Страница 39 из 45
Сегодняшняя запись — третья по счету, но это кажется мне глупым. Не знаю, делала ли я что-то подобное до того, как потеряла память. Если да, то нравилось ли мне это? Потому что сейчас это кажется немного нелепым.
Мистер Шейн так же настоял на том, чтобы я записывала свои сны. Это... стало для меня слегка проблематичным заданием. Во-первых, все, что я записываю , непосредственно попадает в руки моему психотерапевту. Во-вторых, — и это главная причина, — все сны, которые я вижу, включают в себя меня, Росса и умопомрачительный секс.
Поэтому я сказала мистеру Шейну, что не вижу снов.
Вообще. Никаких снов. Никаких розовых пони, сладких единорогов. Совсем ничего.
Конечно, доктор отнесся достаточно скептически к такому моему заявлению. Попросту говоря, я сомневаюсь, что он поверил мне.
Наши беседы сводятся к тому, что он заставляет вспоминать то, что я вспомнить не в силах. Я не знаю, какой силы был удар, но из головы словно все вытрясли, запихнув в нее странные образы и представления, связанные с одним человеком. И я никак не могу перестать думать о нем.
Наверное, нужно это сделать.
А на чем тогда сконцентрироваться? На том, что я осталась жива, а другая девчонка отправилась на тот свет? Мы не должны были быть на этой вечеринке. Мы все. Мы должны были сидеть дома, смотреть какую-нибудь жуткую французскую комедию и поедать мороженое. Тогда бы никто не погиб. Она, возможно, прожила бы долгую жизнь. Сколько людей умерло из-за проклятых вечеринок?
Я захлопываю блокнот в кожаном переплете и растягиваюсь поперек кровати. Красочные сны просачиваются в сознание, заполняя его.
Все, что есть в моей жизни «после » от Росса — поцелуй в больнице. Но с тех пор прошло много времени, и я начинаю ловить себя на мысли, что выдумала его. И сновидения с участием Росса — лишь часть игры моего бурно разыгравшегося воображения.
Скучаю ли я?
Да. Да. Я скучаю. Я очень хочу увидеть темноволосого красавца и поговорить с ним. У меня накопилось столько вопросов!
У меня так же есть много чего, что я хочу сказать ему, однако я просто обязана воздержаться, иначе спугну его. Я даже не знаю, какой он человек. Вдруг жуткий бабник? Или гей?.. Господи! Я поцеловала его! А вдруг он гей?! Ведь никто мне не сможет сказать с абсолютной точностью, что сцены секса в моем подсознании были когда-то реальны? Это просто мои выдумки... Возможно. Но если я полюбила его однажды, значит, у нас что-то было. Логично? Нет. У многих девчонок есть чувства к парням, с которыми те даже не целовались.
Так что мне в каком-то смысле даже повезло.
Папа без стука отворяет дверь в мою комнату, его голова показывается в проеме.
— Детка, привет, — с теплотой здоровается он.
Беспокоится за меня целый день. Я растягиваю губы в притворной улыбке.
— Привет. Все хорошо, не переживай за меня.
Он заходит в спальню, уже оделся в официальный костюм — рабочий дресс-код.
— Ты же знаешь, что это невозможно, — комментирует папа, засунув ладони в карманы своих брюк.
— Мне бы хотелось, — отвечаю я, устраиваясь на боку.
— Ты должна больше отдыхать.
— Папа...
— Пожалуйста, старайся больше лежать, а лучше поспи.
— Ну, пап...
Он вздыхает, кивнув головой.
— Знаю, что я тебе уже надоел.
Его слова заставляют меня улыбнуться шире.
— Нет, ни в коем случае. Просто тебе стоит уйти на работу, а мне — заняться своими делами.
— Которые не подразумевают выход из дома, так ведь?
— Да, верно, — я киваю.
Он мнется какое-то время, неуверенно оглядывая мою комнату, словно никогда прежде не заходил сюда, и в конце, когда его грустный взгляд впалых глаз возвращается к моему лицу, шумно вздыхает.
— Я знаю, что ты хочешь вернуться к прежней жизни как можно скорее, но, прошу тебя, прояви терпение. Ты чудом выжила в таком ужасом происшествии , и... — он глотает, опуская голову. Делает глубокий вдох. — Твое лечение должно закончиться успехом.
