Страница 10 из 100
Фотий усадил Феофана и доброжелательно заглянул в глаза. Был он с длинной белой бородкой и слегка ввалившимися щеками, но не в самом преклонном возрасте — лет, по-видимому, шестидесяти пяти. Лишь отсутствие половины зубов и морщинистая кожа на тонкой шее придавали ему стариковский вид. Задал первый вопрос: верно ли, что вместе с Евстафием юноша расписал церковь Покрова Богородицы? Софиан ответил:
— Помогал учителю. Третьим с нами работал подмастерье Филимон.
— Видел, видел ваше творение. Сделано отменно! Луч от солнца падает на лик Пресвятой Девы, и глаза Ея, обращённыя на Святого Младенца, прямо-таки светятся нежностью. Чудно, чудно! У нас при монастыре тоже есть небольшая иконописная мастерская. Два монаха трудятся, ты бы к ним присоединился, а?
— С превеликой радостью, ваше высокопреподобие.
— Наш-то монастырь строг не больно. Вместе только молимся, живём и питаемся порознь, не ведём общего хозяйства. Новый Патриарх против этих вольностей, хочет, чтобы все киновии[3] были по примеру афонских. А по мне, это отпугнёт многих верующих. Надо, чтобы каждый выбирал аскезу по силам. И Господь наш, Иисус Христос, совершенно не призывал паству, чтобы бросила суетные мирские дела и жила одними молитвами, истязая плоть. Нет, напротив! Пребывать в миру и при сем не грешить — много тяжелее, чем отгородиться от искушений непреодолимыми стенами. Ты-то постригаться не думаешь?
— Не решил пока.
— Торопиться не стоит. Походи в послушниках, приглядись к нашим правилам и канонам, пообщайся с братьями. И тогда делай выводы. Никого неволить не смеем. Постриг — выбор добровольный, надо приходить к нему одному, без чужих советов, как и к таинству смерти.
Говорили долго. Феофану Фотий чрезвычайно понравился, молодой человек больше не боялся своей новой участи, даже радовался во многом — жить на берегу моря, в тишине и покое, заниматься любимым ремеслом, в окружении славных, благообразных людей, но при этом иметь возможность видеться с друзьями, продолжать учиться у Аплухира — разве не великое счастье? И владыка остался доволен собеседованием — юноша серьёзный, вдумчивый, не дёрганый, может рассуждать о Святом Писании, о трудах и подвигах праведников, и ведёт себя скромно, не рисуется, не стремится выглядеть лучше, чем есть на самом деле. Ясно, что послушничество для него — только способ избежать мирского суда (о котором упоминал Евстафий), ну да ничего, к Богу можно идти разными путями; даже если не сделается монахом, пребывание в монастыре благотворно повлияет на его ум и душу.
Вскоре, на одной из вечерних служб, Фотий объявил инокам, что у них в братстве прибавление — в новые послушники принят Феофан Дорифор по прозвищу Софиан, ученик живописца, даровитый молодой богомаз. Жить он может и дома, и в одной из келий, а его духовным отцом будет сам игумен. Чернецы одобрительно закивали, глядя на стоявшего чуть поодаль юношу. А по завершении литургии многие подходили знакомиться.
Братья Ириней и Аркадий повели его посмотреть на иконописную мастерскую — очень бедную, по сравнению с предприятием Аплухира. И работы, что показывали монахи, показались Феофану чересчур примитивными; даже Филька в своих ранних подражаниях так не опускался. Но сказать правду было совестно, и племянник покойного Никифора не хотел обижать этих простодушных трудяг, искренних в желании рисовать строго как предписано. Дорифор промямлил:
— Очень хорошо... крепко сделано... — А потом спросил: — Можно я добавлю к лику Святого Михаила несколько мазков?
Ириней с сомнением поглядел на Аркадия, но, как видно, тоже не хотел обижать юного послушника и кивнул:
— Что ж, изволь. Ученик Аплухира знает, что творит.
Феофан взял из шкафчика чашечку со светлым пигментом, тонкую колонковую кисть, помешал слегка краску и стремительно нанёс на угрюмый фон светлые штрихи — возле глаз и носа. Неожиданно плоское изображение покровителя монастыря изменилось — сделалось объёмнее, резче, выразительнее, как-то по-особому заиграло, вроде ожило.
— Пресвятая Дева! — вырвалось у Аркадия. — Ну и чудеса! Да твоею дланью водит Сам Господь!
Сын Николы смутился:
— Будет вам смеяться! Просто так, по-моему, интереснее.
