Страница 28 из 127
Генерал слушал с сосредоточенным вниманием, изредка задавая скупые вопросы. Судя по их характеру, начальник войск прибыл на заставу не для разбора операции, не для того, чтобы подвести итог событиям. Он искал ключ к какой-то новой трудной задаче. И это особенно было интересно капитану Шапошникову, так как он, несмотря на все ясные доказательства успеха, тоже не считал операцию завершённой.
Шапошников был крайне сдержан в собственных суждениях, излагал только объективные данные и ждал удобной минуты, чтобы поделиться с генералом своими предположениями, хотя и не проверенными, но имеющими, на взгляд Шапошникова, важное значение.
Выйдя к флангу участка заставы, Громада сел на нижнюю ступеньку наблюдательной вышки, достал трубку, осторожно постучал о перила лестницы, выколачивая пепел. Закурив, он некоторое время молча смотрел на Тиссу. Она быстро катила свои мутные весенние воды почти вровень с берегами. Полосатая водомерная рейка то скрывалась, то показывалась поверх тяжёлых свинцовых волн.
— Кажется, не на шутку разбушевалась Тисса, — сказал Громада. — Ещё один хороший ливень, и наводнение неминуемо. — Он резко повернулся к начальнику заставы и неожиданно спросил: — Ну, капитан, когда собираетесь праздновать по случаю такого удачного завершения операции?
— Пока не собираюсь, товарищ генерал. Считаю, что праздновать рано.
— Почему вы так считаете? — суровый голос Громады смягчился, строгие глаза потеплели. — У вас есть основания?
— Оснований пока мало, товарищ генерал. Больше подозрения. Если разрешите, то я их выскажу. Не нравятся нам следы этого четвёртого нарушителя, мне и старшине Смолярчуку. Зачем он покрывал служебную полосу резиновым амортизационным ковриком? Скрыть свои следы? Но почему он не скрывал их потом, дальше, на виноградниках? А потому, что на твёрдой земле пограничники уже не могли ясно прочитать по его следам, налегке он прошёл или с каким-нибудь грузом. Короче говоря, товарищ генерал, я и Смолярчук подозреваем, что Граб перешёл границу не один.
Громада слушал начальника заставы и радовался тому, что тот, в содружестве со следопытом Смолярчуком, своей дорогой пробился к тому же выводу, что и штаб округа.
— Где он сейчас, старшина Смолярчук?
— Всё изучает следы Граба. Разрешите вызвать?
Громада кивнул. Через некоторое время знаменитый следопыт, запыхавшись, с каким-то свёртком в руках, с разгорячённым лицом, щедро умытый потом, подбежал к вышке.
— Товарищ генерал, старшина Смолярчук прибыл по вашему приказанию!
— Ну, докладывайте, что нового вам удалось выяснить?
— Обнаружен интересный след, — неторопливо начал Смолярчук.
— Где?… О каком следе вы говорите?
— Там, в тылу, — Смолярчук махнул рукой в сторону виноградников колхоза «Заря над Тиссой». — В отдельном сарае.
— Что это за след?
— Да всё тот же: двадцать шесть сантиметров… Того нарушителя, который отравился.
— Ах, Граб? Ну, так что же?
— Так вот, сразу на него не обратили внимания, а в нём большой смысл. Смотрите!
Смолярчук деловито развернул один свёрток и разложил на земле гипсовые отливки: кисти рук параллельно друг другу, а ступни ног позади их.
— Вот, товарищ генерал, видите: четвёртый нарушитель стоял на карачках, отдыхал.
— Ну и что же? — нетерпение Громады росло.
— В другом месте, через сто девяносто два метра, — продолжал Смолярчук, — я обнаружил ещё один след: опять нарушитель стоял на карачках, отдыхал. Третий отпечаток сохранился через двести десять метров. Но тут, в сарае, рядом с прежними следами, уже появились отпечатки обуви другого человека. Этот стоял на месте. Потом он присел, облокотился на руку. Почва там влажная, рука чётко отпечаталась. Вот!… Спрашивается, откуда взялись эти отпечатки? Я так думаю, товарищ генерал, что Граб перенёс на себе какого-то человека.
Старшина развернул второй свёрток, и Громада увидел ещё три гипсовые отливки.
