Страница 1 из 19
Мотя, скайтерьер (при участии писателя Семена Ласкина)
Повесть о семье Дырочкиных
Саня Дырочкин (при участии школьника Саши Ласкина). Короткое вступление
Хочу предупредить, что это будет грустная история. Веселые я не люблю.
Да и сами-то посудите, чего хорошего в веселой истории? Послушал, посмеялся, забыл. А вот грустная…
Бывает, слушаешь настоящую грустную историю и тело твое становится как бы невесомым, расслабленным. Голова покоится на лапах, глаза полузакрыты, а уши… Впрочем, в такие минуты разве уследишь стоят ли уши?
Итак, попробую начать.
Правда, попробуйте-ка начать, когда столько еще нужно рассказать перед началом.
Кто есть кто?
Я, к примеру, собака, скайтерьер. Клянусь, что многие еще не знают нашей породы. Скайтерьеры редки. Их куда меньше, чем бульдогов, овчарок или болонок.
И все же, если вы на прогулке случайно встретите невысокую (до двадцати пяти сантиметров) собаку с большой квадратной, очень умной головой, собаку, вытянутую от кончика хвоста до кончика носа более чем на метр, с длинной, до полу, почти голубой шерстью, то вы сразу узнаете скайтерьера.
Без лишней скромности должна заявить, что произвожу огромное впечатление с первого взгляда. Люди останавливаются, как вкопанные, почти столбенеют, начинают бормотать слова восхищения. Таких большинство. К сожалению, человечество не однородно. Есть и такие, кто способен ранить меня словом. Каких только оскорблений я не слышала за свою короткую жизнь. И пылесос! И полотер! И сороконожка! И смесь швабры с крокодилом! Один нашел, что я похожа на морского окуня, и это только потому, что у меня большая голова. Кстати, у него тоже голова не маленькая, однако я совсем не считаю, что он похож на лошадь.
Теперь о некоторых неточных данных в собачьих справочниках.
Кое-где обо мне написано, что я злобная, охотничья собака, промышляющая ловлей лис и выдр. Чушь! За свою жизнь я еще никого не поймала и даже не знаю, кого нужно было ловить. Вот мячик я ловить люблю, и шайбу у мальчишек ловить люблю, и самих мальчишек ловить люблю, если они меня об этом просят.
Не было еще во дворе такого мальчишки, у которого я бы не отбирала шайбы. Это, конечно, если не считать среди них моего Санечки, у которого я шайбы отобрать никак не могла, и только потому, что мой Санечка этой самой шайбы еще в руках не держал и даже не нюхал.
Дело в том, что мой Санечка предпочитает умственные занятия, книжки или газеты самые разные, потому что он у нас и есть умственный человек.
Кстати, книжки Саня читает любые, с картинками и совсем без картинок, что только в руки ему попадется, а вот газеты он берет с выбором. К примеру «Медицинскую газету», которую выписывает Ольга Алексеевна, Саня читает не всю, а только выбирает в ней самое интересное, скажем, о долголетии.
Вначале меня эта Саничкина книжность очень уж раздражала, и я при случае обязательно то одну его книжечку, то другую бывало пожую, но теперь на это дело хвостом махнула. Пускай его! Лишь бы гулять со мной не забывал выходить. (Но об этом позже.)
Скажу сразу, что особых событий в моем рассказе не будет, потому что я решила писать голую правду. Жизнь, как известно, не приключение. Жизнь есть жизнь.
Вот уже около года я живу в семье Дырочкиных и себя от них не отделяю. Их радости — мои радости, их беды — увы! — мои беды.
Живем мы в трехкомнатной квартире и коридоре.
Санечка имеет личный письменный стол и кровать в спальне. У Ольги Алексеевы (о ней позже) тоже есть стол, но он на кухне. Борис Борисыч (о нем тоже позже) как умственный человек, располагает целым кабинетом, там он спит и там же работает.
Коридор мой. Около двери стоит моя кровать, место прохладное, вполне приличное. Конечно, идеальным его не назовешь, но есть одно преимущество: из коридора мне видно всех Дырочкиных, поэтому и напрягаться не нужно, чтобы быть в курсе событий.
У всех нас имеются определенные обязанности.
Санечка, к примеру, обязан сразу же после школы погулять со мной.
