Страница 41 из 127
Намётанный, привычный к темноте глаз Кларка придирчиво осмотрел поленницу дров, навес, все затенённые углы двора, — не ждёт ли его где-нибудь засада? Не обнаружив ничего подозрительного, он бесшумно перелез через каменный заборчик, отделявший сад от пустыря, уверенно направился к дому. Стараясь не шуметь, вставил свой ключ в замок. Дважды повернул его, нажал коленом на отсыревшую от дождя дверь и тихонько, чтобы не заскрипела, распахнул её. Но переступить порог он не спешил. Что-то остановило его. Старый деревянный дом, давно отживший свой век, дохнул, как всегда, на Кларка отвратительной заматерелой затхлостью и ещё чем-то неожиданно новым, кажется, табачным дымом. Кларк потянул носом. Да, определённо — папиросный дым, не ошибся. Откуда же он взялся, если бабка Мария не курит? А кроме неё, никого не должно быть в доме.
Склонив голову к плечу и держа пистолет в правой руке, а небольшой выключенный электрический фонарик в левой, Кларк стоял на крылечке и мысленно пробирался по коридору, заставленному всякой рухлядью: сломанными стульями, полуистлевшими корзинами, чёрными бутылями, расколотыми горшками. Вот узкая дверь, ведущая в чулан. Вероятнее всего, за нею притаился тот, кто должен первым схватить Кларка. Дальше, за печным выступом, может быть, стоял ещё один человек. В кухне — третий.
Кларк, не двигаясь, оглянулся через плечо — не отрезан ли уже и путь отступления. На крылечке и вблизи никого не было. Тихо и во всех концах двора и сада. Ни единого звука не доносилось из тёмной утробы дома. Кларк перевёл дыхание, вытер ледяную испарину на лбу и решительно, с сильно бьющимся сердцем, перешагнул порог, включил электрический фонарик, чтобы проверить свои опасения. И в тот же момент кто-то ловкий, стремительный бросился на Кларка из-за входной двери, пытаясь схватить его за руки и сбить с ног. Но уверенность нападавшего в том, что он действует неожиданно, неотразимо, была так велика, напор оказался так нерасчётлив, что Кларк, в совершенстве владеющий всеми костоломными способами рукопашной борьбы, без особого труда перебросил противника через себя на каменные ступеньки крыльца и устремился в сад. Лавируя между деревьями, сбивая головой росу с веток, вырвался на Виноградную. Вслед было послано несколько очередей из автоматов, но ни одна пуля не причинила ему вреда.
С Виноградной Кларк проходным двором благополучно пробился на Днепровскую улицу. Дальше, придерживаясь заранее выработанного маршрута, он должен был пробраться Каменным переулком к пересохшему руслу Южного канала и, следуя по его твёрдому дну, выйти в лес, а потом и в горы. Непредвиденное обстоятельство значительно упростило трудную задачу.
На безлюдной тихой Днепровской улице Кларк увидел небольшой полуторатонный хлебовоз, стоявший перед булочной. Мотор его тихонько урчал. На месте водителя никого не было. Кларк открыл дверцу кабины, сел за руль, выжал сцепление, включил первую скорость и осторожно, на самом малом газу, повёл машину. Заворачивая за угол, он оглянулся и увидел выскочившего из булочной шофёра. Размахивая руками, что-то крича, тот бросился догонять свою машину. Но как же ему догнать её, такую быстроходную, послушную! Себе на беду водитель недавно отремонтировал мотор, отрегулировал его, как часы. До ста километров из него теперь можно выжать. И Кларк выжал. Он промчался по всей Киевской, свернул на Ужгородскую, потом на Красную, на бульвар Тараса Шевченко. Заметая следы, выключил фары, с риском врезаться в какой-нибудь каменный столб или в забор прогрохотал по тёмным узким переулкам Нагорной стороны и выскочил к железной дороге. Напрямик, по рельсам и шпалам, пересек насыпь, спустился в Цыганскую слободку, расположившуюся по обе стороны шоссе своими глинобитными домиками, крытыми камышом и соломой. Тут, уже не маскируясь, включив большой свет, Кларк дал полный газ и полетел в горы. Асфальтовая лента, помытая дождём, с белоснежными оградительными столбиками по обочинам, была безлюдной: ни одной машины, ни одной подводы навстречу, ни одного прохожего. До рассвета оставалось много времени, солее двух часов. В избытке имелся и бензин в баке машины. Отлично работал мотор. Можно было мчаться и мчаться на северо-восток, в горы, к карпатским перевалам, к большим дорогам страны. Но Кларк остановился на сороковом километре, на дальних подступах к крупному населённому пункту Дубровка.
