Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 37

Она замолчала. Класс сидел тихо.

А во мне словно бы продолжал звенеть ручей, вода в нём бежала быстро, завихряясь у камней, подпрыгивала, переливалась на солнце, искрилась. Целые стада рыбёшек разлетались в разные стороны от моей протянутой руки.

Я вдруг подумал; «Ну, зачем было сочинять новое, когда есть столько замечательного старого?!» Но Галина Ивановна опять прервала мои мысли, вызвав на этот раз Татку Бойцову.

— А тебе, Наташа, стихотворение понравилось? — спросила она.

— В нём столько музыки! — воскликнула Татка, и все засмеялись, потому что Татка у нас выдающийся музыкант и ей всюду чудится музыка.

Галина Ивановна даже не улыбнулась, Таткин ответ, оказывается, её вполне убедил.

— Да, — подтвердила она. — Настоящие стихи — обязательно музыка, Наташа права. А написал их Александр Сергеевич…

— Пушкин, — хором догадался класс.

Галина Ивановна подождала, когда мы успокоимся, и спросила, кто ещё хочет прочесть своё сочинение?

— У меня тоже стихи, — сказала Майка Шистикова.

Честно сказать, я её чуточку пожалел: сразу после Пушкина выступать неловко, но Майка не смущалась и тут же начала:

Стихи понравились. А с Пушкиным даже сравнивать не стали.

Потом вызвали Татку. Её стихотворение было очень простым, и я без всякого труда его запомнил.

Таткины стихи были весёлыми, звонкими, понятными всем.

— Как бы назвать Наташино стихотворение? — спросила Галина Ивановна.

— Весенняя песня! — предложила Татка.

— Хорошо, — согласилась Галина Ивановна и поставила поэтам по пятёрке.

На улице мы все же поспорили, чье сочинение самое лучшее.

— Моё самое точное, — сказала Люська.

— Нет, — сразу же заспорил Севка. — Самое точное — моё, а самое лучшее — Санино.

Люська возмутилась:

— Твой Дыркин вообще ничего не написал!

— Это он на бумаге ничего не написал. А в мыслях?! — спросил Севка.

Люська приложила Севку портфелем. Мы тут же бросились догонять Люську — только разве её догонишь?!

Удалиха влетела в парадное, щёлкнула задвижкой, показала через стекло свой длинный язык.

Пришлось от неё отступиться. Тогда мы с Севкой понеслись друг за другом, размахивая портфелями.

Счёт был два — один в мою пользу. Это означало: я саданул Севку портфелем два раза, он меня — один раз.

— Мир?! — предложил Севка, слегка задыхаясь и чувствуя своё поражение.

— Мир и дружба! — согласился я.

— Кто бы стал спорить, — сказал Севка, — но только не я.

Мы пошли рядом.

Солнышко сегодня словно забыло скрыться, серебрило лучами белёную пожарную каланчу, самое старинное здание улицы. Небо казалось глубоким и пронзительно синим.

Правее за пустырём начиналась стройка. Вернее, бывшая стройка. Потому что уже месяц рядом с нашим домом за забором возвышался новый прекрасный дом с высокой торжественной аркой и огромными окнами на первом этаже. Люди посматривали на стройку и гадали, что же внизу будет: магазин или столовая?

Раньше мы с Севкой не решались за загородку лезть, но теперь, когда с фасада снимали леса, очень захотелось посмотреть дом поближе.

Мы раздвинули доски в заборе.

Вдалеке, за аркой, бульдозер крутится, подгребает строительный мусор, перекидывает в порожний грузовик. Поближе к нам штабеля досок, металлические конструкции для лесов, кучи неубранного цемента.





— Полезем? — сказал Севка.

Я сомневался.

— Вечно трусишь! — упрекнул он меня. — «Туда нельзя, здесь осторожно!» — Байкин припал к забору, начал наблюдение. — Все делом заняты, на нас и внимания не обратят.

И юркнул в дыру.

Я постоял немного, но тоже не выдержал, полез в щель вслед за Севкой.

Не успели мы закончить короткую перебежку по открытой местности, как кто-то крепко ухватил меня за рукав.

— Ку-да?!

Я застыл. Немолодой человек, лет двадцати пяти, в строительной каске хмуро глядел на нас.

— Не видите — стройка! Ударит доской, тогда поздно будет объяснять, куда можно лазить, а куда — нельзя. Наверное, уже пятиклассники, а поступаете, как маленькие!

Уточнять возраст не захотелось: к чему человека разочаровывать?! Полезли назад.

— Солидно выглядим! — гордо сказал Севка. — Меньше пятого класса не дают. Если бы я один был, то мог бы и за шестиклассника сойти, давай спорить?

Моё молчание он оценил как согласие.

— Пошли вдоль забора, Саня. Быстрее к Неве выйдем.

Вообще-то мне пора было домой возвращаться, но я возражать не стал: до реки близко, много времени не потеряем.

Красота на Неве необыкновенная! Река вскрылась, над широкой полыньёй поднимался густой пар. Солнце едва видно: от пара-тумана оно казалось не огненным, не жёлтым, а белёсым, — на такое можно хоть, целый час смотреть.

Туман колебался, словно его раскачивала невидимая рука.

— Сюда! Скорее! — кто-то кричал невдалеке, и я не сразу понял, что это зовут нас.

Но Севка уже мчался по ступенькам гранитного причала, легко спрыгнул на кромку берега, побежал по камням.

Пришлось догонять.

На берегу я увидел дядьку, он махал руками, торопил нас.

— Тонет! Помогите! — звал дядька.

Сердце у меня сжалось и перекатилось в живот. Я ещё не понимал, кто тонет, но ноги сами несли меня по грязи, по кучам лежалого снега, по камням на берегу.

Кто же тонет? На бегу я глазами искал тонущего.

Лёд на Неве был неровный, с большими трещинами, в отдельных местах льдины успели наползти друг на друга. Между этими высокими острозубыми кучами чернела вода. И тут сравнительно недалеко от берега мой взгляд внезапно наткнулся на маленький барахтающийся комочек. Я увидел намокшую жиденькую собачью бородёнку, а затем услышал жалобное повизгивание.

— Тонет! — повторял дядька. — Ребятки, как её вытащить?!

От дядьки так пахнуло вином, что я невольно отвернул голову. Наверное, собака и сиганула в полынью от такого противного запаха.

Дядька схватил меня за рукав, крикнул:

— Что медлите?! Вы вдвоём легче меня одного!

Но я и без него думал, как спасти собаку?! Шагнул на лёд и сразу почувствовал: тону! Да и какой лёд в середине марта?!

— Что же нам делать, что делать?! — волновался дядька. — Может, ты легче?! — Это он Севке сказал, будто не видел, что Байкин тяжелее меня вдвое. — У меня Фенька не простой пёс, а породистый, фокстерьер.

Севка ногу на лёд поставил и, конечно, сразу же стал погружаться.

Я даже от ужаса заорал на него:

— Да если меня лёд не выдерживает, как он тебя выдержать сможет?!

А фоксик крутится около кромки и как только лапой за льдину зацепится, так льдина под водой исчезает, опять приходится псу барахтаться.

Мои ноги будто бы к земле приросли, ничего толкового в голову не приходит.