Я обязана дождаться Санечку, сколько бы он ни задерживался.
У Ольги Алексеевны так много обязанностей, что я прошу для них отдельную главу.
Борис Борисыч загружен по дому меньше всех (если не считать мусора, который он сам взялся выносить), но у него обязанности перед сотнями тысяч телезрителей (об этом еще будет сказано).
Одним словом, когда все помнят о своих обязанностях, то покой в семье полный.
Да! Кроме обязанностей, у каждого из нас есть хобби.
Объясняю. Хобби — это страсть, увлечение, собирательство.
Ольга Алексеевна, к примеру, время от времени покупает медицинские книги и даже читает их. Так она отдыхает.
Борис Борисыч любит выстричь рецензию из газетки про своих знакомых писателей. Прочтет, повздыхает в отдельных случаях, скажет: «Хорошо отстегали беднягу, жаль парня», а потом аккуратно вырежет квадратик и спрячет.
Санечкино хобби мне тоже известно. Он стихи пишет. Правда, последние мне не попадались, стал скрывать. А вот раньше я их находила — бросал по всей комнате (см. приложение к этой книге).
Для себя хобби я долго придумать не могла. Как-то решила собирать кости, но Ольга Алексеевна сразу же выволокла их из-под кровати и вышвырнула в ведро.
Тогда я размыслила иначе. Раз в нашем доме большинство пишет, то отчего же и мне не примкнуть к большинству. Конечно, я бы могла стишок написать, такое со мной уже случалось, но это дело не оригинальное, скажут: слизала с Санечки.
И тут мне в голову ударила гениальная мысль: летопись! Я даже залаяла от восторга и стала свой хвост ловить. Именно, летопись! История! Записки о семье Дырочкиных!
Никто, клянусь, никто кроме меня, такое выдюжить не способен.
Глава первая. Имя
Итак, пора представиться. Мое имя — Жмотика.
Странно?
Пожалуй.
Какое-то время я и сама так считала, но теперь мне это необычное слово нравится.
Имя мое имеет свою короткую историю, попробую рассказать.
Дело в том, что каждое новое поколение щенков моих родителей называли на какую-то новую букву. Самых старших на «А». Это были здравствующие теперь Агрегат, Атос, Атеросклероз и другие красавцы. Потом пошли на «Б»: Буцефал, Бабетта… На «В»: Верона, Валокордина, Ватрушка… Были и на «Г», и на «Д» и на «Е».
Я родилась на трудную и редкую букву — «Ж».
Говорят, когда меня принесли домой, то несколько дней все ходили чрезвычайно озабоченными. И не только родные, но и все друзья Бориса Борисыча и Ольги Алексеевны.
— Жоржета! — говорила они друг другу и смотрели в глаза, ожидая участия и поддержки.
— Нет, — возражали другие. — Это слишком торжественно и тяжело.
— Женевьева, Женева, Жерминаль, — подряд выкрикивали другие. Но Ольга Алексеевна сомневалась.
Потом приходили Саничкины друзья. Оказывается, и они решили сделать ряд предложений.
— Ее можно назвать Ждунька, — говорил кто-то их них. — А коротко — Дунька.
— Нет, — отчего-то не соглашалась Ольга Алексеевна.
— Тогда, Жручка? А коротко — Ручка.
— Нет, — упорствовала Ольга Алексеевна.
— Может, Жулька? А коротко — Жулик?
— Что вы, — вздыхала Ольга Алексеевна.
— Нужно, чтобы решила сама собака, — однажды заявили гости.
— Как же?
— А так.
И они написали все имена на бумажках, бумажки скатали в трубки, трубки кинули в шапку, там перемешали и высыпали на пол.
Потом Санечка достал меня из-под батареи и шепнул:
— Ищи, псинка!
И я стала искать. Говорят, я долго обнюхивала бумаги, но они не пахли. Это меня разозлило. И схватила зубами сразу три штуки.
— Жмота! — первый закричал Саня. — Жмота!
— Я возражаю, — сказал Борис Борисыч. — Разве это достойное имя для такой собаки.
— Но это имя мы можем облагородить, — вмешался Валерий Карамзин, друг Бориса Борисыча. — Собака может стать Жмотикой, а коротко ее зовите Тика.