Страница 2 из 12
Депутаты Пестерев, Рогалин, Сидоренко не были «оппозицией», и каждый из них хорошо подумал, прежде чем ступить на тропу войны с администрацией. Но каждый понимал, что, если сейчас не устроить публичный протест, какую-то провокацию, болезненную для власти публичную акцию, ничего в родном Угорске не изменится.
Не флешмоб же им проводить в самом деле – шутили они между собой.
Депутаты длительное время вели переговоры с партиями, фракциями, группами, отдельными депутатами, представителями градообразующих предприятий, но все было тщетно: с ними формально соглашались, но им везде отказывали. Им еще предстояло обратиться с документами по отзыву на сессию и получить одобрение как минимум половины народных избранников, что было маловероятно. По процедуре отзыва далее следовал городской референдум, что тоже было сомнительно. Деньги на него просто не выделят. Если в ходе референдума по отзыву главы ЗАТО наберется более пятидесяти процентов голосов населения, тогда глава покинет свой пост. Депутаты понимали, что их начинания «собьют на взлете», вопрос не наберет на сессии даже положенного числа голосов. Но они делали эту бесполезную работу в надежде, что Государственная атомная корпорация обратит внимание на ситуацию в Угорске. Еще была вера в журналистов, в огласку ситуации. Молодые и наивные политики, они шли по ошибочному пути и изначально знали, что света в конце тоннеля нет. Надо было вызвать огонь на себя и уберечься от пули – такую непростую задачу поставили перед собой депутаты.
Глава 2
Очень запоминающаяся сессия
Угорск, наше время
Сессия горсовета началась в десять утра. Все двадцать угорских депутатов во главе с председателем были на своих местах. На сессии присутствовал и знатный гость – депутат Государственной думы Стас Вабузов. У него как раз по графику были встречи на территориях, поэтому он на территории и находился. Там, в Москве, им тоже надо знать, как живет Сибирь, особенно если это его депутатский округ.
Перед заседанием депутатов встречали пикетчики хлебозавода. На местном хлебозаводе неделю назад началась процедура банкротства. Начальник пресс-службы администрации Александр Греков фиксировал происходящее на камеру и кому-то громко докладывал:
– Стоят! С плакатами! Ничего не нарушают. Плакаты самые обычные: «Не дадим продавать хлебозавод! Верните зарплату! Ударникова – в отставку!»
Тот, кому Греков докладывал, видимо, был недоволен, поскольку бодрый доклад быстро закончился, и потом Греков только обреченно кивал.
Пикетчики отправились в зал с депутатами, обстановка медленно накалялась.
Глава администрации Угорска Яков Иванович Ударников, а подниматься на трибуну с информацией пришлось ему, ощущал нервозность и внутреннюю дрожь, всем своим организмом он чувствовал угрозу. Но утренние консультации и вся предшествующая работа не прошли бесследно, он точно знал, что в российском законодательстве есть лазы и лазейки, которые позволяют легко уйти от ответственности при банкротстве предприятия, при условии, конечно, что за дело возьмутся грамотные юристы. В администрации все продумывалось до мельчайших подробностей, от начала до конца исполняемой схемы: и то, что Арбитражный суд законодательно лишен права информировать органы внутренних дел, и то, что хлебозавод освободили от долговых обязательств, накачали финансами и поставили лояльного управляющего.
Журналист Наталья Петрова, которой досталось место в первых рядах зала, едва успевала фиксировать основные постулаты в речи Ударникова и готовилась к вопросам, которые обычно можно задать в перерыве, и не забывала общаться со Штерном.
– Ты начало отчета запиши, а там посмотрим.
Пока что в аудитории солировали депутаты, люди, которые всегда провозглашали, что защищают интересы народа. На самом деле городской депутат может нынче немного – бюджетом он не распоряжается, только голосует «за» или «против». Наказы избирателей – отремонтировать дворы, положить асфальт, сделать дорогу или детский городок – он выполнить не в состоянии, потому что на все требуются деньги. Вот и остаются наказы, собранные депутатом в период выборной кампании и аккуратно пылящиеся в папочке с надписью «Просьбы избирателей». Народные избранники пишут власти просительные письма, объясняют, пытаются защитить бюджет своего двора и выпросить денег. Просителей, как водится, у власти много, поэтому она сама выбирает, кому что дать. Власть реагирует на просьбы не всех депутатов, а только покладистых, которые поддерживают предложения мэрии. Неудобных и своенравных в этом составе совета было больше половины.
