Страница 5 из 14
Стрельцы при обходе писаря приветствовали, по положению он выше рядовых стрельцов был, но ниже десятника. Для того чтобы писарем в сотне или полку быть, надобно писать грамотно и красиво, считать. Такими талантами обладали немногие, иной десятник вместо подписи крестик ставил.
И Царь-колокол еще не существовал. Но когда после обеда Алексей вышел на Красную площадь, обнаружил у Лобного места Царь-пушку, которую именовали «Большим дробовиком». Стояла она не на чугунном лафете, а на отесанных бревнах, как крепостные тюфяки.
А со следующего дня уже в караул. Поставили его вместе с двумя стрельцами, служившими не один год, да на место спокойное, на Беклемишевскую башню. Вид с нее на Москву-реку открывался великолепный. Лодки проплывали, бабы на мостках белье стирали.
Стрельцы сразу уселись в кости играть.
– А мне что делать?
– За городом смотри. Как неприятель появится али пожар случится, ты нам шумни.
Алексей расхаживал по каменному помосту, периодически слышал бой часов Фроловской башни. Через четыре часа караул сменили. Все последующие караулы Алексей нес в разных местах. Как он понял, десятник специально ставил, чтобы особенности изучил. Кроме переходов по стенам, были еще тайные ходы. В самих стенах, толщина которых была от трех с половиной до шести с половиной метров, даже комнатки внутри были. Только на одну башню не попал – на Константино-Еленинскую. Потому как там застенок был, пыточный или Разбойный приказ. Оттуда иной раз доносились приглушенные вопли пытуемых. Башню эту старались обходить стороной как стрельцы, так и горожане, проходившие мимо с наружной стороны стены. Нехорошее место, дух злой. Да и вид башни был угрюмый, мрачный, а не торжественно-величавый, как Боровицкой, Арсенальной или Фроловской.
Через месяц Алексея стали отправлять в караул не только на башни и стены Кремля, но и к дворцам. Ему там не особо нравилось. Первые дни глазел на архитектуру, все равно делать нечего. Внутри бы побывать, однако туда пускали только избранных, придворных да челядь для обслуги. На башне куда как лучше, обзор, походить можно, а не стоять, как изваяние с бердышом. Да еще иной раз послы иноземные осматривают, как диковину. Ни нос почесать, ни муху отогнать. А больше мальчишки досаждали. Дразнилки пели, кривлялись. Старший караула отгонял, когда не видел никто, поймав, за уши драл. Вот ведь нашли сорванцы забаву.
За месяц Кремль изучил не хуже старожила. В свободное время все уголки обошел, куда дозволялось – заглянул. Знания лишними не бывают, это он точно знал, по опыту.
Десятник любопытство Алексея приметил.
– За усердие хвалю. В кости не играешь, не пьянствуешь, завсегда опрятен. Не зря тебя полковник приметил, глаз у него – о!
Алексей не подозревал, что десятник за ним приглядывает. На службе в караулах проверял, особенно в ночное время, так служба такая. Поразмышляв, догадался. Караульные ему докладывают. Во всех частях Кремля стрельцы стоят, со стены или башни видно, что внизу творится. Может, случайно кто проговорился, а скорее всего десятник сам наставлял. Алексей – человек новый. То, что мечом владеет и ловок, совсем не значит, что честен и службу нести будет исправно. Может, новичок и проходимцем оказаться, и запойным. А десятнику отвечать. Алексей его понимал. Был бы на месте Онуфрия, сам бы так делал. Все же Кремль, дворяне да бояре ходят, царь бывает. Только не видел его Алексей за месяц. Ну да тешил себя надеждами взглянуть. Как-никак помазанник божий, владетель земли русской. Не так давно Романовы на царский трон сели, по историческим меркам – мгновения. Да еще и царь не только молодой, но и хворый. О том не только шептались, вслух говорили: немощный, долго не протянет.
И в один слякотный осенний день довелось-таки Алексею с царем свидеться, да близко. В карауле стоял у Теремного дворца. Карета царская подъехала с кавалькадой всадников. Рынды, охрана царская. Двое их тут же к дверям кареты подбежали, распахнули дверцу, помогли выйти хилому и бледному подростку. Усадили на стул. Двое других, покрепче, в плечах пошире, стул с драгоценной ношей подхватили, понесли бережно. А мелкий дождик пакость устроил. Вход перед дворцом плитами выложен. Не то люди, лошади оскальзываются. Вот один из рынд поскользнулся на мокром, упал. Царь-подросток в стул вцепился, боясь свалиться рядом. Изувечен в детстве был, зимой лошадь с санями по спине проехала. Да не пустые те сани были, с придворными. Ребра смяло ребенку, позвоночник повредило. С тех пор Федор Алексеевич сам ходил с трудом, боли донимали. Вызванные лекари, что доморощенные, что иноземные, помочь не могли, руками разводили. Мальчишка, обожавший коней, активные игры, внезапно превратился в затворника. Нелюдим стал, на мир, на судьбу осерчал. Одно выручало и радовало – умом Бог не обделил и учителя толковые попались. Языкам обучали, грамоте, счету. Все по полной программе, что царевичу знать положено. Мальчишка впитывал все как губка.
Неприятность вызвала кратковременный шок, окружающие застыли, а хуже всего рынды. Конфуз какой! Первым нашелся Алексей. Бердыш отбросил, прыжком к стулу подскочил, обеими руками схватил и приподнял. Удивился – легок больно царевич! Сколько же в нем веса? Сорок, пятьдесят килограмм? Для двоих рынд сущая мелочь, не нагрузка вовсе. Упавший рында вскочил неловко.
А молодой царь посмотрел на Алексея, на стать его.
– Пусть он несет.
Так вдвоем с рындой и внесли царя в Теремной дворец, на поверх подняли, как второй этаж называли. А там уж постельники, чашники да прочий дворовый люд вертится, перед царем шапки ломают. Алексей же, как был в шапке, так и остался. И рад бы снять, но руки заняты были стулом. А для челяди да приближенных дело страшное. Стрелец – и в покои царские вошел, да в шапке. Не было прежде такого! Некоторые втихомолку роптать стали. Дескать, кто посмел простолюдину, стрельцу царя нести? По какому-такому праву?
Стул по знаку путного боярина поставили. Один из приближенных Алексея за рукав ухватил, к выходу толкает. Алексей и сам ушел бы, все же на карауле, пост покидать никак не можно. Да царь голову повернул. Толкавший Алексея сразу рукав отпустил. Алексей близко царя увидел.
– Как имя твое, стрелец?
– Алексей Терехов.
– Вовремя подсобил. Я тебя запомню.
– Дозвольте на пост вернуться?
– Ступай.
До Алексея никто больше не дотронулся. На лестнице с рындой встретился, что упал на мокром.
– Шустер! На мое место метишь?
– Мне на своем удобно. А позовет царь, так и пойду.
– Выскочка худородный! – прошипел рында.
Алексей ничего не ответил. Нечего было ворон ловить. Подошва у сапога кожаная, на мокрых плитах скользит. Натер бы подошвы порошком из канифоли или точильного камня, конфуза избежал.
Вышел Алексей из подъезда, а на его месте старший караула стоит. Кинул зло:
– Кто учил оружие бросать, пост оставить? Вот я ужо десятнику доложу.
А десятник и сам к Теремному дворцу бежит. Воистину, слухи мгновенно разносятся. Верно сказано: «Плохая весть молнией летит, а хорошая на телеге плетется». Онуфрий от возмущения и быстрого бега запыхался. Лицо красное, глаза выпучил. У Алексея сразу две мысли мелькнули. Тут ухо востро держать надо, слухи мгновенно нужных ушей достигают. И вторая – конец службе. Что увидел десятник? Алексей без бердыша и не на посту стоит, а у двери. Не успел послужить, как нарушает! Такому одна дорога – вон из стрельцов!
Онуфрий сказать ничего не успел, но мысли его Алексей уже знал. Вдруг открылась дверь, вышел боярин и слуга. Такое звание носил главный из придворных бояр.
– Государь велит этого молодца в караул впредь ставить у Теремного дворца.
И скрылся тотчас. Из Онуфрия воздух и бранные слова мигом вышли. Сдулся сразу, рот закрыл. А что он может против царского слова? Боярин и слуга не сам приказал, только царские слова передал. Онуфрий огляделся, тихим голосом, дабы не услышал никто, спросил:
– Ты чего натворил-то?
– Рында оскользнулся и упал. Я стул с царем подхватить успел, наверх занести помог.