Страница 4 из 8
Пыльные дворы, хрущобы с покосившимися дверьми, дворцы лам, где бродят лупоглазые туристы, — все это своеобразие монгольской столицы нам совершенно не на что поделить. Трущобы вызывают в памяти еврорепортажи о тяжелой доле народов из стран третьего мира. Но мы не участливые телезрители, и мы не станем бить в набат тревоги. Реальная проблема состоит в том, что все эти жуткие картины неизбежно попадают в рамку видоискателя. Щелкнешь кнопкой — и готов кадр из жизни аборигенов, где все так экзотично и прикольно. Либо, как много раз прежде, смотришь на все глазами чужака, который, не решив собственных проблем, пытается отвлечься на посторонние. Среди других забавных вариантов — долго везти гуманитарную помощь бедствующему народу, который, может быть, к кока-коле и йогуртам совсем равнодушен, но не прочь попробовать твой бочок или лопатку. Или нести ему разумное, доброе, вечное, отучая от того, к чему тот привыкал столетиями.
Мелочи не солгут. Чтобы уберечься от палящего солнца, пришлось купить не что-нибудь, а колониальную панаму. Монгольские шапки из войлока сидят на нас не лучше, чем ушанка на французе. Чтобы носить бейсболку, надо пройти еще несколько уровней. Оптимальный вариант — смотреть на все из-под кепки японского туриста, но этой счастливой непосредственности (конь — конь, пельмень — пельмень) мешают лишние мысли.
Путешествие и состоит в этих отвлечениях. Это неизбежно колониальное движение, даже когда автор отправляется за приключениями только в своем воображении. Но что бы ни говорили писатели, которые ставят на вымысел и выигрывают по-крупному, автор ведь тоже человек. Ему иногда охота сделать что-то самому, прокатиться с ветерком по степи, ерзая на узком скользком сиденье корейского автобуса, потрогать палочкой скорпиона, осваивающего выброшенное на обочину перед пропускным пунктом таможни яблоко. В конце концов, увидеть ливень с грозой из окон улан-баторской хрущевки. Почему он должен равняться на персонных дел мастеров, если максимум, на что он готов претендовать, — быть похожим на комиссию инспекторов-халявщиков? Стремясь стоять на своем до конца, мы после недели пути достигли центра кочевья, где благополучно осели, потеряв скорость. Мир вокруг перестал мчаться навстречу, как пейзаж за окном набравшего скорость поезда. Виды Улан-Батора напомнили о родине. Рука потянулась к стакану.
* * *
Мы купили местную симку.
Теперь каждые полчаса нас куда-то зовут и что-то предлагают. Все по-монгольски, толком не разберешь. Сначала вроде бы надо было срочно ехать на олимпиаду к Буянбаеву, который то ли что-то покажет, то ли обогреет и приголубит. Если б знать…
Скоро поступило предложение взять чего-то 8 штук, от этого всем будет только лучше.
Тут же открылась новая возможность — провести поединок с борцом сумо от местного GSM. Пока мы представляли, как нас мнут, подкидывают и шмякают об пол, пришло уточнение: если ваш вес меньше 100 кг, к вашим услугам штатный боксер. Для подтверждения нажмите 1.
В нерешительности мы посмотрели в окно. На крыше гаража, крытого толем, спали три бомжа. За день толь так прогревается, что сохраняет тепло до утра. В простенке между гаражами и трансформаторной будкой тетка в отребье жгла кусок покрышки. От резины валил черный дым, воняло.
Уходя из кочевого бизнеса, пастухам приходится менять имидж. Перед отъездом мы видели по питерскому ТВ жуткого бомжа из массовки «Трудно быть Богом» (сам по себе хорош, а его еще и подгримировали): «С Германом нам удалось найти общий язык. Когда я работал с Михалковым-Кончаловским, мне не хватало творческой стихии. Все было слишком продуманно, мало полета фантазии! Конечно, с Тодоровским-старшим все иначе: это фронтовик и большой художник. Но — мы оба личности, не смогли сработаться. А Герман понимает актера. Да, он своенравен. Да, несдержан на словцо. Зато какой талант! и какое чувство жеста!»
Здесь все привычно. У нас тоже постоянно видишь то новый комфорт, то нищету, то хай-тек, то говнище. На днях мы поехали в ресторан «Великий Монгол». После ливня двухэтажная терраса плавала в коричневой луже. Парковаться больше было негде, рядом шумная улица, куча машин. Несколько опрятных иномарок возились в грязи, нащупывая, где мельче. Прыгая на цыпочках, как пьяные балерины, мы выскочили на террасу, где нас обдало родным матом. Россияне обсуждали рацион. Совсем как дома.
Все это — вместе с нашими мухосрансками и приволжскими ебенями — мы хотим воспеть.
* * *
Перепад от эйфории к разочарованию — естественное ощущение. Он происходит из повседневной жизни, где уживаются вещи и люди, которые никак не могут быть вместе. От этой чересполосицы нас привычно бросает из огня да в полымя.
Причем путешественнику не обязательно запасаться в дорогу, в Улан-Баторе все есть. Этот город — даже не зеркало русской жизни, а пересказ ее своими словами. Здесь сложно не узнать родную застройку, на вывесках тьма русских слов без конечных гласных: аптек, редакц, станц, печень (печенье), педерац (федерация).
Иногда в магазине или на улице можно объясниться по-русски. В городе два русских района, несколько русских школ. Русских здесь считают богатыми иностранцами. Редкий случай прослыть цивилизованными.
В советское время сюда угрохали уйму денег. Современный город был спланирован и начал строиться во время Второй мировой. Потом младшему брату помогали всем миром. Недавно построили церковь в стиле Дмитриевского собора во Владимире, который сжег Кубла Хан. Свели последние счеты.
Тут точно такие же проблемы. Вчера Парламент должен был утвердить новое правительство, но демократы покинули зал заседаний. Ждут отката. Может быть, русское присутствие — и есть невозможность политики. Нет ни левых, ни правых, но только стаффаж с заученными ролями. Из знакомых, рассказывавших о бунте, только один был на площади. Кто-то смотрел в прямом эфире, а некоторые, пока толпа громила дьюти-фри, тянули пиво на соседних улицах. Политика — дело телережиссера, и единственный способ заставить соотнести свою жизнь с общими проблемами — залезть в карман граждан, потрясти кубышки.
Во время пожара перед зданием Народной партии очень красиво сгорели фонари.
1 NEW MESSAGE: novinka iz serdtsa rossii georgievskaja lento4hka dlia homia4ka sprashivajte u baby duni za parlamentom
FROM: MOBICOM SPECIAL OFFER
* * *
Как пишет Марко Поло (здесь есть паб «Mark O’Polo»), сейчас рассказ о другом. В любой коммунальной квартире есть свой собственный газ. Здесь тоже не обошлось без современного искусства. Раньше по всей стране были кружки самодеятельности при местных домах культуры, теперь — центры современного искусства.
В обшарпанном дворе у главной площади Улан-Батора — выставка. На стенах, затянутых зеленой защитной сеткой, развешаны холсты. Все больше степь да кони, где ни конь — там пастух или баран. Краски яркие, непривычны для европейца, рисунок аккуратный, контуры четкие, но не подчеркнутые. Похоже на фовизм типа Матисса, а пейзажи с марсианским светом — на Рериха. Народу раз-два и обчелся.