Страница 84 из 91
И еще спрашиваю: если я захочу что-то написать, или прочитать, или спеть, или сыграть на музыкальном инструменте, или выяснить какой-нибудь вопрос из геометрии, или физики, или диалектики, то, что же, мне следует ждать, когда я увижу сон, или следует применить искусство, без которого в этих делах ничего не достигнешь? А если захочу пуститься в плавание, то я не буду ведь управлять кораблем, руководствуясь снами, иначе наказание меня постигнет тут же. (123) Разве Эскулап или Серапис могут нам прописать во сне лекарство от болезни, а Нептун — сделать из нас хороших кормчих? Не может! Или, если Минерва может без врача исцелить, то почему бы музам, — также в сновидениях, — не научить писать, читать и другим искусствам? Если бы могли помочь при болезни, то могли бы и в других случаях. А если не могут в других случаях, то и при болезни не помогут, а раз так, то вообще не может быть никакого доверия снам.
LX. (124) После этих предварительных замечаний рассмотрим вопрос поглубже. Можно предположить, что либо посылает предзнаменование во сне некая божественная сила, заботящаяся о нас, либо что те, кто толкует сны, основываясь на существовании в природе некоего согласия и взаимосвязи (что называется συμπάθεια[926]), понимают, какое событие должно последовать за тем, что мы видели во сне. А может быть, ни то, ни другое, а постоянные и каждодневные наблюдения показали, что после какого-то определенного сновидения следует определенное событие.
(125) Прежде всего следует уяснить себе, что нет такой божественной силы, которая производит сновидения, и ни одно сновидение, очевидно, не исходит от бога. Если бы боги это делали ради нас, чтобы мы могли предвидеть будущее, то почему так мало людей, которые повинуются снам? Которые понимают их? Которые помнят? А как много таких, которые пренебрегают снами и считают веру в сны суеверием, что пристало лишь для малодушных и старух? Почему бог, заботящийся о людях, наставляет сновидениями тех, кто считает их недостойными не только внимания, но даже запоминания? Не может ведь бог не знать образа мыслей каждого человека, и ведь недостойно бога делать что-то попусту и без причины. Это противно даже для человека, если он последователен в своих поступках. Стало быть, если сны по большей части либо забывают, либо пренебрегают ими, то или бог об этом не знает, или напрасно пользуются этим способом — давать нам предзнаменования во сне. Но ни то, ни другое для бога не подходит. Значит, не следует верить, что бог посылает предзнаменования в виде сновидений.
LXI. (126) Я спрашиваю также, если бог дает нам эти видения для предвидения будущего, почему он предпочитает их посылать спящим, а не бодрствующим? Возбуждаются ли души спящих посторонним воздействием, извне, или души возбуждаются сами собой, или есть какая-нибудь другая причина, почему нам во сне кажется, что мы что-то видим, слышим, делаем, ведь та же причина могла бы сказаться и на бодрствующих. И то же, что ради нас боги делают с нами, когда мы спим, пусть бы они сделали с бодрствующими. Тем более что и Хрисипп, опровергатель академиков, признает, что бодрствующие видят в более ясном и четком виде то́, что спящие видят во сне. Было бы поэтому более достойным благодетельных богов, коли они заботятся о нас, посылать более ясные видения бодрствующему, чем более темные во сне. А так как этого не происходит, то не следует считать сны божественными. (127) И потом, к чему эти обиняки и околичности, которые вынуждают нас обращаться к толкователям? Лучше бы бог, если он только когда-нибудь заботился о нас, сказал прямо: «Это делайте! Этого не делайте!» И пусть бы он дал это видение лучше бодрствующему, чем спящему.
Ведь кто осмелится сказать, что все сны сбываются? «Некоторые сны верные, — говорит Энний, — но все — необязательно»[927].
