Непокоренный «Беркут»

– Да нет, все нормально, сидим в автобусах в резерве. Как кормят? Кормят нормально. В «дебчика» играем. Ну, все, давай, пока, наша очередь играть, – отмазался Иван. А сам, подложив под голову шапку, облокотился на мраморные перила и, вытянув ноги, постарался расслабиться и унять противную дрожь. «Как мало человеку нужно для счастья, – подумал Иван, – в автобусе так не растянешься, ночью раза три выходил на улицу размять затекшие ноги. Хорошо, дома взял маленькую подушечку под голову: „Старый воин – мудрый воин“, положил мешок со спецсредствами, на него подушечку и домашняя перина готова». Из задумчивости милиционера вывел женский голос. Подняв голову, он увидел женщину бальзаковского возраста в норковом полушубке и высоких черных ботфортах. Она стряхивала дождевые капли с зонта прямо на пол, с недовольным выражением лица обращаясь к седому мужчине лет пятидесяти, одетому в длинное кашемировое пальто, с портфелем в правой руке.

– Виктор Леонидович, ну что это такое, сидят на ступеньках, кто их сюда пускает?

– Любочка, пусть ребята погреются, это же наши защитники, притом, что выше первого этажа их не пускают, – успокоил он женщину, которая капризно кривила пухлые губки. И переключившись на другую тему, парочка зашла в приехавший лифт.

«Ну, спасибо, Виктор Леонидович, заступился, – подумал Иван. – Мы для них обслуживающий персонал, как дворник или уборщица, а может вообще, как собака во дворе, выше первого этажа не пускают. Да, поменялись люди». Иван вспомнил 2004 год, «Оранжевую революцию»: в администрации президента поддатый веселый начальник отдела предлагал «Хеннеси» отметить рождение внучки. От коньяка тогда отказались, но чаем он напоил, еще и печенья принес, хороший мужик, душевный, а сейчас?

– Выходим на улицу. Смена! – крикнул ротный. Все засуетились, стали одеваться. Выйдя на улицу опять под холодный дождик, Иван заметил, что людей перед Кабмином стало гораздо меньше, стоят, в основном, молча, иногда выкрикивая лозунги и речевки, вроде бы как смену отбывают.

– А где командир? – спросил Иван у ротного.

– Да их какой-то тип в гражданке собрал, – ответил ротный, – новые цэу раздает.

Через некоторое время пришел командир.

– Собирайте всех. Командиры рот пусть проверят и в автобус.

– Что-то он не в духе, – сказал ротный, – наверное, на верху опять чем-то недовольны.

В автобусе было сыро и холодно.

– Игорек, заведи возыка и печку на всю включи. Ты что, не мог натопить до нашего прихода? – спросил Иван.

– Откуда я знаю, когда вы придете. Позвонить надо было. Что солярку зря палить, – бурчал водитель. На верхних поручнях бойцы развешивали мокрые бушлаты и свитера, переобувались в тапочки, а мокрые берцы ставили к печке автобуса, места для всех не хватало, поэтому занимали очередь. В автобус зашел фельдшер и, стоя в дверях, спросил:

– Больные есть? О, вы уже по-домашнему, бельишко постирали и развесили.

– Я чувствую, заболеваю, есть спиртик для внутреннего растирания и сугрева? – поинтересовался Гена, стягивая мокрый свитер через голову.

– Спиритка нет, а чтоб согреться, иди с пацанами в прогресс, поиграй эспандером. Сразу согреешься, – не растерялся фельдшер.

– Ген, пойдем, сольешь мне, умоюсь. Балабол, – позвал Иван.

– Игорек, пожрать привозили?

– Да! Там в ящике картонном сухпай сзади стоит. Есть будем? – поинтересовался Игорь.

Иван разделся до пояса и на улице, громко фыркая, обмылся. Обтерся, натянул сухое белье. Зайдя в автобус, достал из чехла нож и стал нарезать сало, которое захватил из дома. В дверях показался командир второго взвода Григорий Иваныч, суровый мужик с непререкаемым авторитетом, и сказал:

– Старшие автобусов к командиру.

Иваныч был старожилом, помнил «Беркут», еще когда он только начинал формироваться, так сказать делал первые робкие шаги. В те далекие времена «Беркут» назывался ОМОН и создавался из сотрудников патрульно-постовой службы. Традиции только начинали формироваться, давая первые робкие ростки. Бывает, ему задают вопрос:

– Григорий Иваныч, чего на пенсию не уходишь?

– А что я там делать буду, здесь я в коллективе, среди ребят, а там на печке лежать.

Иваныч в свои года еще спокойно мог на турнике несколько раз подъем-переворот сделать и в рукопашке некоторым молодым фору может дать.

– Григорий Иваныч, есть будешь, все свеженькое, домашнее? – спросил Гена.

– Да нет, там командира водитель поляну накрывает, – ответил он.

– Ну не дадут поесть. Вы нарезайте все, а я сейчас быстренько смотаюсь к командиру и подскочу, – сказал Иван, накладывая на хлеб сало. Подходя к машине командира, Журба постарался побыстрее дожевать бутерброд.

– Вроде бы все собрались? Вы с Григорий Иванычем, смотрю, не торопитесь, – обратил внимание командир на подошедших, – ну да ладно, разберемся.

– Сухпаи у всех водители автобусов получили?

– Так точно! – раздалось нестройно со стороны старших автобусов.

– Сегодня опять ночуем в автобусах, ситуация напряженная, поэтому не расслабляемся, рации чтоб работали, разобрались, где одежду просушить? – спросил командир.

– Да. В автобусах поразвешивали, водилы печки на всю включили, – ответил за всех Иваныч.

– Больных много? – задал вопрос командир фельдшеру, открывая багажник своей машины.

