Большой заговор

«Вот странное выражение, — философски заметила Клавдия. — Когда кому-то грозят неприятностями, обещают, что несчастные запоют или запляшут. Вообще-то люди танцуют и распевают песни от радости. Не видела никого, кто бы отчебучил «Барыню» с горя».

— Конечно, Владимир Иванович, — кивнула Клавдия, — нельзя это так оставлять.

— Вот именно. Ты и займись.

Ох…

— Чем — займись?

— Вот этими статейками.

— Ой, Владимир Иванович, я ведь писать не умею, это у Левинсона хорошо получится, он все-таки пресс-секретарь.

— А кто тебя просит писать? Писать она не умеет! Ты отправишься по редакциям и потребуешь…

— Опровержения?

— Источник информации! Откуда они взяли запись?!

— Так это действительно?.. — Клавдия не договорила.

— Вот ты и узнай! Кто там тебе в помощники нужен? Калашникова? Бери. Все, чтобы к завтрашнему утру…

Ну и дальше заводной ключик, который должен был заставить Клавдию бегать шустрее электровеника.

Клавдия заикнулась было о деле Шевкунова, но Малютов только махнул рукой:

— Это потерпит. Он сидит? Вот никуда и не денется. Иди! И подумай, кому это выгодно.

— Кому?

— А тебе прямо в статье написали. «Против мэрии».

Клавдия вышла.

Вот почему ей так сегодня не хотелось идти на работу.

ГЛАВА 3

Из милицейской сводки дежурного по городу:

«В 22 час. 43 мин. во дворе дома № 22 по улице Большой Филевской было произведено шесть выстрелов, предположительно, из пистолета. Свидетели показывают, что неизвестный стрелял в неустановленного мужчину. Оба, и стрелявший, и подвергшийся нападению, с места происшествия скрылись.

Выслана оперативная группа.

Объявлен план «Перехват».

Газеты пестрым ворохом лежали перед Клавдией и безмолвно кричали.

Хорошие художники отворачивают собственные картины лицом к стене, чтобы не раздражали несовершенством. Журналисты — наоборот.

А Клавдии что делать? Она прочитала статьи с расшифровками телефонных бесед Малютова и крупного чиновника из мэрии — всего их было три (не статьи, а беседы), повозмущалась комментариями, которые в зависимости от желтизны газеты были более или менее умными, и теперь гадала — что делать дальше?

Во всех трех разговорах прокурор рассказывал чиновнику о продвижении следствия по разным делам, не раскрывая, впрочем, никаких подробностей и следственной тайны. Но не это было интересно газетам. Более всего их занимало высказывание Малютова о том, что в некоторых делах нити ведут на самый верх, в московское правительство.

Здесь тоже не было никаких подробностей, фамилий, даже упоминания дел, но чиновник, кажется, понимал, о ком идет речь, и срывался после этого на грубости. Нет, не в том смысле, что он запрещал прокурору копать под собственных коллег или грозил карами, но высказывался в том смысле, что не позволит «превращать государственное учреждение в коммерческую палатку».

Клавдия знала о давнем охлаждении, мягко говоря, между мэрией и городской прокуратурой, да об этом знали все. Но теперь в этот слабо тлеющий костер плеснули такого керосина, что черный дым пошел столбом.

О превращении государственного учреждения в коммерческую палатку намек был тоже весьма прозрачный. Последние месяца три Малютов носился с космическими инженерами, которые собирались свои технологии продавать на рынке. Малютов помогал космическим промышленникам искать заинтересованных людей, впрочем, ни от кого этого не скрывал и делал все безвозмездно.

Клавдия это знала, но сейчас ей надо было придумать, как выпытать у ушлых журналистов, откуда у них расшифровка телефонных переговоров, которые велись явно не по телефону-автомату и даже не по мобильнику, а по «вертушке», а уж ее-то прослушивать посторонним людям практически невозможно.

Конечно, утечку могли организовать и правительственные связисты, но это вряд ли. За такие дела их по головке не погладят. И вообще Клавдия не помнила, чтобы оттуда хоть муха вылетала.

— Клавдия Васильевна, где у вас холодильник? — заглянула Ирина.

