Страница 4 из 20
– Обещай, мальчик.
– Я… постараюсь, – выдавил из себя Назар. – Но убить не смогу.
– Сделай! – с нажимом произнес старик.
Назар кивнул соглашаясь.
– Вот и хорошо. – Про себя же Ернар подумал:
«Он не опустит руки, не поддастся отчаянию. Он обещал, это будет подталкивать его вперед – данное обещание».
Наутро, не поддавшись на уговоры Ернара – остаться, чтобы восстановить здоровье, – Назар решил идти на поиски, просто следуя по колее, оставленной неизвестной машиной. Парень собрал все, что может пригодиться в пути: свои метательные ножи, двуствольное ружье старика в седельной кобуре, немного провизии и воды; для перевозки хромающего волка приспособил найденную тележку на тонких колесах и за оглобли приторочил к седлу наподобие тачанки. Недовольно ворчащего Беса пришлось укладывать на руках. Хотел помочь старику похоронить прибитые к пугалу останки тел, начавшие ощутимо пованивать, но тот отказался.
Стоя у разбитых ворот стойбища, проверяя упряжь и подтягивая дорожные мешки, Назар в душе был полон оптимизма и надежды. Он торопился спасти Майку. Ернар же молча сидел неподалеку и наблюдал. Парень закончил подготовку и обернулся к старику:
– Пора прощаться Ернар-ага. Спасибо вам за все.
Подошедший старик обнял Назара:
– Будь здоров, сынок. Пусть Создатель не отвернет от тебя взора, не оставит в трудную минуту. И еще, балам, помни про обещание.
– Я помню, Ернар-ага, – Назар посерьезнел. Поставив ногу в стремя и, взявшись за луку, рывком запрыгнул в седло.
– Держи, она тебе пригодится, – старик протянул парню свою камчу. – Без коня мне она без надобности.
Назар взял в руку короткую нагайку. Хлесткий вываренный ремень на козьей ноге с копытцем, обтянутой кожей и подбитой медными и серебряными гвоздиками.
– Мне нечего дать вам взамен, – потупился Назар.
– И не нужно, парень. Прощай. – Старик хлопнул лошадь по крупу. Заржав, конь сорвался с места.
Военврач продолжал стоять, провожая долговязую фигуру на старом коне, пока оба не скрылись за холмом. Вздохнув, Ернар похлопал себя по кобуре, в которой до времени покоился маленький самодельный пистолет, и зашагал к пугалу.
Глава 2. По следам смерти
Когда слышишь слово «степь», то сразу представляешь плоскую как стол равнину, пыльную, с редкими проплешинами из пшенично-желтого ковыля, но это не так. Она умеет быть полной трав и цветов. Степь – проматерь всех ныне живущих, от мышей-полевок до людей с начала времен. Именно из древних жарких равнин пришел австралопитек. Именно здесь творил историю Александр, прозванный «Македонским», и Тимуджин, известный ныне как Чингисхан. Степь – это жизнь и смерть народов. Вот и сейчас, Басмач, сидя на пригорке, разглядывал лежавшую у подножия долину и хотел жить, а вернее есть.
Старенький, изрядно обшарпанный и маломощный, всего лишь семикратный бинокль «Беркут» Басмач приложил к глазам, выискивая цель. А цель, к слову, была хитрой. То тут, то там над раскаленной землей с вьющимся маревом вскакивали и замирали «столбики».
«Один, два, три, пять… Целый выводок, упитанные. Хм, а вот и вожак, кило на десять потянет», – размышлял про себя Басмач, разглядывая игры сурков в оптику. Сурки байбаки устроили свои гнездовища на широкой проплешине, которую наверняка сами и соорудили, начисто выкосив своими зубищами всю растительность почище сенокосилки. А вокруг плеши росла не высокая, ниже колена трава. Луг, самый настоящий цветущий луг посреди степи.
Басмач убрал бинокль и с сомнением посмотрел на свою винтовку: старенькую и вытертую СВТ-40, которая наверняка лично помнила товарища Сталина.
Важнее было другое, а именно: что останется от сурка после попадания тяжелой винтовочной пули? Нет, что-то точно останется. Например, четыре лапки и брызги внутренностей на пыльной земле. И патроны ой как следовало беречь. М-да.
Сурок зверек хитрый и, что плохо, мастерски владеет подарками матери-природы – хорошим зрением и неплохой скоростью. Бить сурка нужно метров со ста, в голову, из мелкашки… Басмач снова вернулся к наблюдению за дичью. И она, в смысле дичь, вовсю резвилась на лугу.
