Страница 9 из 29
— О нет! Слишком болтлив и без всякой претензии на глубокий ум. Его можно использовать скорее как осведомителя, и притом самого дешевого. Такие господа — обычно ценные работники шпионажа, подсобники, вернее. Они искренне и бескорыстно болтают то, за что другие берут гонорары. Но они и опасны тем, кто их эксплуатирует. Им ведь все равно — кому болтать и о ком, — сказал я, вспоминая наши беседы с Марухиным.
— Это верно. С такими надо держать язык за зубами, — согласилась Залькевич и, пожелав покойной ночи, задернула драпри ниши, где стояла ее кровать.
Погасив свет, я долго всматривался в обрамленный окном голубовато-серебристый клочок неба.
«Знаем офицера Пермана, кто он? — вспомнил я строку из предписания «начоперотдела». — Что означает их «знаем»? — подумал я. — Арестован ли он уже и сидит в погребах на Лубянке и теперь надо лишь установить право на бессудную казнь? Или шпион ССФСР, шпион, в деятельности которого что-то неладно? Кличка, имя или фамилия — «Перман»?»
И тут же предстала перед взором наглая физиономия Розенталя:
«А чего вы его учите… Не маленький!»
VI
У Арцола меня ожидали сундуки и чемоданы с вещами «жены» и моими.
Они были ночью доставлены из торгпредства.
Портной помог мне уложить их в такси, и «московские» подарки покатили в Мункснес. Дома, раскрывая чемоданы, я заметил над крышками обломки сургучных печатей.
На одном месте сохранилось:
«…ностранных дел».
Все вещи были в полной сохранности. К каждому дорожному сундуку была приложена опись, подписанная, понятно, неразборчиво.
Описи я сжег и уничтожил с чемоданов остатки печатей Народного комиссариата иностранных дел.
Какая предупредительность — на моей шубе был новый бобровый воротник. Но надеть ее в эту зиму я не рискнул: кто знает — найдется ее владелец и задержит еще на улице с краденой вещью.
«Жена» предложила продать свое манто. Она категорически отказалась носить платья какой-нибудь расстрелянной дамы.
В одно утро подарки ВЧК были нами проданы скупщику-татарину за шесть тысяч марок и осчастливленной Сайме достался воротник серебристого песца.
Тринадцатого января я сдал Фишману для отсылки по назначению сводку добытых сведений, первый доклад информатора, составленный по «данным» легкомысленного Марухина.
Оставалось еще собрать сведения по заданию.
Марухин и тут оказал мне услугу.
Вечером, при помощи лупы, я зашифровал химическими чернилами лист шелковой бумаги:
«Перман морской офицер, спиртовой спекулянт, собранным сведениям выбыл Ревель. Собираю данные. Бойс начразведки отставке англичане работают генштабом. Белые Выборге благотворительные организации во главе профессор Цейдлер. Имя сообщу. Колонеля нет район. Генерал запрашиваемой группы Париж временно. Осложнение работе подробно шифром. Марат. Павлоновскому Ягода копия Лифшиц. 498981989».
Сложил аккуратно донесение в пустую облатку, откуда высыпал аспирин, и спрятал в жилетный карман.
Вечером вызвал «фрекен» и назначил свидание Розенталю в кабинете ресторана «Альпы» — за городом.
Розенталь прибыл какой-то расстроенный и недовольный.
Рассеянно выслушал мой доклад и, получив облатку, небрежно положил в бумажник.
— Составляйте для меня подробный список эмигрантов военных и общественных деятелей — адреса очень важны.
Можете подыскивать агентов, ну пять или шесть предателей необходимо для вашей работы. От трех до пяти тысяч марок, в зависимости от сведений, можете платить. Меня вызывайте только по пятницам от 7 до 9 вечера. Кто этот тип, с кем вас видели наши в ресторане? — торжественно произнес Розенталь и взглянул на нас.
— Это пресимпатичный парень, — ответил я.
— Русский? Знает что-нибудь или только пьет за наш счет? — бросил подозрительно резидент.
— Пригодится. Он свой человек в русском комитете, — заступился я за «приятеля».
