Страница 162 из 191
В Германии, можно смело считать, Троцкий и начал свою политическую карьеру, эта страна стала ему практически родной. Он много путешествовал, но немецкий наркомвоенмор знал и любил больше буржуазного английского с его двенадцатью временами.
На Красной площади готовились к торжеству: принятие парада, демонстрация и выступление Вождя мирового пролетариата. Ленин, будучи умным человеком, избрал идеальную тактику: после выздоровления он более сблизился с Троцким, всё более поощряюще относясь к его взглядом, а самое главное – к его теории. Лев более не находил никакой опасности в деятельности Ильича, а потому всё более холодел к воззрениям Свердлова. Троцкого не интересовала Каббала, ибо разуверился во всяком проявлении мистицизма в смерти Романовых в конце-концов. Гораздо проще было завоевать (освободить от капиталового гнёта) мир посредством перманентной революции, нежели ждать у моря святого знания.
С главным своим оппонентом Троцкий встретился лицом к лицу у выхода из Кремля. Коба вместе с Каменевым негромко обсуждали план организации мероприятия и некоторые хозяйственные вопросы.
- Добрый день, товарищи, – кратко поздоровался с ними Троцкий, проходя мимо с гордо поднятой головой – ему не было никакого дела до обсуждения каких-то мелочей.
- Здравствуй, Лейба, с днём рождения, – ответил вслед Каменев, покуда Коба, не сводя прищуренных жёлтых глаз с наркома, едва заметно кивнул ему.
- Спасибо, – бросил Троцкий, деловито поправив воротник шинели. Поравнявшись с Кобой, он вдруг неожиданно позволил сам себе резво похлопать грузина по плечу и воодушевлённо воскликнуть. – Партизаны, не молчим! Радуемся, праздник же!
Троцкий сверился с часами на Спасской башне: ровно год назад в это время уже было издано воззвание: “Всем! Всем! Всем!” Проследовав к сборищу большевиков, в центре которой стоял Ленин, нарком махнул ему рукой. Ильич, оставив товарищей, вышел из круга и направился навстречу другу.
- А! Вот и ты, явился! – воскликнул он, приобнимая Троцкого. – Смотрю, на фронтах не потерял, всё носишь!
Речь шла о медальоне, который Ленин заметил при товарищеском объятии и ткнул в него указательным пальцем.
- Ношу, Володя, а как же? Я вот, так скажем, удивлялся раньше, как это религиозные христиане могут носить крест с Иисусом, не снимая, а теперь я понял.
- Ну и что же ты понял?
- Они бояться того, что их могут за то укорить, а я ношу именно потому, что люблю тебя и истинно горжусь этим подарком, – и Троцкий подмигнул Ильичу. Отчего-то его взгляд случайно упал на ту кучку большевиков, которых оставил Ленин. Среди них он разглядел мрачного председателя ВЧК. Дзержинский не отрывал пронзительно-непрерывного взгляда с Троцкого, словно пытаясь загипнотизировать его или навести порчу. От этих ядовитых и острых, словно змеиных клыков, глаз наркому стало не по себе.
- Лёва, что с тобой? – заметил перемены в лице наркома Ленин. – Бог, боишься, покарает? Ну ладно, оставлю тебя пока что, мне нужно закончить кое-какие делишки. Не скучайте, батенька.
“Да, – невольно осмыслил Троцкий. – Как же ж не соскучиться, когда такие звери за спиной стоят? Но когда он успел вернуться?! Он же вроде был за границей... Плевать! Догадывается ведь, лис, всё знает. Нет, несдобровать мне сегодня, всюду преследовать будет”.
Однако не успев сделать несколько шагов, нарком почувствовал приближение своей смерти и железную хватку на своем предплечье. Лев вздрогнул от неожиданно пронзительной боли и от того, что Дзержинский, ничего не объясняя, набрал шаг и направился, увлекая за собой наркома, который попытался оказать попытку сопротивления.
- Вы что себе позволяете?!.. – хотел было разбушеваться Троцкий, однако чекист ещё больнее сжал его руку, что было в отношении последнего совсем безжалостно.
- Будьте любезны молчать! – жестко отрезал Дзержинский, внимательно следя за тем, чтобы никто из большевиков не направился за ними.
