Страница 3 из 13
– Комэск в курсе пьянки?
– О чем вы спрашиваете, товарищ капитан? О рождении сына он знает, о пьянке, естественно, нет. Но мы тихо, немного.
– И Короленко не против?
Старший лейтенант Короленко – командир экипажа «34-го».
– Так он и настоял, чтобы штурман выставился.
– Ну если так, то в 16:00 будем.
– Понял, так и скажу своим. Подарков не надо, с собой ничего не брать. Я сейчас в военторге затарюсь всем необходимым.
– Магазин же сегодня не работает, – заметил Истомин.
– Это для кого как. Кто в магазине продавщица? – И сам же ответил: – Правильно, господа офицеры, несравненная Аллочка Ярцева, подружка нашего командира. Неужели она не откроет магазин ради возлюбленного? Да и открывать не надо. С черного входа возьму что надо. Аллочка уже поставлена в известность и ждет. Так что я погнал, а вы подходите к четырем.
Прапорщик Бобров предостерег:
– Ты смотри аккуратней с затаркой, а то попадешься на глаза замполиту, будет тогда обмывание.
– Чтобы я запалился? Обижаешь, Юра. Короче, до встречи, мужики.
Борттехник соседнего экипажа испарился.
Истомин поднялся с постели:
– Ну вот, хоть какое-то развлечение.
– Развлечение – это хорошо, – сказал Фролов, – но предупреждаю, больше трехсот граммов не пить.
– Командир?! – воскликнул техник. – Что такое для нас триста граммов? Нет ничего, давай хоть по пол-литра, ведь не спирт же жрать будем, а водку.
– Ладно, видно будет. А сейчас давайте собираться, пойдем на обед.
Истомин проговорил:
– Кто бы знал, как не хочется выходить из нашего прохладного, уютного отсека.
– Собирайтесь!
– Есть!
Обед прошел как обычно, летный состав питался в отдельном блоке, офицеры и прапорщики технической службы эскадрильи и полка – в общем зале офицерской столовой.
После обеда вновь отдых, от которого уже начинало тошнить. Карты и нарды надоели, на улице зной – тридцать пять градусов в тени, не прогуляешься, остается только спать. Кто-то писал письма, кто-то читал книги, кто-то смотрел видео, кто-то слушал музыку.
В 15:30 Истомин напомнил:
– Мужики, не забыли, в четыре посиделки у соседей?
– Не рано ли напомнил? – спросил Фролов.
– В самый раз, а то уснете, хрен потом разбудишь.
Фролов вздохнул:
– Да, надо вставать, размяться.
Бобров сказал:
– Хоть и говорил Вася Кирсанов, никаких подарков, но с пустыми руками идти к новоявленному отцу как-то неудобно.
Штурман заметил:
– Неудобно, Юра, в кабину через блистеры без лестницы залезать, остальное нормально.
Фролов же поддержал борттехника:
– Василий прав, подарок нужен. Впрочем, что за подарок и где его взять?
Он посмотрел на штурмана.
Истомин месяц назад вернулся из отпуска. Чемодан его не проверяли, но что-нибудь такое он должен был привести из Союза.
– А что ты на меня, командир, смотришь?
– Колись, что притащил из отпуска по семейным?
– Да так, ерунду всякую. Часы, самовар, электродрель, набор сверл, кое-что по мелочи.
– Давай дрель.
– С чего это? Я перед заменой на нее джинсовый костюм в комплекте обменяю, да еще в придачу пару блоков американских сигарет.
– Сколько ты этих джинсовых костюмов уже перетаскал в Союз? За отпуска и три командировки?
– Шесть комплектов, и что?
– На хрена тебе столько? – спросил борттехник.
– Вы че, в натуре, дурака из меня делаете? Понятное дело, на продажу. Я за каждый костюм по пятьсот рублей брал.
– Значит, мало? А кто тебе отпуск по семейным пробивал? – спросил Фролов. – Ведь явно было, что телефонограмма липовая. Заверенная каким-то сельсоветом, а не районным военкоматом. Но ведь отпустили же. Потому что я уговорил комэска.
– Базара нет, командир, ты помог, но не будь тогда на базе лишнего штурмана, у которого проблемы с заменой вышли, хрен бы и ты чего добился.
Фролов посмотрел на товарища:
– Значит, зажал дрель?
– Твою мать, да забирайте! Скажешь тоже, зажал? А может, Ловесу часов хватит?
– У него их три штуки, одни наградные.
– А сверла?
– И что без дрели с ними делать?
– В дукане обменять на батник приличный можно, а то еще и на майку хватит.
– Все с тобой понятно.
