сергеевич, вы рады? Рады, что у меня ничего не получилось? Рады, что меня уволят? Так вот, должна вас огорчить: меня не уволят. Переговоры с Верзилиным прошли прекрасно! Как ни противно вам это признавать, я – хороший специалист и достаточно понимаю в своем деле!
– Но я… – Кочетов растерялся.
– Вы – завистник и зануда! Вы никак не можете примириться с тем, что женщина работает не хуже вас! Я знаю, вы ненавидите женщин, потому что вас бросила жена!
– При чем тут это? – начал было он, но Инна не слушала.
– Более того, вы вбили себе в голову, что я хочу занять ваше место, и поэтому наушничаете начальству и при каждом удобном случае делаете мелкие гадости! Так вот, запомните: я не собираюсь занимать ваше место, мне и на своем хорошо! Только не мешайте работать своими мелкими придирками!
Кочетов встал очень бледный.
– Значит… значит, вот как вы думаете… – сказал он чужим запинающимся голосом.
– Именно так! – энергично подтвердила Инна. – И я очень рада, что высказала вам все! Ух, на душе легче!
Кочетов молча вышел из комнаты.
Ирина брела домой, спотыкаясь, низко опустив голову и прижимая к груди сумку. К ногам как будто были привязаны чугунные гири. В ушах звон, в глазах темно. Наверно, это потому, что не ела с самого утра. Да и утром… чашку зеленого чая трудно назвать едой. А больше перед судом ничего она впихнуть в себя не могла. Да и не старалась – совершенно не было настроения.
Утром на кухне народу полно, Нинка-соседка своих детей в школу отправляет, да муж ее кричит из комнаты – то ему то подай, то это… Нинка лениво, привычно отругивается, баба Шура ее подзуживает, Нинка на нее рявкает, чтобы не лезла не в свое дело. В этой квартире огромной, запущенной, Ирина сняла комнату, как от мужа ушла. На квартиру денег не хватило. Баба Шура сдает, у нее комната большая, да еще одна каморка, вот туда Ирину и поселила. Хоть денег мало берет, хотя Нинка все равно зовет ее выжигой.
У Нинки муж-милиционер, точнее, как сейчас говорят, полицейский, и детей двое, они две комнаты занимают. Нинка, в общем, невредная, к Ирине хорошо относится, по-своему конечно. Сочувствует по-женски, но считает Ирину размазней, не способной за себя постоять. Что ж, так оно и есть, тут она права.
Нужно зайти в магазин, поняла Ирина, купить какой-то еды, а не то Нинка будет впихивать в нее свой жирный наваристый борщ, от которого Ирину стошнит.
В зеркальной двери магазина отразилась нелепая, несуразно ссутулившаяся фигура. Взгляд потухший, безрадостный, волосы висят безжизненной паклей… Господи, неужели это она, Ирина? Ведь раньше ее признавали хорошенькой. А в школе Сашка Курочкин даже звал ее принцессой.
Ирина вспомнила новогодний вечер в последнем классе, и как они с Сашкой выскочили во двор, и снежинки таяли у него на лице, когда он ее поцеловал… И как ей было стыдно потом, потому что Сашка был парень ее подруги Ларки Тютлиной.
Накануне Ларка с Сашкой поссорилась, кто уж там был виноват, Ира не разбиралась, скорей всего, Лариска, у нее был скверный характер. Очень много амбиций и самомнения выше крыши, сказала как-то в сердцах классная руководительница.
Ира тогда услышала это случайно и не придала значения, а теперь вот понимает, что классная была права. Они с Ларкой дружили с первого класса, вполне дополняя друг друга. Ира была тихая, покладистая девочка. Ведомая, как говорили учителя. Ларка же считалась у них первой красавицей, Ира в ее тени выглядела скромно. Пока не похорошела в последнем выпускном классе.
Сашка Курочкин бегал за Лариской класса с седьмого, за ней вообще многие мальчишки бегали. Как всегда в школе бывает – объявят какую-нибудь девчонку первой красавицей – все и поверят, дети ведь внушаемы очень.
Это все Ирина потом поняла, когда Димка родился, она много книжек прочитала про воспитание и детскую психологию. А тогда неудобно ей стало, а главное – стыдно, вдруг кто их с Сашкой заметит? Пойдут разговоры, дойдет до Ларки, дружба их – сразу врозь. Правда, классная руководительница как-то в приватной беседе сказала Ире, что дружба у них с Ларкой ненастоящая, испытания временем не выдержит. Ира тогда обиделась даже – как это ненастоящая? С первого класса за одной партой… Но опять-таки классная оказалась права, видно, глаз у нее был наметан, хорошо своих учеников понимала.