— Используйте его. Купить можно? Попробуйте. Предлагаю вам познакомиться с неким Игельстремом. Младшим. Мы субсидируем газету «надпартийную». Хлопают деньги, а толку ни шиша. Пощупайте и самого издателя. Препротивная рожа. Еще что? Ах да, обратите внимание на деятельность нашего юрисконсульта Горчакова. Фотографию его я захватил. Мы подозреваем его во взяточничестве, — предписывал Розенталь, роясь в бумажнике.
Я взглянул на хмурую, бритую физиономию советского юрисконсульта. Возвращая резиденту фотографию, я заметил заложенную в отделении бумажника кипу долларов.
Он повертел между пальцами золотое стило и, задумчиво взглянув в угол кабинета, зевнул.
— Всю ночь в «очко» дулись, — пробормотал Розенталь устало и ухмыльнулся, — скука тут… не то что в Берлине было.
По счету заплатил он, швырнув лакею сто марок на чай. Первым вышел, оглянулся по сторонам и сел в автомобиль. В передней я натолкнулся на Марухина, входившего с какой-то дебелой дамой в ресторан.
Он любезно снял котелок и оскалил ряд белых зубов:
— Одни?
— Как видите, — ответил я, овладев собой.
«Хорошо, что Розенталь вышел один, — подумал я, — кто его знает этого «артиста»».
— Итак, на балу увидимся! — воскликнул Марухин и важно сбросил шубу на руки швейцара.
— Да, мой друг.
По тропинке я прошел к стоянке такси.
Выбрал закрытую машину и поехал к себе с постоянной тревогой на сердце.
VII
— Нам надо установить в ближайшее время ленинградских буржуев, получающих письма нелегальным путем. Понятно, иностранные миссии пересылают все, что им выгодно, но, помимо них, работают какие-то тайные доставщики, — сказал Фишман, маникюря ногти моим перочинным ножом.
— Как же к этому приступить? — спросил я.
— По примеру прежних лет. У нас была в прошлом году одна дама в Териоках, она брала письма с «оказиями» от русской эмиграции и доставляла адресатам. Точно и быстро. Наше дело было перлюстрировать и передавать по назначению. И немало «теплых дел» образовалось таким образом. Белые поймали нашего курьера на границе с письмами из России. Дамочку сцапали. Финн выдал ее, что ли, — ответил Фишман угрюмо взглянув на меня.
— Вашу супругу пустить бы в оборот! Как вы на это смотрите, товарищ? — спросил Фишман, пристально взглянув на меня.
— Не пригодна товарищ Залькевич для этой работы: ее бесполезно послать в Териоки и заменить ту даму, которая работала там по оказиям. Она не владеет финским языком или шведским, никому не известна там, и, вообще, направлять какого-то агента в «прифронтовой» район сейчас опасно и, главное, бесцельно. По-моему, надо найти среди живущих там кого-нибудь, — ответил я Фишману.
— Тогда надо организовать это дело через посредство выборгского уполномоченного. Хорошо, я поговорю с товарищем Розенталем по этому поводу. Что же делает теперь товарищ Залькевич? — спросил Фишман резко и сухо и, видимо, недовольный моим ответом.
— Она работает по собиранию сведений о проживающих тут эмигрантах, — поспешно ответил я.
— Французским языком хорошо владеет? — спросил Фишман, рассматривая ногти.
— Отлично, а что?
— Интересное дело, товарищ. Командируйте-ка ее в Гранкулла. Это недалеко отсюда. Там в первоклассной санатории живет бывший великий князь Кирилл Владимирович. Надо выяснить его окружение. Ей это нетрудно. Приедет туда — я закажу по телефону на имя баронессы Толь номер, и баста! Как ей играть роль баронессы — нам с вами не учить. По нашим сведениям, князь любить сыграть в карты в салоне санатории… При удобном случае и она примет участие. Проиграет, если нужно, не так ли? Впрочем, мы дадим ей другое имя. Баронесса Толь небезопасно, пожалуй. Князь может знать настоящую. Лучше дадим ей чисто финскую фамилию. Все равно документы там не спрашивают. Пусть она превратится в жену какого-нибудь финского адвоката или инженера. Пару чемоданов с ее туалетами мы перешлем в Або, что ли. Багажом перешлет наш агент в Гранкулла, а там портье привезет с вокзала. Из Або будет ее «муж» посылать ей письма, телеграммы, а главное, открытки — чтобы все, кому это интересно, могли читать. Хэ-хэ-хэ, — произнес увлекшийся планом обработки великого князя Фишман.