Коронованный наемник

Леголас встряхнул головой, отбрасывая вздорные мысли. К Морготу, в три тысячи лет смешно предаваться воспоминаниям. Лучше прибавить шагу. Через час-другой должен показаться форт Эртуила, примостившийся у большого болота с непоэтичным, но правдивым названием Зеленая Пасть. Стоило подумать об этом, и за горло снова взяла липкая рука. Еще недавно он влетал в этот форт на коне, радостно встречаемый своими дружинниками, сейчас же пешком крадется окольной тропой, стараясь не попасться на глаза соратникам, которые наверняка давно встревожены его отсутствием.

Вероятно, дальнейший путь так и был бы посвящен непрерывной борьбе с этими бесплодными терзаниями, но тут предрассветный ветер заскрипел промерзшими ветвями, словно выпутываясь из косматых сосновых крон. Навстречу лихолесцу полетела мелкая, колючая снежная крупа, принеся с собой терпкий запах пожарища.

Леголас замер, втягивая отравленный студеный воздух. Это не лес… все, что могло гореть в чащах Ирин-Таура, густо укрыто снегом. Ветер нес едкую смолистую горечь – так пахнут обуглившиеся бревна, недавно отесанные и еще таящие в сердцевине остатки вязких соков живого дерева. Это форт. И ночь не пульсирует отдаленным грохотом, криками и свистом, что возвещают о бое, и предрассветная тьма покойна и тиха, не озаренная ни единым отблеском горящего где-то огня.

А значит, тот бой уже отгремел, и пожары уже отпылали. Но что же с гарнизоном? Считают ли они сейчас павших и сгребают уголья, или же тишина эта – знак того, что форт лежит в руинах, погребя под собой как тех, кому лихолесский принц обещал защиту, так и других, кому он эту защиту поручил?

Леголас часто и рвано задышал, чувствуя, как со дна души поднимается отчаянная, больная злоба, сорвался с места и помчался во тьму, туда, откуда несся этот горький смрад.

Он мог это предотвратить. Как? Да разве дело в этом? Он как угодно, любой ценой должен был не допустить этого. И что же? Пока здесь кипел кровавый котел, он валялся на полу своих покоев в Тон-Гарте, хрипя от боли и не помня собственного имени. Он должен был быть здесь, он должен был привести подмогу. Он сам руководил возведением фортов – так неужели не придумал бы, как отстоять свое детище?

Он бежал сквозь лабиринт стволов, перелетал через груды бурелома, цепляясь плащом за ветки и коряги, остервенело дергая его за собой и оставляя на препятствиях обрывки. Ветер хлестал по лицу, срывая капюшон, снежная дробь секла кожу. Он был так близко к форту и так чудовищно далеко от него… Но вот бор остался позади, и Леголас вылетел на поляну, уже скупо зарозовевшую первыми отблесками зари. Во мрак леса на противоположной стороне уходила ровная тропа. Эльф мчался к ней, не чуя под собою ног, как вдруг новый запах ворвался в дымное дыхание ветра, и лихолесец, словно оступившись, оборвал свой бег. Остановился, переводя дыхание, принюхался. Ему навстречу двигался орк, здесь Леголас никогда бы не ошибся. Но орк был не один – его сопровождал запах звериной шкуры. Стало быть, всадник на варге. Первая мысль была проста и привычна – влезть на дерево, чтоб лишить варга преимущества, затаиться и незамысловато подстрелить обоих. Мгновенно присмотрев корявую сосну у самого края поляны, Леголас уже перехватил, было, поудобнее лук, но тут ему в голову пришла иная идея. Орки в Ирин-Тауре появлялись на его памяти лишь для атак, а значит, этот одинокий наездник почти наверняка участник событий в форте. И он непременно знает, кто послал войска… Прежде у Леголаса был лишь один способ выяснить что-либо у орка, но сейчас… Моргот подери, если уж с ним случилась эта беда, нужно суметь извлечь из нее хоть какую-то пользу…

Тенью метнувшись под прикрытие сосновых ветвей, Леголас снял с пальца перстень, с трудом, сдирая кожу, протиснув в него утолщенную болезнью фалангу – перстень тоже неистово жег палец, но в Тон-Гарте снять его сразу не удалось, а на морозе жжение ослабло, и Леголас предпочел примириться с ним, покуда оно не стало нестерпимым. Затем вынул кинжал и срезал у себя несколько прядей, захватив тонкую косу у виска. Чуть оттянул к затылку капюшон, оставляя приоткрытой нижнюю часть лица. Теперь оставалось положиться на удачу и ждать…