Командир экипажа взглянул на борттехника:
– Скажу тебе, Юра, подобного жлобства я от штурмана не ожидал.
– А я так вообще не думал, что Илюха зажмется. Никогда бы не подумал.
Штурман полез под кровать, достал чемодан, открыл его, бросил коробку на кровать.
– Вот вам дрель, забирайте.
– Э-э, дружок, так не пойдет, – усмехнулся Фролов, – ты ее от всего нашего боевого сплоченного коллектива и подаришь виновнику торжества.
– Ну и подарю, делов-то.
Борттехник подсел к штурману:
– Илюх, не в обиду.
– Ну что тебе?
– Ты же жаришь Румянцеву?
– Это не твое дело.
– Я же к тебе по-человечески, без обид. Конечно, это дело твое, но ведь жаришь?
– И что?
– Неужели за все время отношений с ней ты ей никакого подарка не сделал?
– Отстань, прапорщик, сказал же, не твое дело.
– Нет, ты скажи, мы же друзья. Никто тебя ни в чем упрекать не будет.
– Дарил подарки. Немного, но дарил. Устроит?
– Сомневаюсь я что-то. Но это твоя ошибка, твое дело.
Штурман взглянул на борттехника.
– В чем ошибка?
– А ты не врубаешься? Бабы вообще подарки, цветочки там всякие, безделушки, особенно здесь, очень любят. Ты не даришь. Подвернется шустрый лейтенант из десантуры – и не видать тебе своей сестрички как собственных ушей.
– Да отвали ты.
Фролов прекратил перепалку:
– Все, закончили. Истомин, бери дрель и пошли к соседям. Опаздывать неприлично.
Экипаж «33-го» прошел к соседям.
В отсеке, или, как еще его называли, кубрике, в блоке отдыха кровати были пододвинуты к стене, посредине выставлен стол из кухонного блока. На столе бутылка шампанского, четыре бутылки водки, тушенка в тарелке, картофельное пюре из порошка, сало, мелко нарезанное, рыбные консервы в банках, граненые стаканы (другой посуды для питья, кроме, естественно, кружек, летчики не воспринимали) взяли из офицерской столовой, хлеб оттуда же. В общем, все скромно и сердито. По-военному.
«Гости» сели прямо на кровати, табуреты поставить уже было негде. Кое-как поднялся командир экипажа «34-го», старший лейтенант Короленко кивнул борттехнику:
– Вася, распечатывай шампанское, да смотри, чтобы оно не вылетело из бутылки вместе с пробкой.
– Не надо учить ученого, я сколько этой шипучки наоткрывал, не счесть.
– Давай, умелец.
Кирсанов открыл так, что пробка угодила счастливому отцу прямо в лоб, а стол покрылся пеной.
– Ну, Вася, – воскликнул командир экипажа, – сколько бутылок открыл, лучше бы я сам.
– Так вышло, господа, прошу прощения. И вроде в холодильнике стояла.
– Ладно, там осталось что-нибудь?
Шампанского хватило, чтобы прикрыть дно стаканов.
– Осталось, – борттехник с сожалением посмотрел на пустую бутылку, – надо же, такое со мной в первый раз.
Бобров философски заметил:
– Все когда-нибудь случается в первый раз.
– С тебя тост, незадачливый ты наш разливальщик, – сказал Короленко.
– Тост это можно. Недавно один вычитал. Нормальный тост, в тему.
– Давай, не тяни.
Прапорщик поднял стакан и с выражением, что немного удивило офицеров, выдал:
– А выпьем-ка без лишних слов.
А выпив, вновь нальем.
За то, чтоб сын твой, Макс, был здоров
Да рос богатырем.
– А ничего, – оценил Фролов, – пойдет. За сына твоего, Макс.
Все сделали по глотку шампанского, больше попросту не было.
Кирсанов тут же разлил водку по полстакана. Под тост выпили, закусили. Дальше пошло по накатанной. Тосты, выпивка, закуска, перекур.
Отсек постепенно наполнился дымом. Кондиционер не справлялся, пришлось открывать окно. Сначала пили за сына, за его мать, жену штурмана Ларису, потом за всех родственников с обеих сторон, за отца, потом за здоровье всех, не забыли и помянуть тех, кто погиб. К семи часам пили уже вразнобой и так же разговаривали. Командиры экипажей между собой, штурманы и борттехники между собой. Ближе к ужину Кирсанов вытащил из-за шкафа гитару. Запели. Особого слуха ни у кого не было, да и играл борттехник так себе, но зато шум подняли знатный, особенно когда исполнили обязательную при любой попойке «Катюшу».