Они оказались за пределами площади – внутри гигантского елового павильона. Кроме них здесь, за площадью, возле здания Кремля, никого не было – этого и добивался Дзержинский. Пока Троцкий ревностно оправлял рукава любимой шинели, Феликс, сощурив глаза, огляделся, внимательно разглядывая тёмно-синие ветви елей.
- Объясните, наконец, – в голосе Троцкого слышалось неконтролируемое возмущение, однако нарком манёвренно снизил тон так, чтобы вопрос звучал как можно беспристрастнее. – По какому праву, ну и делу, само собой, вы затащили меня сюда? Между прочим, праздник вот-вот начнётся, и будет ужасно неловко, если я пропущу свой выход и собственную речь...
- Это важнее! – Дзержинский прервал его, подняв руку, что означило немедленно замолчать. Троцкий хотел возразить, но, почувствовав угрожающие порывы со стороны чекиста, смирился и опустил голову, пока последний не закончил осмотр местности. – Прошу меня извинить. Было необходимо уединиться, – закончил он, повернув голову к собеседнику. – Даже у стен есть уши.
- Славно, уже используете шпионские словечки, – сардонически проворчал нарком, скрестив руки на груди, – так может быть теперь соизволите объяснить важность сего тет-а-тета?
- Само собой, только прекратите кривляться, – скучающим тоном протянул чекист. Троцкий нахмурился и замялся: он бросался сарказмом не просто в силу особенности своего характера – Лев знал, о чём чекист собирается поговорить с ним; более того – нарком болезненно переживал осенью, понимая, что разговора этого ему не избежать. – Вы наверняка знаете, Лев Давидович, что я давно желаю с вами поговорить и именно с глазу на глаз. Будет ли это для вас новостью или нет – мне всё равно, однако вы никуда не пойдёте, пока не ответите мне в полной мере. Вам ясно?
- Это допрос? – жёстко спросил Троцкий, глядя исподлобья на Дзержинского. Чекист презрительно ухмыльнулся краем губ, ожидая подобную смену реакции у этой личности.
- Это вопрос, – ответил он. – Так как я – председатель ВЧК, то просто обязан работать над раскрытием заговоров контрреволюции и саботажников. Пока что вы мне интересны, как свидетель...
- Вы в чём-то меня обвиняете, Феликс Эдмундович?! – повысил голос нарком, гневно сверкнув глазами.
- Я же сказал, – презрительно процедил Дзержинский сквозь зубы, – что только как свидетель. Буду откровенен с вами: у меня есть определённые подозрения, но пока я не выясню вашу роль в этих обстоятельствах, я не имею права вам об этом сказать.
- Так что же вы хотите, чёрт возьми?! – воскликнул Троцкий, теряя терпение. Чекист вытянулся по старой привычке – когда ему бросали вызов. Тянуть более было невозможно, и он понял, что момент для прямого и жесткого диалога с подозреваемым настал. “Лампы загорелись, наручники сняты.”
- Вы имели отношение к организации заговора эсеров об убийстве немецкого посла Мирбаха? – нажал Дзержинский. – И имели ли вы отношение к заговору против большевистской фракции 6-ого июля?!
Наступило мгновение недолгой тишины, когда ветви темно-синих елей едва-едва покачивались на ветру.
- Что?! – вспыхнул наркомвоенмор. Он задыхался так, будто чекист плеснул ему в лицо холодной водой. Те подозрения, которыми бросил в него Дзержинский, были соразмерны гигантскому плевку и оскорблением в сторону Троцкого. Последний даже глухо зашипел: у него участилось дыхание, и даже размахивать руками, не имея сил возразить и сформулировать своё возмущение. – Я?! Чтобы я – против собственной партии? Дзержинский, вы точно потеряли голову...
- У меня есть основания так предполагать, – быстро перебил его председатель ВЧК, обходя Троцкого вокруг, дабы остановить, если тот решит сбежать. Однако нарком продолжал гордо стоять на месте, словно бронзовый обелиск, готовый смело отстаивать свою честь. В глазах его читалось: “клевета”, а в мыслях: “проговорился Александрович...”
- Это даже не логично, – насмешливо парировал он. – Не для того я ровно год назад сделал Октябрь и не для того попасть в силки Керенского. А по вашей версии, я привёл РКП(б) к власти, чтобы через полгода низложить партию посредством убийства Мирбаха?