… Тург спешил. Разгром форта у Зеленой Пасти стал настоящим триумфом. Оставалось лишь мчаться поскорее к вождю и доложить ему о полном успехе своей кампании. Сармагат умел ценить хороших стратегов. Теперь никто, ни одна душа не посмеет назвать Турга дураком или неудачником. Тропа расширялась, и невдалеке уже виден был просвет поляны, когда варг глухо предупреждающе рокотнул. Об опасности он возвещал иначе, а потому Тург не встревожился, лишь поудобней передвинул на поясе ятаган – у поляны мог притаиться хищник.

Свирепый скакун орка быстро преодолел последние ярды до поляны, и, без опаски выйдя на открытое пространство, вновь оскалился и утробно заворчал – посреди поляны стояла высокая фигура в глухом плаще. Тург тут же приметил эльфийский лук за плечом незнакомца и с проклятием вскинул арбалет, но одинокий путник примирительно поднял руку, и Чернокровый придержал рычаг: это была благородная, когтистая орочья рука, а не изящная ладонь остроухого заморыша.

- Ты кто таков? – рыкнул Тург на Черном наречии, но незнакомец покачал головой и ухмыльнулся, взблескивая сахарно-белыми клыками:

- Потише, – отозвался он на вестроне, – после этакого веселья здесь по-нашему гомонить не след. За мной трое Дивных шли, насилу оторвался, да с ними никогда наверняка не бывает. Гляди, как бы стрелу не схлопотать.

Орк снова вскинул арбалет, принюхиваясь, но лес был тих, и варг тоже не подавал новых признаков тревоги.

- Экий грамотный, вы поглядите, – протянул Тург, переходя, впрочем, на Всеобщий язык, – и чем же ты этак остроухим-то насолил?

Но одиночка лишь плотнее завернулся в плащ и самодовольно осклабился:

- Им-то? Да уж учудил маленько… А вот ты, чую, погулял тут на славу, – незнакомец не без удовольствия втянул запах пожарища, – много положили?

- Да сколько мы их положили-то, недоносков! Раз-два, да и обчелся, – командир победоносно выставил вперед квадратную челюсть, – они мигом сдались, едва пожар завидели! Все побросали огню на прокорм, да наутек! Ха, кабы не Йолаф, едрить его в корягу, ни один бы живым не ушел. Да вечно ему неймется, паскуднику. Со мной долго в солдатики не играют, понял, умник? Сам-то ты кто? Да почто с луком этим поганым расхаживаешь, или справного оружия на тебя мало?

Будь Тург более внимателен и прозорлив, он бы неминуемо заметил, как вороненая пряжка на груди незнакомца заходила в такт участившемуся дыханию. Но с виду турговы выпады не произвели на одиночку впечатления. Он снова оскалился в ухмылке и многозначительно щелкнул пальцами по древку лука.

- Да что ты, командир! Али не узнал лук тот поганый? А сколько нашего брата через него полегло…

Тург нахмурился, уже порядком взбешенный, а насмешник продолжал:

- Ты не ерепенься, а лучше скажи, чем вождь мне заплатит за смерть лихолесского кронпринца?

Услышав эту похвальбу, Тург хрипло захохотал:

- Эвон хватил! Да того кронпринца кто только уж ни убивал. Все, как один, червям на пир пошли, а он жив-живехонек, сукин сын.

- А если я все же сумел? – с непередаваемо издевательской интонацией процедил незнакомец, и орк почувствовал, что мерзавца неистово хочется придушить.

- А ты сам к Сармагату ступай, герой, – рявкнул он, – да докажи ему, что подох Трандуилов выродок. И ежели хоть на просяное зерно тебе вождь не поверит – сам узнаешь, как он тебя наградит!

А наглец сунул руку за борт плаща и вытянул наружу что-то, заблестевшее в мутном полусвете разгоравшегося утра. Тург замер и потрясенно уставился на незнакомца: в когтях покачивалась окровавленная височная коса, обвитая несколькими спутанными золотыми прядями, и этот трофей был продет в тонкий перстень дивной работы с лихолесским гербом и вензелем из двух переплетающихся рун. Нет, орочий командир ничего не смыслил в рунах, но этот вензель украшал еще и древко лука, который носил лишь один эльф…