— Отпечатки ног и кисти руки того, пятого нарушителя, который сидел на спине Граба. Полдороги как человек-невидимка прошёл, а в одном месте всё-таки не уберёгся и оставил след.
Громада молча, недовольно хмурясь, рассматривал отливки.
— Так это же отпечатки армейских сапог, — наконец, сказал он не без разочарования.
— Правильно. Пятый нарушитель был обут в армейские сапоги.
— А где доказательства того, что это не следы какого-нибудь пограничника?
— Есть, товарищ генерал, и такие доказательства. Инструктор службы собак, начальник заставы и все пограничники, кто был в ту ночь в сарае, обуты в поношенные сапоги, а он, пятый, — в новенькие. Видите, какие чёткие вмятины от каблуков? Каждый гвоздь отпечатался.
— Спасибо, товарищ Смолярчук, — Громада протянул старшине руку. «Да, теперь действительно объявился «тот», — подумал он.
11
В тот же день Кларк раздобыл велосипед, купил на рынке охапку сирени, прикрепил цветы к рулю и помчался за город, держа курс на юго-восток, к Тиссе.
В поле, глядя на синеющие слева и справа Карпаты, на зелёный разлив хлебов, он запел:
— Летят перелётные птицы…
На велосипеде сидел Иван Белограй, радовался весеннему утру тоже Иван Белограй, и пел Иван Белограй. в предчувствии встречи с Терезией, а Кларк ревниво наблюдал за ним со стороны и, посмеиваясь, одобрял: «Хорошо, хорошо, молодец!»
Земли колхоза «Заря над Тиссой» раскинулись вдоль венгеро-советской границы. Виноградники взбегали по южным склонам Соняшной горы. Белые колхозные хаты расположились по самому краю обрыва Тиссы, окнами к границе. В центре сельской площади стоял новый Дом культуры. Окна колхозного дворца тоже смотрели на Тиссу и дальше на Большую Венгерскую равнину. На крутой двускатной красной крыше резко выделялись белые звенья черепицы. Ими размашисто, во всю крышу выложено: «Заря над Тиссой». Белоснежная эта надпись видна и венгерскому населению левобережья.
У подножья дамбы, прикрывающей Тиссу там, где её обрывистый берег значительно понижался, лежали бросовые неплодородные земли, с незапамятных времён названные «Чёртовым гнездом». Чуть выше этих земель, на волнистом взгорье, поднимался облитый молоком весеннего цветения терновник. По его краю росли осокори, уже выбросившие крошечные флажки нежно-изумрудных листьев. Там, где кончалась шатровая тень могучих деревьев, на дне травянистой и прохладной лощины — просёлочная дорога. По этой дороге и въехал Кларк в село.
Он отлично знал, где живёт Терезия Симак, но счёл необходимым спросить об этом у первого же встречного.
Первым встречным оказался высокий сутулый человек с жёлто-седой бородой и с палкой в руках. Несмотря на тёплый весенний день, на нём был меховой жилет.
— Эй, вуйко!… — соскочив на землю, окликнул Кларк прохожего. — Здоровеньки булы!
Дядько с трудом повернул голову, посмотрел на Кларка слезящимися глазами, негнущейся рукой сделал попытку снять шапку, глухо буркнул:
— Здорово.
— Вуйко, скажите, будь ласка, где проживают Симаки.
— А? — старик приложил ладонь к уху. — Голоснише, не чую!
— Я спрашиваю, где проживают Симаки, — повысил голос Кларк, — Мария Васильевна и её дочь Терезия?
— Как же, знаю!… — внезапно оживился дядько. — Гогольска, будинок число 92. Только их нет зараз дома, ни дочки, ни мамки. На работе. Замкнута хата.
— А где они работают, не скажете? — Кларк подошёл ближе к глуховатому старику, чтобы не кричать на всю улицу и не привлекать к себе внимания.
— Скажу. — Старик ухмыльнулся. — Всяка православна людина скаже вам, где обитает Мария Симак. Продала она свою душу нечистой силе. — Он гневно стукнул по дороге палкой. — В Чёртово гнездо пускает свои корни Мария Симак. На той горькой и солёной земле не сеяли с тех пор, как себя помню. И при австрияках, и при мадьярах, и при чехах там булы пасовища, а вона, глупая Мария, порушила ту неродючу, незерновую землю и собирается кукурузу сажать.
— А Терезия тоже там работает, в Чёртовом гнезде?