Я и ты

– Ну что ж, Михаил Григорьевич, давайте знакомиться, я ваш тезка – Михаил Федорович Лощиц, заместитель главного редактора. Николай Николаевич вкратце уже представил вас. Жениться не надумали, что-то вы с этим затянули? Ваш отец боевой офицер, где он воевал?

Среднего роста и плотного телосложения, он своей обаятельной улыбкой на излучавшем добродушие лице и мягким неторопливым голосом располагал к себе. Никакого начальственного величия и высокомерия.

Я рассказал про финскую, на которой отец был командиром саперной роты, затем о его службе перед Великой Отечественной на самой западной границе во Владимире-Волынском, городке на правом берегу реки Луги. Мы с мамой на лето приехали к нему из Москвы повидаться. Там и застала война, в одни часы с Брестской крепостью начали бомбить. Маме было двадцать девять лет, мне – четыре года и четыре месяца. Нас эвакуировали из гарнизона двумя товарняками, один полностью уничтожили, а нам повезло, проскочили. Эшелоном доставили в Сталинград, откуда потом перебросили через Сальск, где я заболел дифтерией в тяжелой форме, еле спасли, в Грузию, в город Сагареджо. От отца мы получали весточки то с Донского фронта, то со Сталинградского, где он воевал с первого до последнего дня битвы, а затем и с 1-го Белорусского. Вернулись мы в Москву окружным путем, через Баку, лишь в апреле сорок четвертого.

Я, конечно, затянул с рассказом, однако Лощиц меня не перебивал, слушал внимательно, одновременно просматривая вырезки, а когда я закончил, сказал:

– Ну, хорошо, я доложу на редколлегии, результат вам Николай Николаевич сообщит. Надеюсь, он будет положительный.

Все дни ожидания меня мучила одна мысль: не очень звучная фамилия, на радио ее часто подменяли псевдонимом – Михаил Григорьев, который впоследствии так и сжился со мной в удостоверении Союза журналистов. Высокое радийное начальство не выносило «неправильный» пятый пункт. Как отнесутся к нему в центральном печатном органе Минобороны?

Годы спустя, когда многолетняя служба в «Красной звезде» была позади, на троллейбусной остановке на углу Гоголевского бульвара я заметил Николая Ивановича Макеева, моего главного редактора. Он, после почти двадцатилетнего пребывания на этой должности, сложил свои полномочия и ушел в отставку. Рядом находилась военная поликлиника, наверняка Макеев возвращался из нее. Я, притормозив свой «жигуленок», приоткрыл дверцу, приглашая его сесть машину. Николай Иванович замешкался, видимо, не сразу меня узнал.

– Миша, ты?

– Я, Николай Иванович. Вы домой? Я вас подвезу.

Разговорились; пока ехали на Комсомольский проспект, успели переговорить о многом. Макеев расспросил, как работается на новом месте, в Госкомспорте, не скучаю ли я по газете, а потом сказал:

– Знаешь, почему тебя так уважали в редакции? Ты не скрывал своей национальности, не прятался за чужими именами, своим подписывался. Нам нелегко было пробить тебя в ГлавПуре, проклятая пятая графа.

Побольше юмора в отчет

Ковальский перезвонил через неделю: подъезжай заполнять анкету. Еще через неделю снова в трубке хрипловатый голос Николая Николаевича: «Завтра выходи на работу». Меня взяли с традиционным месячным испытательным сроком, но я мог пулей вылететь, не дожидаясь его окончания. Приближался Новый год, а под занавес старого – матч ЦСКА со свердловским «Автомобилистом» еще в старом армейском хоккейном дворце. Настроение у всех приподнятое, газета готовит предпраздничные номера с любопытными фактами. Станислав Ростоцкий обогащает отечественный кинематограф фильмом «Доживем до понедельника» с признанием героя, что счастье – это когда тебя понимают. Татьяна Самойлова снова поражает, на сей раз ролью Анны Карениной. Всходит звезда поп-музыканта Майкла Джексона. Жаклин Кеннеди, пережив убийство мужа-президента, связывает себя узами Гименея с Аристотелем Онассисом. Не хватает чего-то радостного от спорта, а тут такая лафа: игра чемпиона с аутсайдером. Все, конечно, ждут победы, выделяют на планерке на отчет целый подвал на четвертой полосе. И вдруг Ковальский вызывает меня к себе:

– Михаил, боевое крещение, ты едешь на матч. Нет удостоверения? Ничего, тебя встретят и проведут, я договорился. И давай повеселее, с юмором, чтобы отчет сухим не был.

