Страница 23 из 127
«Счастливые люди великодушны, — усмехнулся про себя Кларк, — они доверчивы и рады кого-нибудь пригреть своим добрым крылом. Что ж, начнём атаку». Кларк поднял голову и как бы невзначай встретился взглядом с молодым железнодорожником. Через минуту он сделал то же самое, но на этот раз уже улыбнулся глазами. Ещё через некоторое время он подмигнул соседу по столу и сказал хмельным голосом:
— За тех, кто вышел на самостоятельную дорогу. За тебя, механик, — прибавил Кларк и поднял кружку.
Молодой железнодорожник, не ожидавший такого ясновидения от незнакомого человека, жарко, до слёз покраснел, но свою кружку с пивом он всё-таки тоже вознёс и осушил её до дна.
Кларк в душе ликовал. Как быстро заложил он фундамент дружбы с этим так необходимым ему парнем. Он погрозил ему пальцем и сказал, как старому приятелю:
— Сам виноват, браток, что я твои секреты разгадал: они сверкают в каждой твоей пуговице. Завидую: лет на пять моложе меня, а уже имеешь такую специальность.
— Тебе ли завидовать! — железнодорожник посмотрел на ордена и медали демобилизованного старшины.
— «Не гляди, что на груди, а гляди, что впереди», предупреждал Вася Тёркин. Впереди у меня — увесистый ключ, зубило, домкрат и третий разряд паровозного слесаря или кочегара. Учеником твоим, может быть, буду.
— Что, кончил службу?
— Угу. Здесь, в Яворе, собираюсь заякориться. Можно? Разрешаешь?
— Можно, — засмеялся паровозник. — Разрешаю.
Кларк решил, что дальше сближаться можно уже смелее.
— Как тебя мама называет, механик?
Железнодорожник, смеясь, ответил:
— Василем.
— А люди? Товарищ…
— Гойдой, — подсказал Василь.
Кларк смерил юношу с ног до головы оценивающим взглядом.
— Всё тебе, брат, к лицу: фамилия, имя, профессия. У меня подкузьмили и фамилия и имя. Иван! Белограй!
Заметив пограничный наряд, вошедший в ресторан, Кларк осторожно скомкал так удачно налаженный разговор с Василием Гойдой и опять повернулся к уже успевшему заскучать старшине-артиллеристу.
— Выпьем, дружба, ещё по стакашке за твою Клаву!
Выпивая и продолжая с артиллеристом разговор, Кларк ни разу не посмотрел в сторону пограничников, проверяющих у пассажиров-военнослужащих документы!
К столу подошёл пограничный наряд — молодой лейтенант и два солдата с автоматами. Офицер попросил предъявить документы. Кларк допил пиво, вытер губы ладонью и не спеша полез в карман. Пока он, позванивая орденами и медалями, доставал толстый бумажник, старшина-артиллерист успел протянуть лейтенанту маленькую книжечку в коричневой обложке и аккуратно сложенную вчетверо бумагу — отпускной билет. Офицер внимательно просматривал документы.
Кларк тем временем вытащил кожаный, видавший виды бумажник, положил его на край стола и раскрыл так небрежно, что все его содержимое посыпалось на пол. Чего только не хранил в своей необъятной утробе этот солдатский бумажник: вырезки из газет времён Отечественной войны, выписки из приказов Главнокомандующего об объявлении благодарности за отличия, письма, какие-то справки, почтовые квитанции, гребёнку с зеркальцем, деньги, орденскую книжку, фотографию красивой девушки в украинском костюме, с лентами в толстых русых косах.
Подбирая с пола содержимое бумажника, Кларк улыбался:
— Извиняюсь, товарищи!… Это я на радостях всё своё барахлишко вывернул… Один момент!
— Почему без погон? — строго спросил пограничник. — Прошу предъявить документы!…
— Документы? Пожалуйста!
Кларк нагнулся, взял с пола пачку бумаг, протянул лейтенанту.
— Читайте, там сказано, почему старшина Иван Белограй без погон. Отвоевался! Отслужил честно и благородно, дай бог всякому.
— Когда вы получили пропуск в пограничную зону? — спросил лейтенант,
— Когда?… Так там же всё ясно, по-русски написано. Читайте! Пятого марта сего года.
— Кончается срок действия вашего пропуска. У вас в запасе всего одна неделя.
— Не беспокойтесь, товарищ лейтенант! Продлим, если… если нам не дадут поворот от ворот.
Пограничник положил на край стола бумаги.
— Каким поездом приехали?
— Да этим самым, московским.
— Билет сохранился?
— Билет? Можно и билет. Вот! — Кларк вытряхнул из платка кусочек картона. — Москва-Явор. Годность — трое суток… Стоимость…
— Советую, товарищ, пойти в гостиницу и лечь спать, — сказал на прощанье лейтенант охмелевшему, не в меру разговорчивому демобилизованному старшине.
— Гостиница… А где она?
— Здесь, на вокзале. На третьем этаже.
Лейтенант откозырял и удалился.
Всякий человек, вольно или невольно наблюдавший за Белограем и Воловиком, не мог не подумать, что они вместе ехали в поезде, подружились в дороге и вот теперь ужинают перед разлукой. Именно на это и рассчитывал Кларк.
Диктор объявил по радио, что через полчаса начнётся посадка на поезда, следующие в Будапешт и Вену, в Братиславу и Прагу. Старшина-артиллерист с грустью посмотрел на часы, вздохнул.
— Жалко.
— Чего тебе жалко? — спросил Кларк, не подозревая о том, какой опасный последует ответ, во многом решивший его судьбу.
— Только познакомились, а уже надо разлучаться. Вот и жалко. Удивляюсь, Иван: всего один час знаю тебя, а нравишься так, вроде мы с тобой всю жизнь дружили. Чем приворожил?
— Э. есть такое заветное средство. Только не скажу, какое. И не выпытывай. Давай лучше выпьем. Последнюю! — Кларк налил в кружку пива, разбавил его слегка водкой, чокнулся со старшиной. Проделывая всё это, он незаметно косил глазами в сторону сидящего за соседним столиком железнодорожника, — слышал ли тот неуместное признание старшины, не вызвало ли оно у него насторожённости?
Молодой машинист беспечно пил пиво, дымил сигаретой. «Ничего не слышал», — успокоил себя Кларк.
Диктор напомнил о том, что скоро начнётся посадка на поезда, следующие за границу, и сообщил о прибытия пригородного поезда Мукачево — Явор — Ужгород.
Старшина-артиллерист неохотно поднялся из-за стола.
— Ну, Иван, раскошеливайся… расплачивайся, одним словом, а я пойду. Пора.
— Постой. Так ты, брат, не уйдёшь. — Кларк грубовато притянул к себе Воловика, потрепал его за волосы, потом поцеловал в щёку. — Будь здоров, Грицько!
Проводив старшину к двери досмотрового зала, Кларк поспешил вернуться в ресторан, но Василия Гойды там уже не было. Не нашёл Кларк так нужного ему машиниста ни в зале ожидания, ни в парикмахерской, ни на почте, ни в камере хранения. «Уехал пригородным в Мукачево», — сообразил Кларк. Он с досадой пожевал губами и направился на третий этаж, в вокзальную гостиницу. Час назад он не думал, что там придётся ночевать. Рассчитывал на домашнюю постель нового друга, на его хлеб и соль. «Ничего, голубчик, и до тебя доберусь. Нужен ты мне, очень нужен».
9
Поздно вечером Громада вернулся с границы и по дороге в штаб решил заехать домой. Поднимаясь по лестнице, на площадке второго этажа он увидел широкие плечи и знакомый курчавый затылок Зубавина.
— Евгений Николаевич, вы? — окликнул он майора своим мощным басом. — Чего по ночам бродите?
— Не спится, Кузьма Петрович. Вот я и решил в гостя к вам напроситься.
Зубавин часто бывал у Громады дома, он глубоко уважал его жену, Ольгу Константиновну, его девочек Майю и Светлану. Но Кузьма Петрович понимал, что сегодняшний неожиданный ночной приход Зубавина вызван какими-то особыми обстоятельствами.
Ольга Константиновна, открыв дверь, обрадовалась, увидав Зубавина.
— А, Женя! Здравствуй, пропащий! — Высокая, в лёгком белом платье в синюю крапинку, с непокорными тёмными волосами, перехваченными голубенькой выцветшей лентой, она легко и быстро подошла к нему, схватила за ухо своими пухлыми и тёплыми пальцами.
— Вот тебе, вот, вот…
— За что мне такое наказание, Ольга Константиновна?
Она с весёлым негодованием посмотрела на мужа, который направлялся в ванную.
— Слыхал, Кузя? Он, такой-сякой, даже не чувствует своей вины. — Ольга Константиновна смерила Зубавина с ног до головы презрительным взглядом. — Кто глаз не кажет третью неделю? За пять кварталов обходит наш дом? Девочки тебя уже начисто забыли…