Не выключая мотора, он отпустил ручной тормоз, вышел из машины. Хлебовоз легко покатился под уклон, быстро набирая скорость. Следуя по прямой, он с каждым оборотом колеса сбивался с наезженной колеи вправо, на обочину, к пропасти. На крутом повороте дороги машина срезала передним буфером оградительные столбики и, ломая кустарник и небольшие деревца, рухнула вниз, в ущелье, полное предрассветного тумана.
Утром одна из групп, выброшенных пограничниками и органами МВД по всем направлениям вероятного движения Кларка, обнаружила в пропасти разбитый хлебовоз, угнанный из Явора. Но след беглеца, усиленно обработанный химикалиями, не могла взять даже лучшая во всём Закарпатье розыскная собака.
К утру Кларк вышел в такой горный район, где обрывались колёсные дороги. Отсюда начинались трудные летние тропинки, испокон веков проложенные пастухами. Вели они на альпийские луга, на поднебесное плоскогорье Восточных Полонин, на главные Карпатские хребты. Став на одну из них, Кларк мог быстро, кратчайшим путём, с наименьшей затратой сил и времени выйти к границе. Преимущества скотопрогонных тропинок перед бездорожьем лесной чащи были как будто бесспорны, но Кларк долго раздумывал, прежде чем принять решение в их пользу. Дело в том, что на проторённой пастухами тропе он мог неожиданно встретиться с людьми. Кто бы ни был этот человек, с кем столкнётся Кларк, всё равно он чрезвычайно опасен для него. Теперь Кларк никому не верил. Теперь в каждом человеке видел своего смертельного врага. Беззубый старик или девочка с косичкой попадётся на его пути, подросток с песней на губах или молчаливый лесоруб с топором за поясом — любого не пропустит мимо себя. Никто не должен знать, куда пойдёт Кларк.
Он шёл одержимо, час за часом, боясь потратить на отдых хотя бы одну минуту. Сваленные бурей толстоствольные буки, обросшие мхом, истлевшие до черноты или только-только тронутые гнилью, лежали там и сям, по обе стороны тропинки. И все, как один, кронами вниз, к долине.
Почти на каждом камне ярко зеленел толстый плюшевый нарост мха, щедро напитанного влагой. Отпечатки ног людей и зверей, оставленные на мягких местах тропы, были полны дождевой воды. Ржавые родники выбивались из скалистых расщелин.
Подниматься по крутой, размытой дождём тропинке в обыкновенных, без шипов и железных кошек, сапогах было очень тяжело. К полудню, несмотря на огромный запас сил и на подстёгивающее его сознание, что преследование неминуемо, Кларк резко снизил темп. Потом без особого сопротивления позволил себе остановиться. Отдыхал полчаса. Сидя под большой тёмной ёлкой, чуть ли не до самого корня покрытой длинными мохнатыми ветками, он подсчитал, сколько ему ещё понадобится времени, чтобы добраться к вершине горы Поп Иван, к румыно-советской границе. Если идти так, как сегодня, если никто не помешает сбиться с курса, если совсем не спать и отдыхать недолго, урывками, если удастся забыть, что ты голоден, то даже в этом случае понадобится ночь, день и ещё половина следующей ночи. Не много ли? Не перекроют ли к этому времени пограничники все, даже самые недоступные, глухие тропинки?
Кларк вскочил и двинулся в гору.
Лес скоро начал редеть. Часто появлялись полянки, усыпанные большими, зелёными от мхов камнями, травянистые, с островками белой ромашки. Проходя одной из таких полянок, Кларк вдруг услышал фырканье коня и гулкий звон кованых копыт по каменистой тропе. Отступать было поздно: весь он на виду, как на ладони. Случилось то, чего так опасался Кларк: навстречу ему, перед низкорослой, пегой, навьюченной до отказа лошадью шёл человек в широкополой чёрной шляпе, в кожушке, вывернутом шерстью наружу, в сыромятных постолах, с палкой в руках.