Жиган

И Инженер услышал.

В конце девяносто девятого года в Ростове-на-Дону злоумышленник в одиночку проник в здание Ростовского отделения «Волжско-Камского банка» на углу Большой Садовой улицы, открыл бронированную дверь банковской кладовой и вскрыл несгораемую кассу, предварительно отключив секретную сигнализацию. На все про все злоумышленнику потребовалось не более часа с четвертью. По заверению директора банка господина Рыжкова, из кассы банка исчезло сто двадцать семь тысяч рублей ассигнациями. На нижней открытой полке кассы была обнаружена серебряная английская булавка длиной в два дюйма с четвертью. Очевидно, преступник воспользовался ею в качестве отмычки. Более никаких улик и следов злоумышленник после себя не оставил… Примерно так о случившемся происшествии сообщали газеты в разделах «Уголовная хроника».

Весной девятьсот четвертого года некий злоумышленник проник в нижегородскую контору пароходного общества «Волга» на углу Семинарской площади и Откоса и умыкнул из несгораемой кассы берлинской фирмы «Карл Аде» семьдесят тысяч рублей. На донышке кассы осталась лежать серебряная английская булавка длиной в два дюйма с четвертью…

В конце мая того же года Сема Рудый с паспортом на имя Казимира Станиславовича Ястржембского заявился домой к Аркадию Степановичу с корзинкой изысканных яств и двумя бутылками шато-лафита. Выглядел он настоящим франтом: шикарный визитный костюм, застегнутый на одну пуговицу, жилетка в мелкую звезду, полосатые брюки и шелковый цилиндр, сдвинутый слегка набок. По сравнению с ним Аркадий Степанович, в суконных штанах, серой рубахе навыпуск и серой жилетке, натурально смотрелся если не цеховым или фабричным, то уж, по крайней мере, рядовым мещанином – точно.

Посидели, повспоминали былое. Выпили, как водится, закусили разносолами. Аркадий Степанович гостю был несказанно рад и сильно опечалился, когда Сема сообщил, что сегодня вечером у него поезд.

– Я тебя провожу, – расстроенно буркнул Инженер.

Когда пришло время, вышли из дома, поймали извозчика и отправились на Брянский вокзал.

До отхода поезда оставалось еще время, и два «шнифера», пожилой и молодой, решили запечатлеться на снимке. Недалеко от вокзала находился павильон «Народная фотография Адольфа Рихтера», туда они и пошли. Фотографировались стоя – щеголь Сема Рудый и Инженер, надевший по случаю прохладного времени мещанскую чуйку.

– Мою карточку пришлешь по почте, – сказал Сема и дал Аркадию Степановичу свой одесский адрес. – Смотри, не забудь!

– Не забуду, – пообещал Инженер.

При прощании крепко расцеловались, и Аркадий Степанович почувствовал, что у него повлажнели глаза и пощипывает в носу. «Старею», – заключил он.

– Ты «Уголовную хронику» продолжай-таки читать, – сказал ему Сема Рудый и добавил, усмехнувшись: – И про булавочку английскую серебряную не забывай…

Когда поезд ушел, Аркадий Степанович взял извозчика и поехал домой. В голове было пусто, на душе – скверно, будто он расстался с родным человеком навсегда…

Заметок, репортажей и статей о похождениях Семы Рудого было полно, и Аркадий Степанович вырезал их из газет и складывал в отдельную папочку. Но сам тоже не сидел сложа руки.

Как-то Инженер заглянул раненько поутру в правление Товарищества чайной торговли и складов «Братья К. и С. Поповы» и умыкнул из железного сундука с хитрым замком четыре с половиной тысячи рублей. А в канун Рождества наведался в головную контору старейшей московской фирмы «Товарищество высшей парфюмерии «Ралле А. и К°», имеющей магазины на Кузнецком мосту и Тверской улице. Денежек там было побольше: восемнадцать тысяч целковых. В девятьсот пятом же году, в разгар экспроприационных акций анархо-коммунистами и эсерами, он вскрыл несгораемый шкаф в конторе Московского товарищества торговли портландским цементом. Три тысячи взятого в цементном товариществе вкупе с оставшимися деньгами от дел прошлого года ему вполне хватило, чтобы прожить два года, пока в городе «не улеглось».