– Фельдшер, иди, получи капли глазные, что ты просил, и бинты. Сегодня в госпитале МВД дали.

Фельдшер, укладывая медикаменты в мед сумку, ответил:

– Двое, что вчера газа нанюхались, и сегодня два человека с невысокой температурой. Я им таблеток дал, до завтра будут в строю.

– Понятно. Еще вопросы есть? Нет. Ну, тогда все занимаются своими делами, идите, ужинайте. Мы тоже немного перекусим, – улыбаясь в предвкушении ужина, командир, потер руки.

Иван пришел к автобусу как раз вовремя, стол уже был накрыт. Поужинав, вышли на улицу покурить, где опять взялись обсуждать политику и действия президента. Журба отошел ото всех и встал у парапетов, смотря на Киев. Надоели со своей политикой, переливают из пустого в порожнее. И почему людям спокойно не живется? Вечно хочется что-то поменять, неудовлетворенность и сразу появляются политики, как демоны искушения, они подогревают желания своими обещаниями и рассказами, что завтра будет лучше, чем вчера. Многие доверчивые граждане ведутся на эти хитрые посулы, даже не пытаясь анализировать, чем придется заплатить за свою наивность. Не зря дед говорил: «Дармовой сыр только в мышеловке». Деда своего Журба уважал. Дед прошел войну, под Харьковом попал в плен, бежал. В Польше был тяжело ранен. Служил честно, хотя никакими выдающимися наградами не отмечен. Все плен ему простить не могли. После войны в колхозе трактористом работал, дом отстроил, который фашисты разбомбили, когда деревню бомбили. Воспитал трех сыновей и дочь. Хотя уже пять лет как деда нет, Иван с любовью его вспоминал и считал его примером для подражания. Надо позвонить домой жене и дочкам да идти уже спать, думал Иван.

Журба проснулся от того, что его подбросило на сиденье и мешок со спецсредствами свалился на пол. Посмотрев в окно, заметил многоэтажки. Автобус подбрасывало на ямах. На улице серело, но день еще не наступил. Было видно одиноких прохожих, которые зябко кутались в свои курточки и пальтишки, а злой ветер резкими порывами пытался забраться им под одежду.

– Куда едем? – спросил он у Гены, который на другой стороне рассматривал Днепр и корабли у причала.

– Поселяться, где-то за Киевом, сказали, вроде в общаге, – ответил Гена, не отрываясь от окна.

– Жвачка у кого-нибудь есть, зубы почистить? – поинтересовался Иван.

– На, – протянул полупустую пачку «Дирола» Андрей. Иван смотрел в окно, медленно пережевывая жвачку. Настроение было на нуле и стремилось упасть еще ниже, так хотелось набить кому-нибудь морду. Он понимал, командировка затягивалась. Когда в 90-х Иван пришел в «Беркут», немного поработал, понял – не все так просто, как он мечтал и представлял себе там за забором. Да, есть крутые задержания, преследования и погони, но есть и обратная сторона, когда нужно ездить по прокуратурам и раз за разом отписываться от многочисленных жалоб адвокатов тех, кого ты задерживал, а в прокуратуре, когда начинаешь что-то доказывать, тебе говорят, ехидно улыбаясь: «Знаем мы вас и как вы работаете». Многочасовое сидение в судах в ожидании судебного заседания, где судья пытается уличить тебя в неправомерных действиях, а потом от знакомых оперов узнаешь, что преступника выпустили, еще и извинились, а у тебя в душе остается горький осадок от даром понаделанной работы. Есть еще сидение в автобусах сутками, когда на улице жара за сорок, выходить нельзя, даже двери открыть нельзя. Ты сидишь в полной экипировке весь мокрый. У всех нормальных людей праздники, а у тебя самые горячие дни. Не раз приходилось встречать, стоя в цепи, весело смеющихся друзей, попивающих пивко и жующих чипсы, танцующих под музыку, льющуюся со сцены. А еще есть граждане, которые получают неземное блаженство, пытаясь унизить человека в форме и самоутвердиться, делая все наперекор. Иногда приходишь домой, и руки от нервов трусятся. Распланировать время дня на три нельзя, только куда-то собрался – звонок: «Давай в подразделение. Тревога!». Сколько раз жена говорила: «Бросай ты свою ментовку, у моего дядьки заместителем начальника охраны пойдешь, там в два раза больше зарплата и стабильный график, уже твои постоянные командировки надоели, дома не живешь». Иногда закрадывались сомнения, и думал, а может ну его все, пойти на гражданку, буду два раза в неделю в бассейн ходить, по выходным на природу с семьёй выезжать, рыбалка. Тихе життя. И каждый раз отвечал жене, кто-то должен и эту работу делать, если все ассенизаторы пойдут в пекарни, то пекари в дерьме утонут. За что работаешь? А кто его знает? На деньги, что получаешь, сильно не разгуляешься, но и с голода не помрешь. Неоднократно приглашали и комерса охранять на гражданке, но не мое это, и из ГАИ звали, не могу, как они работать. Правильно дед говорил: «Только та работа твоя, которая удовлетворение приносит. Придешь после работы домой, а на душе соловей поет, значит, не зря день прожил». Зашел в спортзал, грушу помесил, вроде легче стало. После задержания с пацанами пивка с рыбкой взяли, посидели, поболтали. Догнали преступника, который у старушки сумку с пенсией вырвал, вернули, а у нее слезы радости текут, и спасибо вам говорит. Заложников освободили, выводишь, они за тебя схватились как утопающий за соломинку, в глазах слезы и благодарность. Приезжаешь на вызов, групповая драка, райотдел тебя встречает словами: «Ну вот, наши птицы приехали, сейчас наведут порядок». Наверное, за такие вот моменты и работаешь, а может и…