Ириней сказал:
— Завтра ты исправишь все другие наши работы.
— Коли в том возникнет сия нужда...
— Безусловно, возникнет. А пока приглашаю посетить мою келью: у меня есть приличное вино, жареная курица и овощи — надо же отметить, как подобает, новое твоё положение в нашем грешном мире.
— Пить в монастыре? — удивился юноша.
— Что ж, по-твоему, монахи — не люди? Красное вино хорошо настраивает на божественный лад...
Быть послушником оказалось совсем не плохо. А митрополит назначил разбирательство дела об убийстве Никифора на конец сентября.
4.
В Рождество случаются разные таинственные вещи, и декабрь 1352 года в жизни Феофана не стал исключением.
Полностью оправданный на митрополичьем суде, он ходил в послушниках больше четырёх месяцев, ночевал и в монастыре, и дома, продолжал брать уроки у Евстафия, помогал Иринею и Аркадию в мастерской. Дядино предприятие тоже процветало — Аплухир временно распоряжался в нём, будучи опекуном несовершеннолетнего племянника Никифора, нанял нового столяра, взял мальчишку-подмастерья, и заказы на гробы выполнялись бесперебойно, в срок. А доходы шли на счёт Софина, под хорошие проценты, в банк генуэзской Галаты — «Гаттилузи и сыновья».
Дорифор-младший побывал за это время в Галате дважды: первый раз — с Аплухиром, при открытии счета, а второй раз — один, чтобы взять небольшую сумму на рождественские подарки. На другом берегу Золотого Рога город-крепость поразил воображение юноши с самого начала — прочными наружными стенами из камня, мощными воротами с подъёмным мостом и глубоким рвом. Стены были зубчатые, с узкими бойницами, а из них глядели жерла чугунных пушек. Посреди городка возвышался замок самого Гаттилузи, консула Галаты, и над башней реял флаг Генуэзской республики — красный крест на белом фоне, а в углу, левом верхнем, всадник убивал мечом змея. Католические храмы были строже, чем православные, без традиционных золотых луковок, но зато с прекрасными витражами и лепными фигурами, в том числе и с Распятием. За железными оградами, посреди фруктовых садов, различались дворцы зажиточных горожан, смахивавшие на классические античные, без средневековой суровости. И вообще Галата представляла собой осколок иного мира — пёстрого, яркого, в чём-то карнавального, островок Италии, шумной, непосредственной, эмоциональной, этакий оазис Ренессанса посреди ортодоксальной пустыни. Летом девушки ходили в блузках с короткими рукавами и в приталенных юбках, часто без накидок, лишь в плетёных шапочках, сдерживавших волосы; белоснежные и смуглые шейки юных чаровниц не могли не привлекать мужских взглядов. И мужчины тоже отказались от долгополых одежд, предпочтя им приталенные камзолы и короткие фасонистые плащи.
В банке «Гаттилузи и сыновья» служащие были вежливы, предлагали сесть, выпить прохладительного, улыбались вполне учтиво, но без подобострастия, и работали споро. А при банке имелась ювелирная лавка — в ней племянник гробовщика приобрёл недорогие, но приличные дамские украшения из серебра: три цепочки с камушком и одно колечко. Первые предназначались дочерям Аплухира и жене Иоанна — Антониде, а колечко — Анфиске. Иоанну он купил переводы на греческий язык стихов Петрарки, а Евстафию — доску с неплохой копией картины Джотто «Мадонна с Младенцем, покидающая пещеру в Вифлееме». За товары ещё пришлось уплатить пошлину на воротах Галаты, так что снятых Феофаном денег еле-еле хватило на ещё один рождественский подарок, купленный уже в Константинополе, в лавке у собора Святой Софии, — Новый Завет в кожаном переплёте, для игумена Фотия.
Всенощную Дорифор-младший простоял в церкви своего монастыря, а потом до утра пил к ел с братьями Иринеем и Аркадием. Выспавшись, отправился поздравить учителя и его наследниц, а приятелю Фильке преподнёс набор колонковых кистей, купленных чуть ранее для себя самого. Аплухир обрадовался доске Джотто, но сказал, что художник слишком реалистичен и пейзаж на заднем плане отвлекает внимание зрителей. Феофану опекун подарил 25 иперпиронов, а его наследницы — вышитые ими самими платки. Лишь у Фильки не было для друга подарка — по причине полного отсутствия денег, но приятель на него не обиделся, а наоборот, отсчитал ему в придачу к кистям 5 монет из преподнесённых наставником.
3
киновия — общежитский монастырь; киновиарх — настоятель, игумен киновии.