— Дома.

— Жаль. Я бы сейчас исполнила роль свежемороженой курицы.

— Моя хрустальная мечта, — подхватила Клавдия.

— Ну что, интересуемся текущей политикой? — иронично взглянула на газеты Ирина. — Вот знаете, не читаешь газет, и кажется, что эта жизнь просто хреновая, а почитаешь — нет, не просто, а очень хреновая.

— Что будем делать, Ириша?

— Поедем по редакциям, — пожала плечами Калашникова.

— Знакомых журналистов нет?

— Я разборчива в знакомствах.

— Жаль. А как это вообще делается?

— Очень просто, надеваем черные маски, хватаем в заложники главного редактора и, пока не выложит всю правду, не отпускаем его.

— Отпадает, — серьезно сказала Клавдия. — Я нынче в черной маске задохнусь. Хотя сама по себе идея дорогого стоит.

— Да, неувязочка, — согласилась Ирина. — А ваши предложения?

— Они ведь не сдадут своего информатора, — сказала опытная Клавдия.

— Ни за что. Прецеденты были, — кивнула Ирина.

— Они даже не намекнут.

— Ни в жисть.

— Они ведь все сейчас стоят в бойцовской позе «хи-ма-ших».

— Естественно.

— Значит, закрываем дело и едем на пляж, — улыбнулась Дежкина.

— Гениально!

Клавдия встала и направилась к двери.

— А купальники? — напомнила Ирина.

— А мы на нудистский.

— Их, бедных, гоняют.

— А мы защитим.

— Грудью?

— Грудями.

— Менты не устоят.

— Это точно.

Они вышли из прокуратуры и не сговариваясь подошли к газетному киоску.

— Будьте добры… — начала Клавдия.

— Нам все номера сегодняшних газет, которые напечатали переговоры… — продолжила Ирина.

— Прокурора и мэрии? — закончила киоскерша.

— Да.

Они отобрали только те газеты, которых у них не было. Стопка набралась внушительная.

— А можно мы только посмотрим и вернем? — наивно спросила Ирина.

— Купленный товар обмену и возврату не подлежит, — заученно ответила продавщица.

— Господи, это ж не нижнее белье.

— Его тут хватает, — тихо сказала Клавдия, смиренно выкладывая деньги.

Они устроились в ближайшем сквере в тенечке и стали дотошно изучать издания. Серьезные и респектабельные они откладывали в сторону, а скандальные и грязноватые любовно прочитывали вдоль и поперек.

К концу этого странного занятия у них остались отобранными три газеты совсем уж помойного свойства.

Одна из них, кстати, называлась «Голая правда».

— Ну вот вам и нудисты, — сказала Ирина.

— Да, как в воду глядели. Вот она нам сейчас и годится.

Редакция «Голой правды» уютно устроилась на первом этаже детского сада.

Журналистам, которые трудились в двух комнатах, совсем не мешал милый детский щебет за окном. Но действовал на них каким-то обратным образом. Все чистое, доброе и светлое они превращали в грязное, злое и темное.

Главным редактором газеты, по совместительству корреспондентом, корректором и художником (об этом сообщала табличка на двери кабинета), была женщина субтильного телосложения, скорее напоминавшая перезрелую институтку, чем главу скандального листка.

Она встретила Клавдию с Ириной очень любезно, даже с декадентским привкусом.

— Ох, милые дамы, как я рада вас приветствовать в нашей скромной обители истины.

— Мы знакомы? — несколько опешила Клавдия.

— А как же! Вы, я вижу, деловые женщины, а мы так или иначе знакомы на уровне ноосферы. Что привело вас к нам?

По правде говоря, Клавдия и Ирина были настроены весьма агрессивно. Эту гадкую газетенку противно было не то что читать — использовать в гигиенических целях. Даже селедка для нее была слишком хороша.

Клавдия собрала уже все свое мужество, чтобы начать, но вид этой истонченной дамы, глядящей на гостей беззащитными глазами сквозь очки, лишил ее решительности.

Она начала что-то мямлить про то, что они заинтересовались некоторыми публикациями в газете и вот…