Вход – Выход

Валерий Брусков

Вход — Выход

Вселенная знает, как будет лучше.

Рано или поздно она сведёт нас с нужными людьми и разведёт с ненужными.

Коростелёв повесил корабль в пространстве на расстоянии в десять километров от объекта, включив системы автоматического визуального захвата, и технического удержания.

— Вот мы тебя и поймали — заарканили, зайчик ты наш — побегайчик, — довольно сказал он, глядя на большой экран. — Пять лет назад тебя случайно обнаружила в поясе Койпера наша межпланетная станция «Плутон-4», летевшая дальше, сфотографировала, и сделала предварительные расчеты твоей орбиты. На Земле снимки посмотрели, и решили послать к тебе на разведку нас. Мы прилетели, но тебя в расчетном месте не оказалось, и тогда нам пришлось тебя искать целых три месяца. Нашли, красавчик! Теперь ты от нас уже никуда не денешься и не спрячешься! Ты у нас теперь под неусыпным надзором автоматики, и она будет реагировать на любое твоё неожиданное движение. Если только ты не захочешь удрать от нас со световой скоростью…

Коростелёв оттолкнулся от своего командирского кресла, взлетел к потолку рубки, зафиксировался в гамаке рядом с окулярами бортового телескопа, и навёл его на Объект, транслируя изображение на общий экран.

— Это куб белого цвета… — начал он комментировать свои наблюдения, одновременно записывая сказанное в память компьютера. — С гранью примерно в полтора километра шириной и высотой. Три кубических километра пространства с пока непонятным содержанием. Куб строго ориентирован на Солнце одной из своих граней, что говорит о рабочей автоматике, или, что тоже не исключено, действиях экипажа. Видны три грани: та, которая обращена на Солнце, и частично — две боковых. Две боковых светятся, находясь в тени, что намекает на самостоятельный источник излучения. Радиоволны от куба не отражаются, поэтому расстояние и размеры определяются с помощью триангуляции: куб — наш корабль — наш зонд — в километре от нас.

Коростелёв начал добавлять телескопу электронное увеличение.

— При большой кратности регистрируются подвижные гранулы на поверхности Объекта. Гранулы белые, с разделительными сероватыми прожилками. Температура поверхности куба — примерно сорок градусов по Цельсию в плюсе, что говорит о работе каких-то внутренних источников энергии.

Коростелёв вернулся в командирское кресло.

— На сегодня и пока — всё, — сказал он Поспелову. — Близкие исследования начнём завтра. Мы с тобой долго мотались в поисках, и последние трое суток спали урывками. Нужно хорошенько отдохнуть, чтобы ничего не напороть. Объявляю нам отпуск на двенадцать часов. Думаю, хватит нам этого времени на то, чтобы выспаться, а потом начнём самое важное и интересное.

— У нас есть пять зондов, — сказал Поспелов. — Как распределим их обязанности?

— Первый отправим к лицевой грани Объекта, ориентированной на Солнце. Если получится, проникнем внутрь куба. Мне почему-то кажется, что нет у него жёстких поверхностей — только их видимости. Запрограммируем зонд на три часа автономной работы. Если он не вернётся, отправим следующий уже в боковую грань. Если и он сгинет, пошлём третий зонд кубу в тыл. Но сначала облетим его первым же зондом со всех сторон, и снимем в деталях.

— А если безрезультатно потеряем все три зонда, что будем делать с оставшимися двумя? — намекнул Поспелов.

— Ну а что нам останется, кроме одного и того же? Три двери закрыты, попробуем вломиться ещё в две…

— При пяти неудачах останется последняя грань, шестая. А если парадная дверь — именно там?..

— Тогда у нас останется чисто принципиальная вещь.

— Лезть туда самим?..

— Мы с тобой что, камикадзе?!. — возмутился Коростелёв. — Дверь приличная — больше километра — наш корабль пролезет сквозь неё играючи, но зачем же самоубиваться?..