Я безрадостно соглашаюсь с ним.
— Я понимаю.
— Это хорошо, малышка. Я рад, — папа натягивает на лицо улыбку. — Сегодня я завезу документы о прошении академического отпуска в колледж.
Мое настроение окончательно падает к нулю.
— Да.
Чувствую себя отвратительно. От нахлынувшего стыда к моим щекам приливает кровь, и я открываю рот, задыхаясь от удушающей безвыходности.
Целый год... Я пропущу целый год. Когда как все мои ровесники станут второкурсниками, я по-прежнему буду в самом начале бесконечно долгого пути.
Отец целует меня в лоб, касаясь рукой спины, прощается и уходит, оставляя меня с моими взволнованными мыслями наедине. Я сокрушаюсь над тем, что теперь мне придется пережить. Авария — это не все. Что хуже — восстановительный этап. Воспоминания, по отзывам врачей, будут возвращаться постепенно, я только надеюсь, что мне не придется слишком долго ждать.
Погоревать, как следует, над своей несчастной судьбой у меня не получается, потому как в дверь звонят. И первое, о чем я думаю, вставая с постели, — это то, что, возможно, пришел Росс. Воодушевившись этой идеей, я практически лечу по лестнице вниз, не ощущая особой боли в теле, которая не покидала меня несколько дней.
Но, к сожалению, на пороге стоит не Росс, когда я открываю. Блин. Это Синтия. И она выглядит хреново. Вместо приветствия девушка говорит то, что папа не одобрил бы:
— Не хочешь выпить?
***
Я не успеваю заметить, как сумерки поглощают Дайморт-Бич. Ведь совсем недавно было утро... или все-таки давно?
Синтия привела меня к трибунам футбольного поля колледжа Святой Марии. Она прихватила с собой бутылку водки, и мы осушили уже половину. Но принятого количества хватило, чтобы темно-свинцовое небо медленно кружилось в моих глазах.
Врач настоятельно рекомендовал мне забыть обо всем, что содержит градус, на ближайшие полгода.
Но я и Синтия вспоминаем о Лоре. Лежа на скамейках, мы плачем, пытаясь заглушить эту тупую, засевшую очень глубоко внутри боль.
— Это нехорошо, — спустя минуты долгого молчания вдруг изрекает девушка.
Она машет рукой в воздухе, и кажется, будто, ей хочется поймать пальцами звезды.
— Что именно? — повернув к ней голову, говорю я.
Я вижу, как она сглатывает. Ей больно говорить. Я знаю, что разговор снова пойдет о Лоре, я готова к этому, хоть и слезы на моих щеках еще не высохли.
— Все, что происходит сейчас. У тебя внутри нет никакого плохого ощущения?
Когда я не отвечаю, Синтия грустно усмехается.
— Прости. Ты пережила больше, чем я. Я ни в коем случае не виню тебя в том, что ты осталась жива.
Вообще-то, пока она не сказала мне об этом, я даже не задумывалась на этот счет. Однако теперь...
— И все же, — продолжает девушка, — смерть Лоры не при чем. Вот здесь, — ее ладонь ложится на грудь — то самое место, где находится душа у людей, если верить религиозным людям. — Здесь у меня все гудит в какой-то тревоге. — Она поворачивает ко мне свое лицо с яркими от алкоголя глазами. — Близится что-то плохое, Джейн.
Я не хочу ее обижать, поэтому не говорю, что просто считаю, что она слишком много выпила. Менять тему в данном случае тоже не будет приличным.
— Иногда у меня складывается такое ощущение, — Синтия делает глоток из бутылки, — будто здесь что-то творится. Что-то очень, очень и очень странное. Дайморт-Бич жуткий городок. Я здесь родилась и привыкла к тому, что иногда происходит что-то неподдающееся здравым объяснениям.
— Странные вещи? — я смеюсь, стирая с лица слезы.
— Да. Клянусь!
— Например?
— Например, Гарнеры, — с энтузиазмом начинает Синтия, сокращая между нами расстояние до согнутой в локте руки. — Самая странная семейка, которую я когда-либо встречала. Анна Гарнер учится вместе с нами. Она третьекурсница.
— Анна, — я смакую это имя, пробуя на вкус и ощущая знакомые оттенки.
— Мне нравится, как это звучит, — напившись водки, я глупо смеюсь. — Анна. Тебе нравится?