В девятьсот восьмом году Аркадий Степанович покусился на одну из московских святынь: Банкирский дом «И. В. Юнкер и К°» на Кузнецком мосту. Банком и торговым домом с одноименным названием владели несколько немецких семей, не допускавших хотя бы частичного контроля над банком и торговым домом кого-либо из русских промышленников и финансистов. И Инженер решил допустить к временному и частичному контролю над банком самого себя.

Смутные годы первых Советов рабочих депутатов, сеявших неразбериху и хаос, отнюдь не пошатнули финансовое положение «Юнкер-банка», как называли банкирский дом многие москвичи: немцы умели подстраховываться и сохранять капиталы. А вот «Купеческий» и «Учетный» банки были в эти годы едва ли не на грани банкротства. И хотя Инженер не отличался жадностью и желанием побольше хапнуть за один присест, на сей раз вознамерился взять очень приличный куш. Чтобы хватило надолго и еще осталось. Хотя и знал, что у немцев несгораемые кассы новейшие и с особо секретными замками. Но когда хитрые замки останавливали уважающих себя медвежатников?..

Аркадий Степанович примеривался долго. Ходил кругами вокруг «Юнкер-банка», но аккуратно и осторожно, стараясь не попадаться на глаза служащим и охране.

Тщательно готовил инструмент. Помимо того, что уже имелось, изготовил для цилиндрических замков с поворачивающейся личинкой новые отмычки-зацепы из проволоки и спиц, которые бы без проблем проникали в узкие скважины английских замков и цепляли бы штифтовые пары, поджимая и смещая их вверх по канавкам. Сработал из ножовочных полотен по металлу и выточил из надфилей несколько универсальных зубчатых отмычек-гребенок, с разным количеством зубчиков и различной их конфигурацией для одновременного поджима и смещения штифтовых пар цилиндрических замков. Приготовил пару изогнутых отмычек для поджима и смещения штифтовых пар как верхних, так и нижних. Это на случай, если цилиндровый замок будет иметь «родной» ключ с бородками по обеим сторонам. Осмотрел все толкатели, воротки и натяжители. Одним словом, приготовился. И в один из дождливых дней октября, когда крепко спится под мерный шум дождя, а на улицах нет прохожих и даже бродячих собак, отправился на дело.

Сторож банка, конечно, спал. Приняв крепко на грудь, Василий Никифоров дрых без задних ног и, разумеется, не слышал, как тихо открылась служебная дверь и человек в плаще, шляпе и с дорожным саквояжем в руках вошел в здание банкирского дома. Из кармана плаща он достал ручной электрический фонарик и нажал на кнопку цилиндрика. Свет от американского фонарика исходил неяркий, но вполне достаточный, чтобы бесшумно ступать, ничего не задевая, и видеть то, что необходимо.

Человек в плаще, шляпе и с дорожным саквояжем открыл попеременно две двери, что заняло у него не более полутора минут, прошел в небольшое помещение и высветил какой-то короб на стене, от которого в разные стороны расходились электрические провода. Вскрыл висячий замок короба, открыл его, потом достал из саквояжа отвертку и кусачки и произвел ими несколько манипуляций внутри короба. После чего снова закрыл его, навесил замок и отправился дальше. Дойдя до решетчатой двери, оглядел дверной замок, вытащил из саквояжа вороток и две отмычки и после нескольких манипуляций ими открыл замок, соответственно, и решетчатую дверь и пошел по коридору прямо к железной двери с круглой рукоятью.

Она была под двумя замками: сувальдным и цилиндрическим. На вскрытие обоих замков Инженер потратил минут семь-восемь. После чего сделал оборот стальной круглой ручкой-колесом, похожим на корабельный штурвал, и потянул дверь на себя…

Открывшееся помещение банковского хранилища было небольшим.

«Медвежатник» подошел к двум несгораемым шкафам и несгораемой кассе. Она была низенькой, но почему-то именно касса привлекла внимание Аркадия Степановича, хотя несгораемые шкафы были намного выше и объемнее, и денег в них могло бы уместиться значительно больше.