— Я про тебя и меня… Поштучно…

— Ещё чего! Нас никто не уполномочивал на такие гибельные авантюры! У нас на борту есть андроиды из служебного персонала, чем это не зонды? В открытом космосе они работать способны, наделены сносными органами зрения, и радиопередатчиками. Швырнём туда одного, и если с ним случится то же, что и с его предшественниками, мы будем знать, что тупо в куб не проникнуть, и нужны какие-то другие подходы. Это ведь тоже — результат для Земли. Они там ждут от нас любых — и положительных, и отрицательных. Что-нибудь нам посоветуют, или прикажут галопом лететь обратно, чтобы прислать сюда уже другую команду, посерьёзнее оснащённую. Мы с тобой — всего лишь разведка. Я первоначально не очень-то верил в успех нашей миссии. «Плутон-4» делал снимки издалека, они получились не очень разборчивые и чёткие. Это могли быть блики от ледяной глыбы. Это мог быть дефект оптики. Это мог быть сбой электроники. Вспомни, прежде чем послать нас, мнения смещались то в плюс, то в минус. А мы с тобой подтвердили самые смелые гипотезы. На ближних границах Солнечной системы присутствует явно чужой аппарат, если вообще не корабль. Земля в срочном порядке скинется финансово всем миром, и через два года здесь будет целая армада кораблей с толпой учёных из всех возможных областей.

— На что, по-твоему, это похоже более всего? — задумчиво спросил Поспелов.

— Да на что угодно! Первоначально. А когда начинаешь анализировать, выпадает то, что не очень вписывается в схему, и остаётся лишь более чёткое логически. Корабль — это сложно. С момента его обнаружения и до нашего прилёта сюда прошли годы. А сколько этих лет было до станции «Плутон-4»? Зачем пилотируемому кораблю так долго торчать на задворках чужой системы? Хотя у кого-то и в этом может быть определённый резон, если по системе разбросаны их наблюдатели. Но, исходя из нашей логики, это должен быть автомат. Висит тут хоть столетия, и наблюдает. А теперь мы начнём наблюдения за ним. В ближайшее время…

— Тогда я пошёл высыпаться, — сказал Поспелов, посмотрев на экран. — У меня уже чешутся руки, а у наших зондов — манипуляторы.

— Иди, а я вздремну прямо здесь, — сказа Коростелёв. — Для подстраховки. Чтобы не мчаться сюда сломя голову, если этот правильный гексаэдр вздумает что-то вытворить…

…— До условной поверхности объекта — около ста метров, — сказал Поспелов, следивший за зондом по приборам. — Скорость сближения — почти нулевая.

— Та же сероватая светящаяся муть на подсолнечной стороне куба, с подвижными гранулами размером сантиметров в двадцать — каждая, — прокомментировал Коростелёв, смотревший в телескоп.

— Идём дальше?..

— А ты предлагаешь остановиться? На чём?..

— Нет, я всего лишь оценил уже пройденный этап.

— Тогда начинаем облёт.

Кратковременно включая малые корректирующие двигатели, зонд стал на безопасном расстоянии облетать куб.

Оба космонавта молча смотрели, пока зонд обозревает Объект сначала по оси, направленной на Солнца, а потом — и по поперечной.

— Он везде одинаков, — сказал, наконец, Поспелов. — Светящиеся гранулированные грани…

— Тогда возвращаемся к передней и пробуем сближаться.

Зонд послушно вернулся к первоначальному своему местопребыванию напротив куба, и завис над его условно передней гранью всего в десятке метров от её такой же условной поверхности.

— Медленно, но вперёд… — скомандовал Коростелёв.

— Двинулись… Пять метров… Два метра… Метр…

…Связь с зондом прервалась резко, одновременно с моментом его якобы контакта с кубом.

— Мы влетели внутрь?.. — спросил Поспелов.

— Было что-то другое… — сказал Коростелёв. — При контакте с Объектом, зонд просто исчез. С его скоростью и размерами он должен был внедряться в куб несколько секунд, но мне в телескоп чётко было видно, что аппарат исчез сразу после контакта…