Сергей Пестерев под одобрительный гул пикетчиков задавал с места вопросы мэру.
– Прошу предоставить депутатам все документы по кредитной линии хлебозаводу.
– В этом есть необходимость? Предоставим. – Яков не сдавался.
– Какая задолженность на хлебозаводе по зарплате? – продолжал Пестерев.
На этот вопрос Ударников ответить не успел. Депутат Пестерев покачнулся, захрипел и упал на стол. Громко закричала помощница Кира, потом смолкла, будто ей засунули в рот кляп. Кто-то пытался делать Сергею искусственное дыхание, кто-то вызвал «Cкорую». Наташа подскочила к Пестереву и едва смогла, такими тугими показались пуговицы, расстегнуть на нем рубашку и развязать галстук. Она видела, что Сергей едва дышал, а его правая рука сжималась в конвульсии. Ее вдруг накрыло оцепенение, ноги стали ватными, не выпуская из рук блокнота, она не отрывала взгляда от его белой с голубыми прожилками руки.
Депутаты шумели: «Что такое? Где «Скорая»?!»
– Кира, что сказали – когда будет машина?
Наконец приехала машина «Cкорой помощи». Пожилая женщина-врач выглядела уставшей:
– Расступитесь, пожалуйста, граждане депутаты!
– Пульс прощупывается слабо, скорее всего это сердечный приступ. Более точная причина будет устанавливаться.
Она ввела лекарство, да так, что оно почти запенилось в шприце, хлюпнуло и плавно исчезло в руке Сергея.
– Носилки помогите в машину снести!
В обмороке, бледного, как лист бумаги, депутата быстро погрузили на каталку, и машина уехала. Депутат Госдумы Вабузов растерянно топтался в зале.
– Ну и сюрпризы преподносит родная территория!
Председатель поднялся на трибуну.
– Дальнейшую работу сессии считаю нецелесообразной. Ставим вопрос на голосование.
Сессию прервали, да и кому в голову придет обсуждать скандальное банкротство, когда депутаты просто падают на своем рабочем месте? Все грустно расходились, обсуждая случившееся. Пикетчики тоже затихли, зашуршали, сворачивая свою наглядную агитацию, и тихо удалились, так и не получив ответа по хлебозаводу. Остался доволен только Ударников.
«Сегодня пронесло, пролетело, а что будет завтра, посмотрим. Бог на твоей стороне», – говорил ему внутренний голос.
Депутат Рогалин недоумевал:
– Мы вместе шли на сессию, что могло вызвать приступ? Не понимаю. На сердце он никогда не жаловался! Пошли, журналистка, до больницы, – обратился он к Наталье.
– Да, конечно, Дмитрий, но для того, чтобы нам что-то в больнице сказали, должно пройти время. Сейчас никто с нами и говорить не будет.
– Пожуем – увидим. У нас там родственные прихваты имеются. Пошли!
Приемный покой напомнил Наташе телеграф. Находящиеся там люди звонили, быстро передвигались, что-то помечали на многочисленных бумажках непонятными кодами и говорили, говорили, словно передавали срочную информацию.
В приемном покое-телеграфе больных не было.
Дмитрий Рогалин позвонил, и через десять минут из стеклянной двери выскользнула симпатичная молодая женщина-врач.
– Дима, привет. Как мама? – Она явно была с ним хорошо знакома.
– Нормально, нормально. «Олечка Николавна», что наш депутат?
– Ой, Рогалин, дело ваше депутатское пахнет керосином. Мы уже сообщили в милицию. Отравление. Каким ядом, выясняем. Больной в тяжелом состоянии, в реанимации. Больше пока ничего сказать не могу.