LXII. Как же можно отличить верный сон от неверного? И если верные посылает бог, то откуда происходят неверные? Если и они также божественного происхождения, то что́ может быть непостояннее бога? Что может быть безрассуднее, чем тревожить души смертных пустыми и обманчивыми видениями? Если только правдивые сновидения божественны, а ложные и пустые человеческого происхождения, то что это за произвольное распределение, что одно делает бог, другое природа? Не лучше ли было бы, чтобы или бог посылал все сны (что вы отрицаете), или все — природа? Так как вы первое отрицаете, то по необходимости будете вынуждены признать второе. (128) Под природой же я понимаю то́, по причине чего душа никогда, даже в состоянии покоя, не может быть в бездействии и без движения. И вот, когда тело покоится, и душа не может пользоваться ни членами его, ни чувствами, то она оказывается во власти разных и случайных видений, которые, как говорит Аристотель, являются не чем иным, как отпечатками того, что человек делал или о чем думал в состоянии бодрствования. И так как отпечатки эти бывают перепутаны, то и образы в сновидении бывают подчас самые странные. Так что, если среди сновидений часть лживых, часть правдивых, то я очень хотел бы знать, по какому признаку их можно распознать? Если такого признака нет, то какой смысл прислушиваться к толкователям? А если есть какой-то, очень хочу услышать — какой? Но на это они не найдутся, что ответить.
LXIII. (129) Весь спор, в сущности, сводится к следующему: что более вероятно — то́, что бессмертные боги, превосходящие все в мире своим совершенством, сбегаются ко всем не только [мягким] ложам, но даже [жестким] койкам всех смертных, где бы они ни были, и как только заметят, кто стал похрапывать, тотчас подбрасывают тому несколько непонятных и темных видений, чтобы таким образом заставить его утром в страхе от сновидения бежать к толкователю за разъяснением; или то́, что сны имеют естественное происхождение — легко возбуждающейся душе во время сна кажется, что она видит то, что наяву она действительно видела. Так что же более достойно философии: обратиться к суеверным толкованиям вещих старух или обратиться за объяснением к природе?
А если даже правильное толкование снов и возможно, то те, кто берется за это дело, сделать ничего не могут: это ведь обычно люди самого презренного и невежественного типа. (130) Стоики те твои сами утверждают[928], что только мудрец может быть прорицателем. Так, например, Хрисипп дает следующее определение дивинации: это способность распознавать, видеть и объяснять знаки, которые боги посылают людям. Обязанность дивинации — заранее по этим знакам разузнавать, каковы намерения богов в отношении людей, каков смысл знаков и каким образом богов следует смягчить и умилостивить. Он же искусство толкования снов определяет таким образом: это способность понимать и объяснять те знаки, которые даются людям богами во сне. Так ведь это же задача не для посредственного, а для самого выдающегося и образованного ума. А я такого не встречал ни разу.
LXIV. (131) Заметь, стало быть, что если я даже соглашусь с тобой, что дивинация существует (чего я никогда не сделаю), то мы не смогли бы найти прорицателя (divinus), достойного этого названия. Непостижимы намерения богов (mens deorum), если они нам не посылают во сне ни таких знаков, которых мы могли бы сами самостоятельно понять, ни таких, для которых мы могли бы найти соответствующих толкователей. Если бы боги обращались к нам с подобными знаками, которые мы и сами не понимаем, и нет такого, кто бы нам объяснил их смысл, то это было бы похоже на то, как если бы карфагеняне или испанцы стали говорить в нашем сенате без переводчика. (132) Какая цель этой темноты и загадочности сновидений? Боги должны бы желать, чтобы нам было понятно то, о чем они ради нас же предупреждают нас! Скажешь, а не бывает разве, что поэт или физик непонятен? Да, Евфорион бывает даже чересчур непонятным[929]. (133) Но — не Гомер! А кто из них лучший поэт? Очень темен Гераклит[930]. Менее всего — Демокрит. Но разве можно их поставить рядом? Если ты убеждаешь меня в чем-то для моей же пользы так, что я не понимаю, — какой мне прок от твоего старания? Это как если бы какой-нибудь врач велел больному взять
926
Ср.: II, 34.
927
Из какого произведения Энния взята цитата, неизвестно. (Фален).
928
Стоики… утверждают — ср.: Секст Эмпирик, IX, 132.
929
Евфорион (276 — ок. 200 гг.) — прославленный греческий поэт и ученый, которого, однако, осуждали за излишнюю «темноту» речи. Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы, III, 45.
930
Темен Гераклит — ср.: О природе богов, I, 74; Лукреций. О природе вещей, I, 639—640.