Продолжалось это довольно долго, пока толстому вожаку, видимо, не надоело стоять столбом под палящим солнцем, и он решил прогуляться. Вместо него тут же выросло уже двое часовых. Тяжело переваливаясь на коротких лапках, царь местных байбаков отправился пастись в сторону, потихоньку приближаясь к неглубокому устью давно высохшего ручья, идущего параллельно луга с норками. Басмач быстро спрятал бинокль в кожаный чехол, и принялся рыться в заплечном рюкзаке, такую возможность упускать не следовало. Выудив из недр сидора стальную рогатку и вжимаясь в землю, раскорячившись «крабом», очень и очень осторожно спустился с возвышенности.
Выгнутая из прута «шестерки» рогатка, с удобной рукоятью от рубанка, рамочным упором и подобием прицельных приспособлений. Не заводская конечно, сам мастерил. Но главное в ней был жгут, а, вернее, тонкая синяя трубочка из силикона, деталь от какого-то гоночного автомобиля еще тех, счастливых довоенных времен… Целых десяток патронов «семерки» пришлось отдать на торговище под Ахтюбой. Почти состояние!
Проползя на пузе почти три сотни метров по дну сухого ручья, Басмач подобрался к пасущимся зверькам. Осторожно высунулся из-за бережка, поросшего чахлыми кустиками.
«Ага, попался толстый», – ухмыльнулся в бороду Басмач, зажимая кожаной пращой собственноручно отлитый шарик из свинца и натянув жгут. Кепка осталась вместе с рюкзаком там, на камне, так что разошедшееся солнце изрядно припекало лысину. Осень, последние деньки, впереди зима.
Сурок, отъевшийся за лето, почти круглый, с шерстью чуть песочного цвета, тем временем, совсем позабыв об осторожности, подошел к засаде метров на двадцать и принялся копать какие-то корешки. Медлить было нельзя. Басмач рывком поднялся с лежбища и с хлестким щелчком отправил тяжелый шарик в полет.
Костер, разведенный в тени низкорослого и корявого клена, весело потрескивал, а Басмач, расположившись чуть поодаль в низине, ловко орудуя ножом, потрошил очень жирного сурка.
Способов, которыми можно приготовить байбака, много до безобразия: в сметане, с овощами, приправами. А можно и по-монгольски, срезав голову и вынув потроха, накидать в сурка, как в чулок, раскаленные камни из костра и туда же натолкать сурчиный ливер, а после завязать. Получившийся таким макаром шар опалить на огне, избавившись тем самым от шерсти и блох.
Но подобные кулинарные извращения либо недоступны, из-за отсутствия овощей, либо откровенно противны. Да и для варки запаса воды осталось всего ничего. Потому освежеванный, нарезанный кусками и тщательно сдобренный драгоценным черным перцем байбак шкворчал на раскаленной сковородке, распространяя вокруг просто сногсшибательный аромат. Тщательно выскобленная шкурка же, растянутая на палочках, сушилась в теньке. Для обмена вполне пригодится.
Басмач время от времени переворачивал тонкие полоски сурчатины, прожаривая мясо насквозь, чтобы с как можно большей вероятностью избавиться от трихинелл. Эти микроскопические черви-паразиты очень уж любят селиться в дичи, а затем в том, кто ее съел. Сдохнуть от червей в легких и мышцах Басмач не планировал.
В дополнение к сурчятине пригодилась черемша – дикий чеснок, растущий тут же буквально под ногами, и кружка отвара из корня одуванчика. Конечно, с настоящим кофе из медной турки, сготовленном на горячем песке, не сравнить, как говорится и рядом не валялось, но выбирать не приходится. Единственно, что в сытном обеде оказалось жирным минусом, так это отсутствие хлеба.
Досыта наесться хорошего ноздреватого хлеба со сладкой хрустящей корочкой была давняя мечта Басмача. Ни золота, женщин и власти не хватало для счастья. А попросту хлеба.
Насытившись, Басмач закопал останки сурка, закидал костер землей и, достав из рюкзака потускневшую от времени карту в затертом целлофане, стал прокладывать маршрут. Карта, кстати, была вовсе не сверхточной военной и даже не типографской, выдранной из учебника по географии края, нет. Всего лишь плохая копия, местами размытая попавшей водой и дорисованная карандашом от руки.