Веселья, юмора было хоть отбавляй, но только в стане уральцев. Их вратарь, Виктор Пучков, творил на льду настоящие чудеса, был просто непробиваемым, зато армейцы глотнули целых шесть (!) шайб. Когда с ЦСКА такое случалось? Что делать? Еду в машине, которую за мной прислали, и в голову лезет заголовок: «С „Автомобилистом“ надо считаться». В общем, забыл про наступающий Новый год, засадил чемпионам по полной программе, совсем не празднично, на весь подвал.

Едва на следующее утро заступил в редакции на свое дежурство по отделу спорта, как прибегает Антонина Дмитриевна, секретарь главного: «Вас Макеев срочно вызывает». Ну, все, понеслось. Разнос – и бери шинель, катись домой. В кабинете главного уже собрались его замы и ответственный секретарь. Они с укором смотрели на меня. На удивление сам Николай Иванович был спокоен:

– Михаил Григорьевич, вы у нас новый сотрудник, все именно так и было, как вы написали?

Я подробно рассказал о матче, о жутком свисте с трибун недовольных болельщиков.

– Ну, хорошо, идите работать, если что, я вас приглашу, – сказал главный.

На выходе из кабинета меня поджидал взволнованный Ковальский:

– Это мой прокол, зачем только я послал тебя, самому надо было ехать. Главный сильно тебя ругал?

– Совсем не ругал, расспросил, как было. Я рассказал – и все.

Позже Антонина Дмитриевна по секрету мне сообщила, что, оказывается, всполошились какие-то возмущенные генералы, и Макееву посыпались недовольные звонки. Особенно наседал один ответственный чин из ГлавПура, курировавший спорт: как, мол, можно так долбать нашу команду, это же цвет Вооруженных Сил, и вообще, кто он такой, этот писака, где вы его откопали? Николаю Ивановичу непросто было отбиваться.

Чем вся эта история завершилась? Опять вызовом к Макееву. Он встретил меня с улыбкой, пригласил сесть, и вдруг неожиданно:

– Михаил Григорьевич, я вас поздравляю! Только что мне позвонил Тарасов. Просил поблагодарить вас. Что за смелый парень, говорит, у вас объявился, молодец, не испугался. Если можно, пришлите мне его завтра на нашу тренировку, хочу познакомиться.

Так я познакомился с Анатолием Владимировичем Тарасовым, талантливейшим человеком с необузданным характером борца. Наши добрые отношения сохранились до самого ухода из жизни великого тренера.

А мой испытательный период прервали досрочно приказом о зачислении в штат редакции, и с тех пор почти полвека я связан с «Красной звездой». Когда отмечалось 90-летие газеты, среди присутствовавших на юбилее сотрудников, нынешних и бывших, я по стажу сотрудничества (штатно-нештатно), говоря языком спорта, занял первое место. Есть чем гордиться!

На этот юбилейный вечер я пригласил Владимира Писаревского, чтобы таким образом еще раз выразить ему свою признательность за участие в моей судьбе. К сожалению, ни Владимира Ивановича Володкина, ни Бориса Александровича Светланова, сыгравших столь важную роль в моих жизненных похождениях, увы, нет в живых. С ними ушли в прошлое наши веселые канители и прочие мужские шалости. Нет и Олега Вихрева и Николая Николаевича Ковальского. Нет и Николая Ивановича Макеева. Многих уже нет. Грустно, и вспоминаются когда-то прочитанные строки о том, как печально на любом рубеже вдруг остаться одному, без друзей: