Страница 21 из 22
С тех пор, как Малышка впервые побывала в больничном городке, навещая Фадеева, лежавшего там с язвой двенадцатиперстной кишки, прошло много лет, но чахлые деревца по краям дорожки, соединявшей несколько корпусов, почти не выросли и, конечно, неважно выглядели, как будто и они были больны. Малышка прошла по этой дорожке из конца в конец, а потом повернула к самому дальнему корпусу, где когда-то томился в неволе, а потом остался по собственной воле Иван Семенович Козловский. Она подошла к обшарпанной двери и нажала кнопку звонка, потом подождала немного и нажала еще, потом еще... Она было подумала, что Иван Семенович все-таки еще не вернулся с этих самых каких-то там островов, как послышался скрежет и тяжелая решетка на окне второго этажа отворилась, как ставень, из окна высунулся Иван Семенович Козловский и позвал ее по имени, а потом сказал:
- Ты?
- Я, - ответила Малышка.
Тогда Иван Семенович Козловский крикнул: "Лови!", бросил вниз тяжелую связку ключей и объяснил, что сам открыть ей не может, потому что его здесь заперли.
Вся кровь тут ударила Малышке в голову. Кто? Кто мог запереть здесь Ивана Семеновича Козловского? Входную дверь она открыла с трудом, потому что от волнения все не могла подобрать нужный ключ, а потом попасть им в замочную скважину. С остальными дверями, запорами и замками она справилась быстрей. Запыхавшись, Малышка ворвалась с палату к Ивану Семеновичу Козловскому и воскликнула:
- Кто посмел вас здесь запереть?
Иван Семенович Козловский сидел на кровати, застеленной серым, убогим, больничным одеялом, в сером больничном халате, но лицо его при виде Малышки не выразило большого энтузиазма. Он был ей рад, конечно, но не более того...
- Я сам попросил, - сказал он спокойно. - Для того, чтобы что-то постичь, нужно сосредоточиться. А лучший спутник сосредоточенности - одиночество.
Малышка села на так хорошо знакомый ей привинченный к полу стул и спросила:
- Но вы же побывали на каких-то там островах?
- Нет, - сказал Иван Семенович Козловский. - Зачем? Не все ли равно где?..
На самом деле, Иван Семенович Козловский наотрез отказался отправиться на какие-то там острова. Потому что действительно... не все ли равно - где? Тогда стоит ли беспокоиться? Какое-то время он жил на даче, но и там долго не продержался. Дело в том, что на соседней с ним даче жил бывший Главный, что естественно для людей, работавших в одном ведомстве. И вот этот бывший Главный буквально замучил Ивана Семеновича Козловского своими визитами и запоздалыми воспоминаниями об их бывшей дружбе. Потом, предаваясь воспоминаниям, он частенько желтел и этим пугал Ивана Семеновича Козловского и отвлекал от важных мыслей. Кроме того, бывший Главный, конечно же, опустился и больше всего любил обсуждать различные способы выращивания огурцов, что совсем уж неинтересно для тех, кто эти огурцы не выращивает. И чтобы уже окончательно загнать Ивана Семеновича Козловского в угол, приезжала его жена и в костюме барышни-крестьянки стояла за кустами смородины, глядя на него издали. Короче, в один прекрасный день Иван Семенович Козловский потребовал, чтобы его вернули в больницу и заперли на ключ.
Они помолчали.
- Вы сосредоточились? - спросила Малышка.
- Относительно, - сказал Иван Семенович Козловский ворчливо. - Здесь трамвайные пути... Лязгают с утра до ночи!
Малышка прислушалась. Было тихо. А если где-то что-то и лязгало, то уж очень далеко...
- Вы нашли этот коэффициент? - спросила Малышка тихо. - Ну... изменения будущего по отношению к прошлому?
Она подошла к стене... С того времени, как она была здесь последний раз, голубая спираль времени немного поблекла.
От этого вопроса Иван Семенович Козловский скорее расстроился.
- Со временем все обстоит проще, - сказал он даже с каким-то ожесточением. - Оно может сжиматься, растягиваться, делать петлю. Оно нам принадлежит каждому свое. Старик Сам им прекрасно распоряжался. Но движется оно только в одном направлении - вперед, от прошлого к будущему. Это его дисциплинирует. Это дает надежду его... приручить. А что? Если подумать, для каждого из нас это захватывающее путешествие! Даже если ничего не делать вовсе, а исключительно смотреть в окно. Утро, полдень, повернули к вечеру... как будто какой-то гигант, несущий нас на своих плечах, делает шаг...
- Где мы? - спросила Малышка, всматриваясь в обшарпанную больничную стену, по которой ползла расплывчатая, напоминающая змею спираль.
- Если бы все сводилось только ко времени, было бы проще, я бы тебе многое уже смог объяснить, - сказал Иван Семенович Козловский после паузы. - Все упирается в пространство! Вот где, черт побери, ловушка! Пространство - это тебе не площадка для игры в гольф. Оно - искривляется! И тут никакая логика не проходит...
- Вы хотите сказать, что сейчас мы находимся в этом искривленном пространстве? - спросила Малышка.
Иван Семенович Козловский испуганно оглянулся, как будто их могли услышать, и приложил палец к губам, потом он только плотнее закутался в больничный халат, взгляд его ушел в себя, а это означало, что в данный момент он потерял всякий интерес к разговору. Малышка поднялась с привинченного к полу стула и сказала:
- Не буду мешать.
Иван Семенович Козловский кивнул, потом достал связку ключей и приказал Малышке опять закрыть его.
- А что, если я не смогу забросить их на второй этаж? - сказала Малышка.
- Этого и не надо, - сказал Иван Семенович Козловский. - Выбрось куда-нибудь по дороге. Будешь идти через мост - выбрось в реку.
- Как это... в реку? - воскликнула Малышка.
- Мне надо сосредоточиться! - сказал Иван Семенович Козловский тоном, по которому Малышка поняла, что любые возражения бесполезны.
И она заперла Ивана Семеновича Козловского на все замки и запоры, закрыла и главную, входную дверь. А потом, когда шла через мост, выбросила связку ключей в реку.
Дальше она пошла медленно и бесцельно по направлению к дому... День опять склонялся к вечеру, наполненнее и четче пролегли тени, и Малышка подумала, что скоро космический гигант, несущий на своих плечах ее и всех остальных, имя которым человечество, опустит ногу и завершит свой очередной шаг. Куда? Вперед. Малышка чувствовала страшную усталость, опустошена она была настолько, что казалась себе полым шариком, чуть касающимся земли и передвигающимся разве только с помощью собственного дыхания... Вдруг рядом с ней затормозила машина, из нее выскочили двое в кожаных куртках. Малышка немного испугалась, ей даже подумалось, что они видели, как она бросила связку ключей в реку, и теперь это не пройдет ей даром.
- Такая-то такая-то? - спросили Малышку.
- Такая-то такая-то, - ответила Малышка.
- Приказано передать, - и один из этих двоих вытащил из-под полы куртки крошечного белого шпица и протянул его Малышке.
Не говоря больше ни слова, они сели в машину и тут же исчезли. А Малышка, прижимая к груди дрожащее, скулящее существо, побежала к Театру. Неизвестно откуда появились у нее и силы, и легкость, и скорость, и все тело наполнилось весомостью и смыслом.
Она пересекла главную аллею старого сквера и вышла к тому месту, где еще не так давно был Театр, а потом - его развалины. И тут она даже вскрикнула от неожиданности, а щенок еще громче заскулил - не было больше развалин, не было ни битого кирпича, ни щебня, ни сиротских ободранных стен, вздымающихся вверх, как молящие о чем-то руки. Была ровная-ровная площадка, добротно упакованная в асфальт, при виде которой в голову даже не могла прийти мысль о возможном искривлении пространства...
Малышка остановилась и застыла на месте... Солнце еще не село, но вокруг было безлюдно, и деревья тоже как будто замерли, траурно склонив свои кудрявые головы... В стороне, на краю площадки, Малышка увидела маленькую фигурку. Она сидела на корточках, в отчаянии обхватив голову руками. Малышка подошла ближе. Услышав шаги, фигурка поднялась и посмотрела на Малышку огромными, скорбными, бесслезными глазами.